– Поверить не могу, что нам придется топать двадцать две сотых мили. – Элоди надувает губы. – У меня даже куртки нет.
– Не надо было выходить полуголой, – огрызается Линдси. – Февраль на дворе.
– Я же не знала, что придется идти по улице.
Мы разворачиваемся и едем обратно к верхней парковке, оставляя футбольные поля по правую руку. В это время года поля разворочены: сплошная грязь и несколько заплаток побуревшей травы.
– У меня дежавю, – сообщает Элоди. – Словно мы вернулись в девятый класс.
– У меня все утро дежавю, – слетает с моего языка.
Мне немедленно становится лучше: ну конечно, дело именно в этом.
– Дай угадаю. – Линдси подносит руку к виску и хмурится, делая вид, что размышляет. – Тебе кажется, что Элоди уже когда‑то всех достала с утра пораньше.
– Заткнись!
Элоди наклоняется, шлепает Линдси по плечу, и обе смеются.
Я тоже улыбаюсь. Какое облегчение – сказать это вслух! Все сходится: однажды во время поездки в Колорадо мы с родителями одолели три мили до крошечного водопада в глубине леса. Деревья были большими и старыми, сплошь сосны. Облака напоминали сахарную вату. Иззи была еще слишком маленькой, не ходила и не говорила. Она ехала в рюкзаке на папе и тянула крошечные пухлые кулачки к небу, будто намеревалась схватить его.
В общем, мы стояли и наблюдали, как вода разбивается о камни, и внезапно меня посетило безумное чувство, что все это уже было, вплоть до запаха апельсина, который чистила мать, и отражений деревьев на водной глади. Я была уверена. В тот день все надо мной потешались, так как я ныла из‑за того, что иду пешком три мили, и когда я призналась в своем дежавю, родители засмеялись и заявили, что сочли бы чудом, согласись я пройти так много в прошлой жизни.
Суть в том, что я была уверена тогда точно так же, как уверена сейчас. Всякое бывает.
– О‑о‑о! – Элоди роется в сумочке, выбрасывает пачку сигарет, два пустых тюбика из‑под блеска для губ и сломанные щипчики для ресниц. – Чуть не забыла про твой подарок.
Над передним креслом взлетает презерватив; Линдси хлопает в ладоши и подпрыгивает.
– Берегите любовь? – натянуто улыбаюсь я и ловлю его.
Наклонившись, Элоди целует меня в щеку. На щеке остается пятно розового блеска для губ.
– Все будет замечательно, детка.
– Не называй меня деткой, – бурчу я, бросая презерватив в сумочку.
Мы вылезаем из машины. Так холодно, что слезятся глаза. Я отгоняю дурное предчувствие, которое свербит изнутри, и про себя повторяю: «Сегодня мой день, сегодня мой день, сегодня мой день», чтобы больше ни о чем не думать.
Мир теней
Однажды я читала, что дежавю возникает, когда две половинки мозга обрабатывают информацию с разной скоростью: правая на несколько секунд раньше левой или наоборот. С наукой у меня особенно плохо, так что я поняла не всю статью, но это объясняет странное двойственное ощущение при дежавю, как будто мир – или ты сам – разваливается на половины.
По крайней мере, так я ощущала себя: словно есть я настоящая и отражение меня и я не в силах отличить, кто есть кто.
Проблема в том, что дежавю проходит очень быстро – тридцать секунд, максимум минута, и все.
Но у меня ничего не проходит.
Все повторяется: на первом уроке Эйлин Чо верещит при виде роз. Самара Филлипс наклоняется и гудит: «Наверное, он очень любит тебя». Я прохожу мимо тех же людей в то же время. Аарон Стерн снова разливает кофе по всему коридору, и Кэрол Лин снова орет на него.
Даже слова те же самые: «Тебя что, мама в детстве уронила?» Если честно, это довольно забавно, даже во второй раз. Даже когда мне кажется, что я свихнулась, и хочется вопить.
Но еще поразительнее разные мелкие перемены. Сара Грундель, например. По дороге на второй урок я вижу, как она стоит, опершись на шкафчики, вертит очки для плавания на указательном пальце и болтает с Хиллари Хейл. До меня доносится обрывок их беседы.
– …так волнуюсь. Знаешь, тренер считает, что я вполне могу улучшить свое время еще на полсекунды.
– До полуфиналов целых две недели. Я верю в тебя.
Я останавливаюсь как вкопанная. Сара видит, что я уставилась на нее, и начинает нервничать. Приглаживает волосы, одергивает юбку, которая слегка задралась. Затем машет мне рукой и восклицает:
– Привет, Сэм!
И снова одергивает юбку.
– Вы… – Я глубоко вдыхаю, чтобы не заикаться как идиотка. – Вы обсуждали полуфиналы? По плаванию?
– Да, – оживляется Сара. – Хочешь прийти?
Несмотря на панику, я понимаю, что это очень глупый вопрос. В жизни не ходила на соревнования по плаванию; перспектива сидеть на скользком кафельном полу и наблюдать, как Сара Грундель рассекает по бассейну в купальнике, не более привлекательна, чем рагу с лапшой из «Хунань китчен». Единственное спортивное событие, которое я посещаю, – это матч выпускников, но все равно за четыре года я не удосужилась разобраться в правилах. Линдси обычно приносит фляжку чего‑нибудь спиртного для нас четверых, так что правила не главное.
– Мне казалось, ты не будешь выступать… – Я изо всех сил стараюсь держаться небрежно. – Ходят слухи… что ты опоздала и тренер взбесился…
– Слухи? Обо мне?
Сара широко распахивает глаза, как будто я только что протянула ей выигрышный лотерейный билет. Вероятно, она придерживается принципа «лучше плохое, чем ничего».
– Наверное, я ошиблась.
Вспомнив, что видела ее машину на третьем месте с конца, я заливаюсь румянцем. Ну конечно, сегодня она не опоздала. Конечно, она участвует в соревнованиях. Сегодня ей не пришлось топать с верхней парковки. Она опоздала вчера.
В голове звенит, мне хочется поскорее убраться. Хиллари странно на меня смотрит.
– Все в порядке? Ты такая бледная.
– Да. Абсолютно. Отравилась суши вчера вечером.
Я опираюсь рукой на шкафчик, чтобы не упасть. Сара заводит шарманку о том, как отравилась едой в торговом центре, но я уже удаляюсь. Коридор словно вертится и выгибается под ногами.
Дежавю. Это единственное объяснение.
Главное – почаще повторять. Может, получится поверить.
В таком смятении я едва не забываю о встрече с Элли в туалете у научного крыла. В кабинке я опускаю крышку унитаза и сажусь, вполуха слушая трескотню Элли. Помнится, миссис Харбор во время одного из своих безумных полетов фантазии заявила, что Платон полагал, будто весь мир – все видимое нами – только тени на стене пещеры. Сами предметы, отбрасывающие тени, от нас сокрыты. И сейчас мне кажется, что вокруг одни тени, словно я ухватываю образ предметов прежде, чем сами предметы.
Комментариев нет