Я склонил голову набок, задумавшись, какие из старых историй до сих пор живы.
– Он бросил бутылку в студента? – спросила она.
А. Эта легенда не умрет никогда.
– Да, но не в меня. Самое худшее, что мне доставалось, – это словесные оскорбления.
Руби с облегчением кивнула.
Она сказала, что это «один ответ».
– А другой ответ? – поинтересовался я.
Несколько секунд она смотрела в окно, перед тем как ответить.
– Я оказалась в «Р‑К» и узнала, что вы учились в Оксфорде. И подумала, не были ли вы в программе Мэгги. Оказалось, что нет… но я все равно кое‑что о вас узнала.
В ее словах был какой‑то подтекст, и на миг я подумал, что мне понятен ее недавний нежный взгляд. Но потом она снова ко мне повернулась с блуждающей улыбкой на губах.
– Вы удивитесь, как много можно узнать, просто держа ушки на макушке.
– Просвети меня.
Сев прямо, она начала:
– Вы пришли из лондонского метро и организовали департамент городского планирования. Вы учились в Кембридже, потом получали последипломное образование в Оксфорде и стали самым молодым топ‑менеджером в истории метро. – Руби робко улыбнулась мне. – Вы чуть не переехали в Нью‑Йорк работать в «МТА», но отказались и пришли в «Р‑К».
Приподняв бровь, я пробормотал:
– Впечатляет. Что еще ты знаешь?
Она отвела глаза и вспыхнула.
– Вы выросли в Лидсе. Были звездой футбольной команды в Кембридже.
Она выяснила все это вчера вечером? Или еще раньше, до того, как узнала о командировке? И какой ответ я бы предпочел? Подозреваю, мне это известно.
– Что еще?
Поколебавшись, она добавила:
– Вы водите «Форд Фиесту», и как по мне, это очень забавно, с учетом того, что вы зарабатываете, наверное, больше, чем королева английская, плюс вы известны как стойкий приверженец общественного транспорта, но никогда им не пользуетесь. Еще? Не знаю, как вы умещаетесь в «Форд Фиесту». И вы недавно развелись.
Я сжал челюсти, и мое веселье по поводу ее исследований быстро улетучилось.
– Можно было бы предположить, что такие подробности не обсуждаются на работе и не являются достоянием широкой общественности в интернете.
– Простите. – Руби поморщилась, и я увидел, как она съежилась на своем сиденье. – Я забыла, что не все выросли в семье двух психотерапевтов. Не все мы – открытые книги.
– Мне хочется задать вопрос, как ты узнала о моем разводе, но полагаю, что офисная болтовня…
– Я думаю, что когда я пришла, как раз все это происходило и люди говорили… – Она выпрямилась и взглянула на меня широко распахнутыми извиняющимися глазами. – Но сейчас это не тема для обсуждения, правда.
Могу себе представить, до какой степени я был не в духе, когда Руби пришла к нам на работу. К тому времени Порция так достала меня своими драматическими выступлениями, что мне хотелось спрятаться. Я решил сменить тему:
– У тебя есть братья или сестры или ты одна у своих психотерапевтов?
– Брат, – ответила она и глотнула сока. – А у вас?
– Что? Хочешь сказать, ты не в курсе?
Она рассмеялась, но выглядела при этом смущенной.
– Если бы я попыталась разузнать и такие подробности… это уже попахивало бы сталкингом.
Подмигнув, я произнес:
– Может быть.
Она выжидающе смотрела на меня, и когда самолет начал ускоряться перед взлетом, я заметил, что она вцепилась в ручки кресла. Она дрожала.
Болтовня казалась хорошим способом отвлечь ее.
– На самом деле у меня девять братьев и сестер, – сказал я.
Она подалась ко мне, и у нее отвисла челюсть.
– Девять?
Я настолько привык к подобной реакции, что даже не моргнул.
– Семь сестер и два брата, а я предпоследний.
Ее лоб нахмурился, пока она переваривала эту информацию.
– Мой дом был таким тихим и спокойным… Не могу себе представить ваше детство.
Рассмеявшись, я заметил:
– Поверь мне, ты не сможешь.
– Восемь старших братьев и сестер, – пробормотала она сама себе. – Наверняка временами это все равно что иметь восемь родителей.
– Временами да, – признал я. – Мой старший брат Дэниел был миротворцем. Держал нас всех в узде. Думаю, что тот факт, что девочек было больше, чем мальчиков, тоже способствовал миру. Как правило, мы вели себя довольно прилично. Главным шалуном был мой брат Макс, но ему все сходило с рук, потому что он был милашкой. По крайней мере, он это так преподносит. Я был спокойным ботаником. Довольно скучным.
Секунду она сидела неподвижно, наблюдая за мной, потом попросила:
– Расскажите еще.
Я откинул голову на спинку кресла и глубоко вдохнул, успокаиваясь. Прошли годы с тех пор, как я последний раз так непринужденно болтал с какой‑то женщиной, кроме Порции, сестры или жены друга. Она проявляла искренний интерес и давала мне чувство уверенности, которое я очень давно не испытывал.
– Обычно мы все делали вместе. Организовывали рок‑группу. Решали написать детскую книжку. Однажды мы разрисовали стенку дома пальчиковыми красками.
– Не могу себе представить вас и пальчиковые краски.
Я с преувеличенным драматизмом пожал плечам и улыбнулся в ответ на ее радостный смех. В ее глазах что‑то было, какое‑то облегчение, отчего я начинал испытывать к ней нежность.
Я продолжил совершенно несвойственную мне болтовню, но она слушала меня очень внимательно, задавая вопросы о Максе, о моей сестре Ребекке, о наших родителях. Она интересовалась моей жизнью за пределами работы, так что когда я с дразнящей улыбкой сказал, что ей уже известно о разводе, она спросила, как мы познакомились с бывшей женой. Как ни странно, это казалось совершенно естественным – рассказать, что мы с Порцией познакомились, когда нам было по десять лет, влюбились друг в друга в четырнадцать и поцеловались в шестнадцать.
Я только умолчал о том, что магия начала исчезать три года спустя, в день нашей свадьбы.
– Наверное, это так странно – быть с кем‑то столько лет и потом увидеть, как это заканчивается, – тихо произнесла она, отвернувшись к окну. – Даже не могу себе это представить. – Челка упала ей на глаза; в аккуратном ухе блестела маленькая бриллиантовая сережка. Оглянувшись, она продолжила: – Мне очень жаль, что люди в офисе обсуждали эту тему. Должно быть, это такое вмешательство в личную жизнь.
Я отвел взгляд и промолчал. Любой возможный ответ был бы слишком личным.
Это не странно, и наверное, в этом и заключается самая большая странность.
Я так давно одинок. Почему именно сейчас это меня так беспокоит?
Я никогда не думал, что буду разговаривать на эту тему, и тем не менее. Хочешь, спроси меня еще.
Но через некоторое время молчание стало неловким. Но я видел, что она смотрит в окно, расслабленная и спокойная, и с облегчением понял, что неловкость испытываю только я. Напряжение отпустило меня. Что‑то в ней действовало на меня успокаивающе.
Комментариев нет