Врать не стану. Хорошо, что нам все дается легко. Приятно, когда можно натворить почти что угодно и последствий не будет. После окончания школы мы оглянемся назад и поймем, что все делали правильно: целовали самых клевых парней, посещали самые крутые вечеринки, ввязывались в неприятности ровно столько, сколько нужно, слушали слишком громкую музыку, слишком много курили, слишком много пили, слишком много смеялись и слишком мало слушались, да что там, не слушались вообще. Если бы старшие классы были игрой в покер, у нас с Линдси, Элли и Элоди было бы на руках восемьдесят процентов карт.
Поверьте, мне известно, каково быть на другой стороне. Я провела там первую половину жизни. Последняя из последних, худшая из худших. Мне известно, каково пререкаться и драться из‑за объедков.
Так что теперь право выбора за мной. Ну и что? Так уж вышло.
Никто и не утверждал, что жизнь справедлива.
Мы появляемся на парковке ровно за десять минут до первого звонка. Линдси прибавляет ходу и мчится на нижнюю, учительскую парковку, распугав стайку десятиклассниц. Из‑под их курток выглядывают красно‑белые кружевные платьица, а у одной на голове диадема – купидоны, ясное дело.
– Давай, давай, давай, – бормочет Линдси, когда мы едем за спортивным залом.
На нижней парковке есть только один ряд не для учителей, мы называем его Аллеей выпускников, хотя Линдси паркуется на нем с одиннадцатого класса. Это парковка для сливок «Томаса Джефферсона», и если упустишь место – а их всего двадцать, – придется рулить на верхнюю парковку, от которой целых двадцать две сотых мили до главного входа. Однажды мы посчитали и теперь всегда называем точное расстояние, например: «Ты серьезно хочешь топать двадцать две сотых мили под таким дождем?»
Найдя свободное место, Линдси издает возглас и дергает руль влево. Одновременно Сара Грундель на своем коричневом «шевроле» направляется туда же с противоположной стороны.
– Черт, нет. Только не это!
Линдси давит на гудок, а потом жмет на газ, хотя слепому видно, что Сара приехала первой. Элоди охает, когда горячий кофе выплескивается ей на блузку. Пронзительно визжит резина, и Сара Грундель едва успевает затормозить, чтобы «рейнджровер» Линдси не воткнулся ей в бампер.
– Отлично! – Линдси паркуется и выключает зажигание, затем открывает дверцу, выглядывает наружу и кричит Саре: – Прости, киска! Я тебя не заметила.
Конечно, это ложь.
– Супер. – Элоди вытирает кофе скомканной салфеткой «Данкин донатс». – Теперь мои сиськи весь день будут вонять орехами.
– Парням нравятся съедобные запахи, – успокаиваю я ее. – Читала в «Гламуре».
– Засунь печенье себе в трусики, и Пончик набросится на тебя, не успеешь дойти до класса, – ухмыляется Линдси, опуская зеркало заднего вида и изучая свое лицо.
– Может, Сэмми, тебе попробовать это с Робом? – Элоди со смехом бросает в меня испачканную кофе салфетку. – Что? Думала, я забыла о твоей великой ночи?
Я ловлю салфетку и швыряю обратно. Она роется в сумке, и над сиденьем взлетает помятый презерватив с табачными крошками, прилипшими к обертке. Линдси хохочет.
– Дикари! – восклицаю я, беря презерватив двумя пальцами и кидая в бардачок Линдси.
От одного прикосновения к нему я снова начинаю нервничать; низ живота крутит. Никогда не понимала, почему презервативы заворачивают в эти маленькие кусочки фольги, из‑за которой они напоминают лекарства, прописываемые от аллергии или проблем с кишечником.
– Берегите любовь, – изрекает Элоди, наклоняясь и целуя меня в щеку.
На щеке остается большое пятно розового блеска для губ.
– Хватит тормозить, – говорю я и выбираюсь на улицу, пока подруги не увидели, как я краснею.
Мистер Шоу, главный тренер, стоит у спортивного зала, пока мы вылезаем из машины. Наверное, разглядывает наши задницы. Элоди считает, что он выпросил себе кабинет рядом с раздевалкой для девочек, потому что установил в туалете веб‑камеру. А иначе зачем ему компьютер? Он ведь главный тренер. Теперь я вспоминаю об этом каждый раз, когда писаю в раздевалке.
– Шевелитесь, дамы, – подгоняет он нас.
А еще он тренер по хоккею. Забавно, потому что ему слабо даже до торгового автомата сбегать. Он похож на моржа, у него и усы имеются.
– Мне не хочется записывать вам опоздание.
– Мне не хочется вас шлепать, – имитирую я его странно высокий голос, еще одну причину, по которой Элоди подозревает его в педофилии.
Подруги хохочут.
– Две минуты до звонка, – резко добавляет Шоу.
Возможно, он услышал. Плевать.
– Веселой пятницы, – бормочет Линдси и берет меня под руку.
Элоди достает сотовый телефон и в его зеркальной крышке разглядывает зубы, выковыривая кунжутные семечки ногтем мизинца.
– Какой отстой, – сетует она, не поднимая глаз.
– Полный, – соглашаюсь я.
По пятницам бывает тяжелее всего: свобода так близко!
– Убей меня.
– Ни за что. – Линдси сжимает мою руку. – Я не позволю своей лучшей подруге умереть девственницей.
Вот видите, мы ничего не знали.
За первых два урока – искусство и АИПТ («Американскую историю повышенной трудности»; всегда обожала историю) – я получаю всего пять роз. И не слишком переживаю по этому поводу, хотя меня выводит из себя, что Эйлин Чо получает четыре розы от своего парня Йена Доуэла. Мне даже в голову не пришло просить Роба о том же; по‑моему, это нечестно. Нечестно делать вид, что у тебя больше друзей, чем на самом деле.
Как только я появляюсь на химии, мистер Тирни объявляет о внеплановой контрольной. Это серьезная проблема, потому что: 1) я не понимаю ни слова в домашних заданиях уже четыре недели (ладно, после первой недели даже не пытаюсь) и 2) мистер Тирни постоянно угрожает сообщить о низких оценках приемным комиссиям колледжей, ведь многих из нас еще не приняли. Не уверена, всерьез ли он или просто пытается запугать выпускников, но я не позволю учителю‑фашисту лишить меня шансов на поступление в Бостонский университет.
Хуже того, я сижу рядом с Лорен Лорнет, наверное единственной в классе, кто соображает в этом деле гораздо медленнее меня.
Вообще‑то мои оценки по химии в нынешнем году были вполне приличными, и не потому, что на меня снизошло внезапное прозрение о взаимодействии протонов и электронов. Мою стабильную пятерку с минусом можно объяснить двумя словами: Джереми Болл. Он весит меньше меня и пахнет кукурузными хлопьями, зато дает мне списывать домашние задания и наклоняет парту ко мне в дни контрольных, чтобы я могла безнаказанно подглядывать в его тетрадь. К несчастью, перед уроком Тирни я зашла пописать и проведать Элли – мы всегда встречаемся в туалете перед третьим уроком; у нее биология в то же время, когда у меня химия, – и потому не успела занять свое обычное место рядом с Джереми.
Комментариев нет