Почти сразу же возник еще один, неписаный, но тщательно соблюдавшийся обычай: не назначать на краковское епископство священников по имени Станислав. Более того: в течение более чем шестисот лет после смерти епископа Станислава это имя избегали давать новорожденным мальчикам в сменявших друг друга королевских династиях (при том, что до конца XIX века имя «Станислав» входило в тройку самых распространенных в Польше), а когда наступила пора выборных королей, кандидаты с этим именем постоянно отвергались.
Традиция эта оказалась сломанной лишь с наступлением XVIII столетия, печально известного своими «свободомыслием» и «просвещенностью», равно как и открытым пренебрежением к «старым суевериям».
Так вот, как говорилось выше, лишь два короля не исполнили старинный обряд, отказавшись поклониться праху святого Станислава, короновались не в Кракове, а в Варшаве. Лишь они двое в нарушение древней традиции носили имя «Станислав» – речь идет о Станиславе Лещинском (1677–1766) и Станиславе Понятовском (1732–1798). И лишь они двое после Болеслава Смелого стали изгнанниками, свергнутыми с престола и погребенными на чужбине! Лещинский, проживший без малого девяносто лет, на троне просидел лишь пять, с 1704-го по 1709-й. Вторично став королем исключительно благодаря поддержке французских штыков в 1735-м, не удержался на престоле и года и скончался во Франции после тридцатилетнего прозябания в роли приживальщика версальского двора. Понятовский остался в истории с клеймом еще большего несчастливца: именно при нем Польша перестала существовать как самостоятельное государство.
Те, кто материалистически твердит о совпадениях, продиктованных теорией вероятности, разумеется, имеют право считать именно так. Однако ни одна материалистическая версия не в силах объяснить, почему все происшедшее с превеликой легкостью вписалось в рамки древнего «проклятья епископа Станислава»…
Проклятие княгини Раины
Долгие и частые войны, бушевавшие во второй половине XVII века на Украине, втянувшие в свой кипящий водоворот поляков, татар, казаков, русских, турок и литвинов, выдвинули много ярких исторических фигур во всех противоборствующих лагерях. Речь пойдет лишь об одном из наиболее заметных деятелей той эпохи: князе Иеремии (Яреме) Вишневецком. Происходивший из семьи богатейших православных магнатов «русской земли» (именно так, как мы помним, звалась находившаяся в сфере влияния Польши территория нынешней Украины), князь в девятнадцать лет перешел из православия в католичество и стал одним из виднейших деятелей Жечи Посполитой той эпохи, окруженный прямо-таки мистическими любовью и поклонением (о чем свидетельствуют как польские летописцы, так и русские историки). Как уже вскользь упоминалось, в собственно польских землях шляхетство, долгие годы упиваясь своими вольностями и привилегиями, оказалось не в состоянии выполнять главную дворянскую обязанность: воевать за родину. Войны с казаками, татарами и турками легли на плечи главным образом «новых» католиков, потомков знатных православных родов Литвы и «русской земли». В один ряд с Радзивиллами, Потоцкими и Сангушко встал и «князь Ярема», подобно многим в ту бурную эпоху причудливо сочетавший талант полководца и европейскую образованность с дикой жестокостью к противнику. Совсем молодым он заслужил жутковатое прозвище «Ужас козачий», и рассказы о том, как при одном слухе «Ярема идет!» паника охватывала целые города, отнюдь не беспочвенно. Богдан Хмельницкий, которого при всей его человеческой подлости никак нельзя назвать плохим полководцем, публично признавал Вишневецкого своим самым опасным противником. Популярность Иеремии в Польше была столь велика, что его сына Михая Корибута, не блиставшего никакими талантами, избрали королем исключительно из преклонения перед памятью знаменитого отца.
В июне 1651 г. у Берестечко сошлись польская армия и отряды Хмельницкого, к которому прибыл на помощь крымский хан (дело в том, что Богдан, как не без смущения вынуждены признать даже симпатизирующие ему историки, одерживал победы над поляками только в тех случаях, когда действовал совместно с крымскими татарами. Выступив в поход один, он каждый раз бывал бит…). Несмотря на присутствие в польском лагере короля Яна Казимира, войском фактически командовал Вишневецкий, по своему обыкновению лично возглавивший конную атаку. Головорезы «князя Яремы» после ожесточенной рубки опрокинули казацко-татарскую конницу, открыв главным силам дорогу на Киев, который был вскоре взят (тем самым литовским войском, о котором уже упоминалось). Вишневецкий намеревался продолжать преследование противника, пока не захватит Хмельницкого живым – вражда меж ними давно стала личной.
Мы не будем здесь обсуждать, как повернулась бы история, если Вишневецкому удалось бы захватить Хмельницкого, замечу лишь, что в этом случае ни о какой Переяславской раде не было бы и речи. Несколькими днями спустя тридцатидевятилетний «князь Ярема» неожиданно скончался в своем лагере. Смерть молодого удачливого полководца выглядела столь неожиданной и неестественной, что, как частенько случалось в ту эпоху, пошли толки об «измене и отраве». Полковые священники с великими трудами усмирили бунт в лагере – солдаты сгоряча рвались изрубить все ближайшее окружение князя. Чтобы пресечь толки, было проведено скрупулезнейшее вскрытие, отравления не подтвердившее. Уже в наши дни на основании сохранившихся подробных описаний был подтвержден первоначальный диагноз – пищевое отравление, вызвавшее скоротечную дизентерию в тяжелой форме.
Странности начались три столетия спустя, когда исследованию при помощи современнейших методов судебно-медицинской экспертизы подверглись не документы, а сами останки Вишневецкого, хранившиеся в застекленном гробу в соборе Святого Креста[16].
Прежде всего выяснилось, что это – не Вишневецкий. Покойнику из стеклянного гроба было не менее шестидесяти лет. Кто он такой, уже вряд ли когда-нибудь удастся выяснить.
Естественно, встал вопрос: где настоящие останки и настоящая могила Вишневецкого? Оказалось, что «один из славнейших витязей Жечи Посполитой»… так никогда и не был похоронен по христианскому обряду! После долгих поисков остановились на двух наиболее правдоподобных версиях, ждавший погребения гроб с набальзамированным телом князя либо был в 1655 г. уничтожен походя вторгшимися в Польшу шведами, разгромившими в поисках кладов Сокальский монастырь, либо оказался забыт в подвалах и погиб при пожаре 1777 года…
Потом выяснилось, что не существует ни одного портрета князя Яремы, написанного при его жизни, а те, что имелись и считались изображениями Вишневецкого, запечатлели совсем других людей… От воевод и гетманов, не обладавших и сотой долей популярности Вишневецкого, остались в музеях сабли и булавы, золототканые кафтаны и украшения, табакерки и прочие «памятки». Другое дело с Вишневецким: на сегодняшний день не осталось ни одного материального следа, даже паршивенькой пуговицы. Не сохранилось ни единого дома, где ступала нога князя. Словно некий невидимый, неощутимый вихрь пронесся над Польшей, уничтожив все связанное с памятью полководца. Все, к чему прикасались его руки, сгинуло с поверхности земли…
Наиболее смелые историки – конечно, конфузливо обставляя свои высказывания массой материалистических оговорок – стали упоминать о «проклятии Вишневецкого». Разумеется, употребляя робкие, уютные термины вроде: «Как бы…», «Такое впечатление…»
Совсем недавно взорвалась бомба. В архивах был обнаружен документ, чья подлинность сомнений не вызывает: так называемый акт заложения, продиктованный матерью Вишневецкого княгиней Раиной при основании ею православного монастыря в Мхарске. В самом конце по приказу княгини вписаны грозные слова: «…если же кто в грядущем дерзнет посягнуть на сию обитель или отнимать дарованное нами, или найдется кто, посмевший нашей благочестивой и старозаветною верою православною пренебрегать либо отвергнуть таковую – быть тому прокляту, и да рассудит меня с ним правосудие Господне».
Комментариев нет