Итак, я был избранником юной, прелестной особы, проживавшей, как я уже сказал, на улице Анфер.
Трижды в неделю я отправлялся, к величайшему ужасу моей несчастной маменьки, с ночным визитом к этой юной и прелестной особе; в десять вечера я выходил из дома, а к трем часам утра возвращался обратно.
Я привык шататься по ночам и, полагаясь на свой рост и силу, не брал с собой ни трости, ни ножа, ни пистолета.
Путь был нехитрый, его можно было бы вычертить на карте Парижа, проведя карандашом по линейке прямую линию: я отправлялся из дома номер пятьдесят три по улице Фобур-СенДени, проходил мост Менял, улицу Барийри, мост Сен-Мишель, улицу Лагарп – она-то и приводила меня на улицу Анфер, – оттуда я шел на Восточную улицу, потом – на площадь Обсерватуар, проходил вдоль приюта Анфан-Труве, миновал заставу и между улицами Пепиньер и Ларошфуко отворял калитку, которая вела к несуществующему ныне дому; возможно, он живет только в моей памяти. Возвращался я той же дорогой, то есть за ночь проходил около двух лье.
Моя несчастная мать очень беспокоилась, не зная, куда я хожу. Что с нею стало бы, если бы она последовала за мной и увидела, через какую мрачную пустыню лежит мой путь начиная с того места, где стоит так называемая Шахтерская школа.
Но страшнее всего были, бесспорно, пятьсот шагов, которые я проходил от улицы Аббе-де-л’Эпе до улицы Пор-Руаяль и обратно. В это время я следовал вдоль проклятого дома.
Должен признать, что в безлунные ночи эти пятьсот шагов доставляли мне особенное беспокойство.
Говорят, у пьяниц и влюбленных есть свой бог. Слава Всевышнему, за пьяниц я ничего сказать не мог, а вот как влюбленный готов был этому поверить: ни разу мне не встретился человек с дурными намерениями.
Правда, подталкиваемый жаждой все проверять, я решил взять быка за рога, то есть проникнуть в этот таинственный дом.
Я стал расспрашивать о легенде, связанной с ним, у девушки, из-за которой я через ночь совершал неосторожность, о чем только что поведал. Девушка обещала расспросить брата, одного из самых крикливых студентов Латинского квартала; ее брат не очень-то интересовался легендами, однако, дабы удовлетворить любопытство сестры, навел справки, и вот какие подробности ему удалось собрать.
Одни утверждали, что дом принадлежит богатому набобу, пережившему собственных сыновей и дочерей, внуков и внучек, правнуков и правнучек – индус живет уже около полутора веков, он поклялся, что ни с кем не будет видеться, станет пить одну воду из источника, есть траву в своем саду и спать на голой земле, подложив под голову камень.
Другие рассказывали, что в этом доме скрывается банда фальшивомонетчиков и все фальшивые деньги, имеющие хождение в Париже, изготовлены между улицами Обсерватуар и Восточной.
Люди набожные шепотом передавали друг другу, что этот дом в далекие времена облюбовал глава иезуитов; навестив братьев на Монруже, он проходил в это необычное жилище через подземный ход не меньше полутора лье длиной.
Впечатлительные люди поговаривали о привидениях, закованных в цепи, о мятущихся душах, о необъяснимом, необычном шуме, нечеловеческих криках, раздававшихся в полночь в определенные дни месяца, в определенные фазы луны.
Те, кто занимался политикой, рассказывали всем желавшим их послушать, что этот парк является частью земель, на которых когда-то возвели монастырь; здесь был казнен маршал Ней, потом семья маршала купила в память о нем земли и дом, соседствовавшие с мрачным местом казни, и, забросив ключ от дома в колодец, а от калитки – через стену, удалилась, не смея оглянуться.
Дом, в который никто никогда не входил, эта дверь, забранная железом, неисчислимые истории о кражах, убийствах, похищениях детей и самоубийствах, витавшие над заброшенным парком, словно стая ночных птиц, правдивые или выдуманные рассказы, ходившие в квартале, сук смоковницы, на котором повесился человек по имени Жорж и который показывали прохожим, когда они останавливались перед решеткой и расспрашивали о мрачном парке, – все это еще больше подхлестнуло мое любопытство, и я решил проникнуть днем в этот безмолвный сад и в этот заброшенный дом, перед которыми трижды в неделю трепетал, проходя ночью.
Садовая калитка выходила на улицу Анфер, а сам дом, как и сейчас, – на Восточную улицу, под номером тридцать семь, то есть был последним перед монастырем.
К несчастью, я был в те времена небогат – поймите меня правильно: я не хочу сказать, что с тех пор очень разбогател, – а потому не мог испытать волшебный ключик, который, как говорят, отпирает все двери, решетки и потайные ходы; тогда я пустил в ход уговоры, хитрости, интриги, лишь бы проникнуть в это недоступное место. Все напрасно!
Можно, конечно, было перелезть через забор. Но это дело серьезное, предусмотренное Уголовным кодексом, и если бы меня схватили во время исследования моего девственного леса и необитаемого или обитаемого дома – кт о знает, что там было на самом деле? – я оказался бы в весьма затруднительном положении, убеждая судей, что залез туда из чистого любопытства.
В конце концов я привык проходить мимо этой стены, над которой возвышались огромные деревья, – их ветви нависали над улицей. Вместо того чтобы ускорить шаг, как бывало поначалу, я замедлял ход, несколько раз останавливался и ловил себя на том, что готов обменять, если бы это было возможно, свое любовное свидание на посещение загадочного сада.
Что сад был в самом деле загадочный, вы и сами скоро убедитесь.
Однажды июльским вечером 1826 года, то есть примерно за год до описываемых нами событий, я перед свиданием поужинал в Латинском квартале и около девяти часов уже был на Восточной улице. Я по привычке поднял глаза на таинственный дом и увидел на высоте второго этажа огромную вывеску, на которой крупными черными буквами было написано:
ПРОДАЕТСЯ ДОМ
Я резко остановился, решив, что мне изменяет зрение. Протер глаза: ошибки быть не могло, слова были написаны так, как обыкновенно пишут в объявлении, вывешиваемом на фасаде:
«Продается дом».
«Ах, черт! – подумал я. – Вот прекрасный случай, которого я давно искал: не будем его упускать!»
Я устремился к двери и, довольный тем, что теперь мне есть что ответить, если меня спросят, чего я хочу, громко постучал.
Никто не ответил.
Я еще раз постучал. Снова ничего В третий, четвертый, пятый раз я бухал молотком в дверь, однако результат был все тот же.
Я огляделся: за мной наблюдал парикмахер, стоя на пороге своего дома.
– К кому нужно обратиться, – спросил я его, – чтобы осмотреть дом?
– А вы хотите его осмотреть? – удивился он.
Комментариев нет