«И успел навыдумывать себе неизвестно чего», – пронеслась мысль.
– Ваше сиятельство! – метнулся ему навстречу порученец.
– Дмитрий Всеволодович, биографию Ирины Алексеевны… Как ее фамилия, кстати говоря?
– Иевлева, – открыл папку порученец.
– Прелестно, – сквозь зубы ответствовал родственник императора. – Имеет отношение к генералу Иевлеву?
– Дочь, ваше сиятельство! – бодро отрапортовал подчиненный.
– Замечательно, – поморщился он от неприязни к себе, – у девочки вся семья погибла… Поставьте к дому охрану.
Взял папку из рук опешившего порученца и направился к себе в кабинет.
«Если б там еще было написано, чем ей розы не угодили… А еще лучше, какие цветы она любит. Чем ее можно порадовать?»
– Так, что там у нас? – продолжил разговор сам с собой князь. – Ирина Алексеевна Иевлева. Двадцать шесть лет. Целитель. Так. С пяти лет обучалась в пансионе для целительниц… Золотая медаль. Ага. С пятнадцати лет – столичная Академия Целительства. Красный диплом – кто бы сомневался. Сирота. Вся семья погибла в Мирограде. Сначала мать с сестрой, потом и отец. Девочка осталась жива, потому что на тот момент находилась в пансионе при Академии Целительства в столице…
Вспомнил ее растерянный взгляд, каким она обвела заваленный стол, ее небольшую чистенькую квартирку – и даже не стал читать психопрофиль – на целительниц, как на военнообязанных, он тоже составлялся. Князь попросту понял, что там прочтет: «Независима, упряма, некоммуникабельна со всеми, исключая пациентов. Связей нет».
– И какие цветы дарят девушке, которая никого к себе не подпускает?
Он помолчал, подумал, вспомнил о делах насущных:
– Начальников отделов ко мне на доклад. И как только у Сергея Ивановича будут какие‑нибудь новости по покушению – тоже ко мне.
* * *
В Министерстве безопасности Поморья под командованием Великого князя Радомирова было пять отделов. Первый – отдел внешней разведки, второй – отдел борьбы с врагами внутри государства, третий – отдел пропаганды, четвертый – экономический отдел и отдел пятый – охрана первых лиц государства.
Начальники отделов были в печали. Можно сказать, в тоске. Покушений такого масштаба давно уже не было. И как‑то все привыкли к мысли, что военного положения – такого, как в годы Черной войны и первые пять лет после нее, – тоже не будет. Тяжело ведь жить все время в состоянии боевой готовности, все время ожидая нападения… Расслабились. Размечтались. А вон как вынесло…
– Итак, господа, – обвел тяжелым взглядом князь Радомиров всех присутствующих, – мне вот интересно, где могли встретиться несчастные мальчишки с тем или с теми, кому они помогали убивать меня? В Поморской научной библиотеке? И почему для покушения на меня опять завербовали студентов?
Он злобно скривился и заговорил снова:
– Вам не кажется, что у правящего рода не складывается общение со студенчеством? Двадцать лет назад они уже участвовали в убийстве императора и императрицы. А также князя и княгини Радомировых, обставив все таким образом, что в один день погибли и мои родители, и родители наследника!
Начальники отделов переглянулись. Все понимали, что – да… Виноваты. Прошляпили. И что оправдания им нет.
– И почему в Министерстве безопасности Поморья никто знать ничего не знает о том, что студенты вернулись к прежним развлечениям?
– Мы готовы подать прошение об отставке, – тяжело вздохнул самый пожилой из них – он командовал внешней разведкой еще при покойном императоре. – Этому нет оправдания.
– Не смешите меня, – оборвал его Радомиров. – Вы, значит, в отставку, в поместье, к внукам, – а я это все буду сам расхлебывать? И узнавать у ваших агентов, есть ли внешний след? И искать потоки денежных средств – потому что за меня явно кому‑то заплатили? И все это я буду делать лично?!
Недобрый взгляд в сторону начальника отдела экономики:
– И вообще, я отвлек вас от важных, – это было сказано с иронией, – дел лишь для того, чтобы прояснить свою позицию по данному вопросу. Никаких отставок. Никаких истерик. Никаких интриг между отделами!
И он внимательно посмотрел на руководителей отделов по работе с внутренними врагами и охраны первых лиц. На протяжении этого года они упорно интриговали друг против друга. Все знали, что Андрей Николаевич не выносит идею личной охраны, – и начальники отделов считали необходимым демонстрировать охранникам свое «фи». Особенно старались специалисты из отдела по работе с внутренними врагами. Охранники – будучи людьми злопамятными, а магами сильными – в долгу не оставались. Вот так все друг друга и развлекали. Время‑то мирное… Делать‑то нечего… Вот и допрыгались…
– Ваше сиятельство! – заговорил начальник отдела пропаганды.
– Просто найдите того, кто это сделал, – прервал Великий князь говорящего. – Свободны!
* * *
Князь Радомиров подошел к окну и посмотрел на золотистый отблеск фонарей в бархатно‑черной реке.
– Осень, – тихо проговорил он. – Когда‑то мне осенью стихи писались лучше даже, чем весной…
– А коньяк тебе лучше было пить в какое время года? Осенью или весной? – раздался у него за спиной знакомый голос.
– Коньяк – круглогодично, – с ноткой грусти отозвался князь. – Мне сейчас действительно не помешает напиться. Может, я что и пойму в этой жизни…
– Андрей Николаевич, что за похоронное настроение? – удивился его собеседник. – Живой же!
– Не знаю, Семен Семенович, – обратился князь к старому сослуживцу и своему другу, – не знаю. Как‑то все… бессмысленно…
– Налито, – откликнулся на его философскую сентенцию друг.
Князь Радомиров подошел к огромному столу для совещаний. Взял бокал и молча выпил.
– Вот и хорошо. Вот и ладушки, – неизвестно чему обрадовался Семен Семенович, наливая еще по одной. – А теперь еще раз. И уже с положенным тостом.
– Будем жить! – тостом, положенным на фронте, отозвался сослуживец.
Третьим тостом они помянули всех, кто не дожил.
А там и бутылка закончилась.
Князь Радомиров вызвал ординарца, распорядился подать еще коньяку.
– Кстати, ты ужинал? – спросил его Семен Семенович.
– О… – язвительно отозвался князь. – Я сегодня почти обедал. Мне хватило.
– Понятно, – протянул его друг. – И кто она? Балерина? Актриса? Слушай, а вот почему ты с оперными певицами любовных связей не заводишь? Они очень даже… ничего. С формами! А у балерин – плохой характер. От голода…
– Это не актриса и не балерина. Все гораздо хуже…
Они подождали, пока постучавшийся ординарец войдет и оставит коньяк. Семен Семенович распорядился подать также и ужин.
– Хуже? Насколько?
– Она – целительница. И ей не понравились розы, – печально сказал Радомиров.
– Может, ландыши? – едва слышно сказал его друг. – Лена их любила…
И князь Радомиров внимательно посмотрел на генерала Макарова.
Война… Время, когда кожей чувствуешь каждое мгновение прожитой жизни. Когда сходишь с ума от простых, казалось бы, вещей просто потому, что знаешь – может быть, уже завтра от всего этого не останется даже воспоминаний… От куска хлеба, от рассвета, до которого все‑таки дожили, от глотка свежего воздуха. От близости с женщиной. От любви, которая случилась так не вовремя. Семен Семенович Макаров – тогда еще не генерал вовсе… И Елена. Его Лена. Макаров, так и не узнавший в ту безумную весну, кто она такая. Только то, что Лена любила ландыши и его, Семена.
Комментариев нет