– У меня сегодня выходной, – сообщила я, протягивая руку за кофе. Кофе был еще теплым. И я с благодарностью сделала большой глоток. А затем удивленно уставилась на стаканчик. – Эй, постой‑ка! А где ты это взяла? Я ведь заперла входную дверь.
– Спустилась по пожарной лестнице. Но так как денег у меня не было, я сообщила парню из булочной, из какой я квартиры, а он сказал, что ты можешь занести деньги позже. А еще ты должна ему за два рогалика с копченым лососем и творожным сыром.
– Да неужели? – Я вовсе не собиралась с ней миндальничать, более того, я вдруг поняла, что жутко проголодалась.
Она перехватила мой взгляд.
– Ой, рогалики я уже съела. – Она выпустила в потолок колечко дыма. – У тебя в холодильнике хоть шаром покати. Нет, тебе определенно пора навести здесь порядок.
Сегодня утром Лили была совсем другой. Она так разительно отличалась от той девицы, которую я подобрала вчера вечером на улице, что мне с трудом верилось, будто передо мной один и тот же человек. Я вернулась в спальню и, одеваясь, прислушивалась к бормотанию телевизора и шлепанью босых ног Лили на кухню и обратно.
– Эй, как там тебя?! Луиза! А ты не могла бы одолжить мне немного денег? – крикнула она.
– Если для того, чтобы опять нажраться, то нет.
Она без стука вошла в спальню. Я поспешно прикрылась футболкой.
– А можно мне сегодня снова у тебя переночевать?
– Лили, мне надо поговорить с твоей мамой.
– И о чем, интересно, ты собираешься с ней говорить?
– Я хочу понять, в чем дело и что происходит.
Она замерла на пороге:
– Значит, ты мне не веришь.
Знаком велев ей отвернуться, я наконец‑то застегнула лифчик.
– Я тебе верю. Но все должно быть по‑честному. Если ты хочешь что‑то от меня получить, то должна для начала что‑то рассказать о себе.
И не успела я натянуть футболку, как она снова повернулась ко мне:
– Ладно, поступай как знаешь. Мне все равно надо сходить за своей одеждой.
– Зачем? Где ты остановилась?
Она повернулась ко мне спиной, пропустив мой вопрос мимо ушей, подняла руку и понюхала подмышку.
– Можно воспользоваться твоим душем? А то я насквозь провоняла.
Час спустя мы в напряженном молчании уже ехали в Сент‑Джонс‑Вуд. Я была измучена до предела событиями вчерашней ночи, да и вообще, на меня плохо действовала та странная энергия, которую словно излучала Лили. Она непрерывно ерзала на сиденье, курила сигарету за сигаретой, а затем внезапно затихала, погружаясь в свои мысли, настолько мрачные, что я буквально на физическом уровне ощущала их тяжесть.
– Итак, кто это был? Вчерашний мужчина, – безразличным тоном поинтересовалась я, продолжая смотреть прямо перед собой.
– Да так, один человек.
– Ты мне вроде бы говорила, что это твой парень.
– Ну, значит, так оно и есть.
В ее голосе появились жесткие нотки, и она сразу замкнулась. И чем ближе мы подъезжали к дому ее родителей, тем больше она уходила в себя. Лили сидела, скрестив на груди руки, подтянув к подбородку коленки, ее взгляд стал тяжелым и вызывающим, словно она уже вела молчаливую битву. У меня возникло нехорошее подозрение: не соврала ли она случайно насчет Сент‑Джонс‑Вуда, однако Лили махнула рукой в сторону широкой улицы в окаймлении деревьев и велела на третьем повороте свернуть налево. И мы вдруг оказались на широкой дороге между домами, где живут в основном дипломаты и американские банкиры, на дороге, по которой, кажется, никто никогда просто так не ездит. Я подъехала поближе и, раскрыв рот, уставилась из окна на высокие белые оштукатуренные здания, аккуратно подстриженные изгороди из тиса и безупречные ящики для цветов снаружи на подоконниках.
– Ты что, здесь живешь?
Она с такой силой захлопнула за собой дверь, что моя маленькая машина обиженно задребезжала.
– Я здесь не живу. Это они здесь живут.
Она вошла в дом, я последовала за ней, чувствуя себя непрошеным гостем. Мы оказались в просторной прихожей с высокими потолками, паркетными полами и огромным зеркалом в позолоченной раме на стене, на котором уже не было места от белых пригласительных карточек. Антикварный столик украшала ваза с искусно составленным букетом. Воздух был ароматизирован духами.
Откуда‑то сверху доносились возбужденные голоса, кажется детские, хотя трудно сказать.
– Мои сводные братья, – небрежно бросила Лили и прошла на кухню, явно ожидая, что я последую за ней.
А я, застыв на месте, смотрела во все глаза на серую кухню в стиле модерн, с бесконечными полированными рабочими поверхностями из серо‑коричневого искусственного камня. Все вокруг буквально кричало о больших деньгах, начиная от дорогущего тостера фирмы «Дуалит» и кончая огромной навороченной кофемашиной, которой самое место где‑нибудь в итальянском кафе. Лили открыла холодильник и, обследовав его содержимое, извлекла коробку с кусочками ананаса, а затем залезла туда рукой и принялась жадно есть.
– Лили? – Взволнованный женский голос откуда‑то сверху. – Лили, это ты? – Звук торопливых шагов вниз по ступенькам.
Лили страдальчески закатила глаза.
На пороге кухни появилась стройная блондинка. Она удивленно уставилась на меня, затем на Лили, которая как ни в чем не бывало продолжала вяло кидать в рот кусочки ананаса. Женщина подошла к Лили и выхватила у нее из рук коробку.
– Где, черт возьми, ты была? В твоей школе уже рвут и мечут. Папочка обшаривает на машине окрестности. Мы уж, грешным делом, подумали, что тебя убили! Где ты была?
– Он не мой папа.
– И нечего со мной умничать, юная леди! Ты не можешь вот так взять и преспокойно заявиться домой, словно ничего не случилось! Ты хоть представляешь себе, сколько неприятностей нам всем доставила?! Я полночи просидела с твоим братом, а потом так и не сомкнула глаз, поскольку переживала из‑за тебя. Мне даже пришлось отменить поездку к бабушке Хотон, потому что мы не знали, где тебя искать.
Лили окинула мать холодным взглядом:
– Не понимаю, с чего это вдруг ты так разволновалась. Обычно тебе без разницы, где я и что со мной.
Женщина буквально оцепенела от гнева. Она казалась очень худой, такая худоба достигается экзотическими диетами или маниакальными занятиями спортом. У нее была дорогая стрижка – волосы крашеные, но смотрелись естественно – и, насколько я поняла, дизайнерские джинсы. Однако ее выдавало лицо, очень загорелое, но усталое и изможденное. Потом она повернулась в мою сторону:
– Значит, все это время она находилась у вас, да?
– Да, но…
Женщина оглядела меня с головы до ног, и то, что она увидела, ей, похоже, не слишком понравилось.
– Вы хоть отдаете себе отчет, сколько неприятностей вы нам доставили?! Вы хоть представляете, сколько ей лет?! И что, черт возьми, у вас может быть общего с такой юной девушкой?! Вам сколько лет? Не меньше тридцати, да?
– На самом деле я…
– Что все это значит? Лили, неужели у тебя какие‑то отношения с этой женщиной?
– Ой, мама, заткнись, ради бога! – Лили снова взяла коробку с ананасом и теперь задумчиво шарила в ней указательным пальцем. – Это не то, что ты думаешь. Она тут вообще ни при чем. – Лили положила в рот последний кусочек, замолчала, чтобы прожевать, тем самым усилив драматический эффект, и только потом продолжила: – Это та женщина, что ухаживала за моим папой. Моим настоящим папой.
Таня Хотон‑Миллер сидела, утопая в бесчисленных подушках кремового дивана, и помешивала ложечкой кофе. Я примостилась на краю дивана напротив, уставившись на огромные ароматические свечи французской фирмы «Диптик» и изящно разложенные журналы по интерьеру. Я боялась, что если откинусь на спинку дивана, то непременно пролью кофе себе на колени.
– Итак, как вы познакомились с моей дочерью? – устало произнесла Таня. Ее безымянный палец украшали два самых огромных бриллианта, которые мне когда‑либо доводилось видеть.
– На самом деле я с ней не знакомилась. Она заявилась ко мне в квартиру. Я понятия не имела, кто она такая.
Тане потребовалось не меньше минуты, чтобы переварить услышанное.
– Значит, вы ухаживали за Уиллом Трейнором.
– Да, до самой его смерти.
В разговоре возникла короткая пауза, когда у нас над головой раздался грохот и мы, не сговариваясь, посмотрели на потолок.
– Мои сыновья, – вздохнула Таня. – У них… некоторые проблемы с поведением.
– А они… от вашего?..
– Они не от Уилла, если вы это хотели узнать.
В комнате снова стало тихо. Или почти тихо, так как сверху доносились непрекращающиеся яростные вопли. Раздался громкий удар – и наступило затишье, затишье перед бурей.
– Миссис Хотон‑Миллер, – начала я, – это правда? Лили… действительно дочь Уилла Трейнора?
Она воинственно вздернула подбородок:
– Да.
Меня вдруг затрясло, и я поспешила поставить чашку на стол.
– Не понимаю… Не понимаю, как…
– Все очень просто. Мы с Уиллом встречались на последнем курсе университета. Естественно, я была влюблена в него по уши. В него все были влюблены. Хотя, должна вам сказать, это нельзя было назвать улицей с односторонним движением. Ну вы понимаете? – Она сдержанно улыбнулась и замолчала, словно ожидая от меня комментариев.
Комментариев нет