Молодой человек учился довольно хорошо, и наградой отцу за его лишения были похвалы сыну: тот прилежно занимался, не шалил и делал успехи.
В восемнадцать лет он окончил коллеж, зная немного греческий язык, немного латынь, немного говорил по-немецки и поанглийски. Заметь, что он знал всего понемногу за полторы тысячи франков, которых стоило отцу его обучение, а немного – это мало. Зато, надобно отметить, он прекрасно играл на фортепьяно, и когда отец спросил, кем мальчик хотел бы стать, тот смело и без колебаний отвечал: «Музыкантом!»
Отец не очень хорошо знал, что такое музыкант. Он представлял себе артиста, дающего концерты под открытым небом на виоле, арфе или скрипке. Но это ничего не значило: сын хотел стать музыкантом, и он был вправе выбирать.
Молодого человека спросили, у кого он хочет продолжать занятия музыкой. Он назвал самого известного пианиста.
С большим трудом маэстро согласился давать по три урока в неделю за десять франков, что в месяц составляло сто двадцать франков.
Между тысячью четырьмястами сорока франками и двумя с половиной тысячами разница небольшая, так стоило ли сокращать содержание бедному мальчику, да и что он вообще мог себе позволить на тысячу сто шестьдесят франков!
К счастью, отцу в то время повысили жалованье на шестьсот франков. Как он обрадовался! Он мог выделить на содержание сына тысячу семьсот шестьдесят франков. Он же сам жил все это время на пятьсот франков – проживет и дальше!
Однако был необходим инструмент. Мальчик мог учиться только на самом лучшем инструменте! Учитель шепнул два слова знаменитому мастеру Эрару, и тот уступил фортепьяно стоимостью в четыре тысячи всего за две тысячи шестьсот франков, и то в рассрочку на два года. Они договорились, что ученик будет выплачивать по сотне франков в месяц из своих тысячи семисот шестидесяти франков.
Через два года ученик добился определенных успехов, по мнению многих, только не своих соседей. (Обычно соседи бывают несправедливы к чужим успехам, которые развиваются у них на виду и, главное, на слуху.) Они полагали, что молодой исполнитель слаб, если не может поскорее преодолевать трудности, которыми потчует их с утра до вечера. Соседи пианиста всегда несправедливы. Однако молодой человек был равнодушен к их несправедливости. Он упорно играл этюды Беллини и вариации на тему «Робин-Гуда» Моцарта, «Freischutz»25 Вебера, «Семирамиды» Россини.
И чем больше он играл, тем все больше верил, что умеет это делать. От веры до ее воплощения в жизнь один шаг. Он шагнул, и довольно удачно.
Но известно, что у нотных издателей, как и у книгоиздателей, один ответ, форма которого может меняться, зато по сути он не меняется, когда речь заходит о тщеславии начинающих романистов или композиторов: «Прославьтесь, и я вас напечатаю!»
По видимости этот круг порочен, потому что можно прославиться лишь после того, как тебя напечатают. Не знаю, как это происходит, но по-настоящему талантливые люди в конечном счете непременно становятся знаменитыми. Нет, я знаю, как это происходит: как произошло с нашим молодым человеком.
Он экономил на всем, даже на еде, и собрал двести франков, на которые издал вариации на тему «Di tanti palpiti»26.
Приближались именины его отца. Вариации были отпечатаны к этому дню.
Отец испытал удовлетворение, увидев, что имя сына напечатано жирными буквами над черными точечками, которые вызывали у него тем большее удовольствие, что он не понимал в них абсолютно ничего. Но после обеда сын сел за инструмент, торжественно поставил ноты перед собой и благодаря Эрару имел в кругу семьи полный успех.
Случай – в те времена его называли Провидением – пожелал, чтобы вариации оказались недурны и имели в свете некоторый успех. Молодой человек напихал в свое сочинение немало трудных мест, которые мог преодолеть лишь он сам, и ввел внушительное число двойных и тройных крючочков, обозначавших шестнадцатые и тридцать вторые доли, которые неопытному музыканту внушали уважение, и юные ученики накинулись на вариации и скоро раскупили весь тираж.
К несчастью, один только издатель смог оценить успех молодого сочинителя, а так как гордыня – великий грех, то он не захотел смущать чистую душу клиента, доверившего ему свои проценты: он уже трижды переиздавал вариации, а клиенту все говорил, что от первого тиража в магазине еще осталась тысяча экземпляров. Однако он согласился напечатать второй его этюд на свой страх и риск, а третий – с разделом прибыли. Разумеется, никакого раздела так и не последовало, зато дело было сделано, и имя нашего молодого человека все чаще стало звучать в гостиных.
Ему предложили давать уроки. Он побежал к своему издателю посоветоваться. Он полагал, что, прося по три франка с отпечатка, торговец завышает цену. Однако тот дал ему понять, что люди, которые платят три франка, способны дать и десять, что все зависит от того, как начать, и что он пропадет, если будет себя ценить ниже, чем за десять франков в час.
– Дядюшка! – перебил графа Петрус, слушавший с огромным вниманием и поразившийся некоторым сходством рассказа с его собственной жизнью. – Знаете ли вы, что эта история очень похожа на мою?
– Ты находишь? – загадочно улыбнулся граф в ответ. – Погоди, у тебя еще будет время сравнить
И он продолжал:
– В то время как наш молодой человек пробовал себя в композиции, он достиг успехов и в исполнении. Однажды издатель предложил ему дать концерт. Молодой человек взглянул на предприимчивого музыкального издателя с ужасом. Но дать концерт было предметом его самых страстных желаний Однако он слышал, что расходы на концерт достигают не меньше тысячи франков. Как отважиться на такое дело? Если концерт не удастся, он будет разорен, и не только он, но и его отец!.. В то время наш молодой человек еще боялся разорить отца.
Петрус взглянул на генерала.
– Вот дурак, правда? – продолжал тот.
Петрус опустил глаза.
– Ну вот, ты меня перебил, и я не помню, на чем мы остановились
– На концерте, дядя Молодой музыкант боялся, что не покроет расходов.
– Верно… Нотный издатель любезно предложил взять все расходы на себя, на свой страх и риск как всегда Благодаря своим нотам он был вхож в лучшие парижские гостиные, что давало ему надежду пристроить некоторое число билетов. Тысячу штук он продал по пять франков, а пятнадцать щедрою рукой отдал исполнителю, чтобы он мог пригласить родных и друзей.
Само собой разумеется, папаша сидел в первом ряду. Это, вероятно, вдохновило нашего дебютанта, и он стал творить настоящие чудеса. Успех был огромный. Расходы антрепренера составили тысячу двести пятьдесят франков, зато прибыль – шесть тысяч.
«Мне кажется, – робко заметил молодой человек своему издателю, – что у нас на концерте было много зрителей».
Комментариев нет