Самым драматичным в «Поэтических воззрениях» чувством является патриотизм. Бесконечно обращаясь в своих текстах к историческим аналогиям, Соколов поначалу дает читателю возможность надежды на доброе разрешение российской истории. Здравый смысл, никогда не будучи у нас в почете, все же время от времени торжествует. К концу первого тома надежды у читателя не остается никакой. Последние сомнения в том, что нет ни малейших оснований для оптимизма, умирают в мучительных корчах на последних страницах тома.
Но сам характер дарования Соколова не позволяет остаться в отчасти даже сладостном унынии: второй том кишит таким количеством политических идиотов, что сама собой приходит мысль о невозможности длить и дальше этот маразм. По сути дела, автор предлагает читателю укрепиться сердцем, надеяться на добронамеренность Всевышнего, да и самому не плошать. Природа патриотизма по Соколову такова, что любить Родину надо с открытыми глазами, превозмогая ненависть и бессильную ярость в отношении ее многовековой мерзости; уважение к собственной стране и истории ничуть не исключает просвещенного презрения к ним же; отсутствие каких бы то ни было обольщений насчет будущего ни в коем случае не должно влечь к бездействию в настоящем. С точки зрения этики и морали это, собственно, и есть правая доктрина, и здравый смысл – пророк ее.
Особенно примечательной в книге Соколова кажется глубина и последовательность понимания требований к гражданину как частному лицу. Сдержанная и строгая манера взаимоотношений с властью, способность видеть себя и свои поступки со стороны, умение сочетать нравственность с прагматизмом – все эти довольно прозаические вещи производят сегодня совершенно ошеломляющее впечатление.
Чувство долга есть не что иное, как одна из форм понимания одиночества. Того тотального одиночества, которое не позволяет договориться людям, связанным кровным родством, узами дружбы или любви, единым кодексом вкуса, еще чем. Человеку доступны лишь две возможности разделенного переживания – сексуальная и религиозная. Обе кратковременны, экстатичны и совершенно немыслимы как способ самоорганизации общества. Ни бордель, ни монастырь не являются моделями мира, но лишь слабо отражают его двойственность.
Между тем в России взаимоотношения граждан с властью носят такой страстный характер, который иначе как сексуально-религиозным не назовешь. И все обиды на власть, претензии к ней, отвержение ее или приятие объясняются всегда жаждой разделенного переживания. Соколов поражает именно тем, что четко и бестрепетно отделяет свое индивидуальное понимание гражданского долга от какой-либо страсти и соборности. Два главных антигероя «Поэтических воззрений» – Лужков и Явлинский – не вызывают у протагониста-автора ни гнева, ни ненависти, ни садистического влечения, одну лишь брезгливость да насмешку. Дума, президент, бесчисленные премьер-министры, правительства и кулуарные интриганы – все является лишь поводом для напряженной внутренней работы. Цель этой работы – воспитание в себе и читателе стойкого иммунитета, сопротивляемости абсурду, глупости и легкомыслию.
Этот лохматый и бородатый человек, любящий тяжелую русскую кухню и не менее тяжелую русскую водку, проводящий много времени в деревне, одержимый книгочей и гонитель постмодернизма с политкорректностью, является тем не менее подлинным русским европейцем. Может быть, единственным.
Даниэла Стил. Ранчо. – «ACT», Москва
Если вы – беременная женщина, то эта книга для вас. А если вы – композитор Десятников, то она не для вас.
Даниэла Стил – мать восьмерых детей, писательница-миллионерша, и по тиражам, и по состоянию финансов. Она пишет восхитительные романы-сериалы, рядом с которыми Джеки Коллинз – Лев Толстой. Как и все авторы женских романов, Стил подробно описывает наряды своих героинь. Но вот в чем она новатор, так это в том, с какой подробностью она описывает интерьеры: занавески, пуфики, карнизы, кресла, коврики, краники – все находит себе место на этих трепетных страницах.
Три подруги потерпели крах в семейной жизни и поехали на ранчо, где нашли свое счастье. Одна, правда, в итоге вернулась к мужу. Зато другая – поп-звезда, а третья заболела СПИДом. Есть герой-ковбой, есть герой-писатель. Писатель особенно хорош. Во-первых, как и всякий писатель, он сразу восклицает «Прекрасный сюжет!» по любому поводу. Во-вторых… Да что тут говорить, лучше процитируем: «Он ни дня не проводил без строчки, где бы ни очутился, как бы себя ни чувствовал, в какие бы условия ни попал. Всего раз он сделал перерыв – когда умирала Маргарет». Маргарет – это его жена. Ради нее он был готов на подвиг.
Но не только писатель умен, его возлюбленная (та, которая потом к мужу вернулась) тоже совсем не дура. Вот как она во внутреннем монологе оценивает его славу и успех: «В данный момент две книги Боумена числились среди бестселлеров: одна в твердой и одна в мягкой обложке». Это чистый авангардизм! Давно пора характеризовать книги по типу обложки. Начнем прямо сейчас.
«Ранчо» – это бестселлер в мягкой обложке.
Дороти Л. Сэйерс. Кто ты? – «Пеликан», Москва; серия «Клуб женского детектива»
Знаете, что стало графическим символом серии «Клуб женского детектива» издательства «Пеликан»?
Скважина. Простая замочная скважина. Как хотите, так и понимайте, привет вам от дедушки Фрейда.
Дороти Сэйерс у нас переводили и как Сайерс, и как Сойерс. А в моем учебнике английского языка было несколько отрывков из ее романов, так что с детства я привыкла считать ее одной из звезд этой скважины, женского классического детектива. Все у нее очень английское, лорд Питер Вимси со своим камердинером коллекционирует книги и расследует преступления. Совершеннейшие «Дживз и Вустер» Вудхауза, который, кажется, прямо ее пародировал. Пародировать там есть что, потому что в романе «Кто ты?» любой чуть-чуть искушенный читатель детективов догадается о личности убийцы в первой четверти романа.
Но не в романе дело. Я хочу спеть гимн нашим переводчикам, их редакторам, их издателям. Переводчица романа Сэйерс Л. Володарская решительно ничем не выделяется на фоне своих не менее даровитых коллег, за исключением одной фразы: «Мой друг снял с ее (девушки. – Д. С.) плеча платье, а девушка смеялась…» Я размышляла над этим предложением несколько суток, пытаясь представить себе эту странную картину. Я надевала платье и просила мужа снять его у меня с плеча, но ничего из этого не выходило, платье надо было снимать через голову. Потом я просто вешала платье себе на плечо и брала его оттуда, но так и не могла понять, ни зачем мне было его вешать на плечо, ни что в этом смешного. Примерно на пятые сутки этих упражнений мне пришла в голову простая мысль: девушка, наверное, смеялась, потому что она была больная. Жаль, что в романе она больше не встречается, и мы так никогда и не узнаем, что это была за болезнь.
Тэффи. Проза. Стихи. Пьесы. Воспоминания. Статьи. – Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург
Маленький мальчик днем услышал незнакомое ему слово «бакалавр». Ночью ему снится сон: «Он вошел в большую пустую комнату, в которой уже несколько раз бывал во сне. Там стоял странный гасподин с длинным овечьим лицом, симпатичный и немножко сконфуженный. Он держал в руке распоротую подушку и ел из нее перья, выгребая полными горстями. Ясное дело, что это и был бакалавр». И это ведь цитата из одного из самых грустных ее рассказов – из «Оленя».
Комментариев нет