Я не смогла говорить об Уилле, хотя другие говорили о своих утратах так, словно любимые люди по‑прежнему были неотъемлемой частью их жизни и находились где‑то совсем рядом.
– О да, моя Джилли постоянно так делала.
– Не могу заставить себя стереть голосовое сообщение брата. Я должен время от времени слышать его голос, чтобы не забыть, как он звучит.
– Иногда я слышу, как он ходит в соседней комнате.
А я даже не решалась произнести вслух имя Уилла. Их рассказы о семейных отношениях, о тридцати годах брака, об общих домах, детях и так далее заставляли меня чувствовать себя мошенницей. Ведь я ухаживала за ним всего шесть месяцев. Я любила его и проводила в последний путь. Но разве эти, в сущности, посторонние люди способны понять стремительную динамику наших отношений за каких‑то шесть месяцев? Как объяснить им, почему мы без слов понимали друг друга? Почему у нас были свои шутки, свои секреты и своя, быть может, суровая правда? И как сильно эти короткие шесть месяцев изменили мое мироощущение? Ну и наконец, как ему удалось настолько заполнить мой мир, что без него он совсем опустел?
Да и вообще, какой смысл холить и лелеять свою скорбь? Словно постоянно расковыривать рану, не давая ей нормально заживать. Я знала, на что подписывалась. Я знала, какова была моя роль. Но какой смысл пережевывать это снова и снова.
Нет, хорошего понемножку. Ноги моей больше тут не будет. В чем я уже практически не сомневалась. А папе я найду что сказать.
Я медленно шла по парковке, шарила в сумочке в поисках ключей от машины и уговаривала себя, что по крайней мере сегодняшний вечер я не буду куковать в одиночестве перед телевизором, с ужасом думая о том, что уже через двенадцать часов хочешь не хочешь, а придется быть на работе.
– На самом деле его ведь звали не Билл, так?
Я удивленно подняла голову и обнаружила идущего рядом со мной Джейка.
– Да.
– Наша Дафна совсем как настоящая служба теле‑ и радионовостей в одном лице. Намерения у нее самые хорошие, но ты даже не успеешь произнести фразу «реинкарнация грызунов», как все, кто входит в круг ее общения, будут в курсе твоей истории.
– Спасибо, что предупредил.
Он ответил мне широкой ухмылкой и кивнул на мою юбку из люрекса:
– Кстати, клевый прикид. Очень подходит для групповых занятий со скорбящими.
Джейк остановился, чтобы завязать шнурок. Я тоже остановилась и, немного поколебавшись, сказала:
– Прими мои соболезнования по поводу своей мамы.
Джейк нахмурился:
– Не надо так говорить. Это как в тюрьме. Там у человека не положено спрашивать, за что он сидит.
– Правда? Ой, извини. Я не хотела…
– Расслабься. Я пошутил. Ладно, увидимся на следующей неделе.
Какой‑то человек, стоявший прислонившись к мотоциклу, приветственно поднял руку. А когда Джейк подошел к нему, заключил мальчика в медвежьи объятия и поцеловал в щеку. Я даже застыла на месте от неожиданности. В наше время было непривычно видеть, чтобы отец на людях целовал сына, вышедшего из дошкольного возраста.
– Ну и как все прошло?
– Нормально. Как всегда. – Джейк кивнул в мою сторону. – Ой, а это… Луиза. Она новенькая.
Мужчина внимательно смотрел на меня, щурясь от лучей вечернего солнца. Высокий, широкоплечий, со сломанным носом и татуировками на правой руке, внешне смахивающий на бывшего боксера.
– Джейк, была рада познакомиться. До скорого. – Вежливо кивнув отцу Джейка, я помахала рукой и направилась к своей машине.
Но тут я поймала на себе пристальный мужской взгляд и почувствовала, что краснею.
– Вы та самая девушка.
Ох нет, подумала я, неожиданно замедлив шаг. Только не здесь.
Я уставилась под ноги, чтобы собраться с духом. Затем неохотно повернулась:
– Ладно. Как я уже объяснила во время знакомства с группой, мой друг привык сам принимать решения. А мне оставалось только поддерживать его. Но, честно говоря, это отнюдь не та тема, которую мне хотелось бы обсуждать прямо сейчас, тем более с незнакомым человеком.
Отец Джейка упорно продолжал меня рассматривать. Он даже заслонил глаза ладонью от солнца.
– Ну, я согласна, что такое не каждый способен понять. Но что было, то было. Сегодня я не в настроении обсуждать свой выбор. И вообще, я ужасно устала, у меня был еще тот денек, а теперь я просто хочу домой.
– Не знаю, о чем вы тут говорите, – склонив голову набок, сказал он. – Хромота. Просто я заметил, что вы хромаете. Вы ведь живете в районе новой застройки на Хай‑стрит, да? Вы та самая девушка, что упала с крыши. Март. Апрель.
И я сразу узнала его.
– Ой… Вы были…
– Парамедик. Из той бригады, которая вас тогда подобрала. А я все гадал, что с вами потом стало.
У меня словно камень с души свалился. Я обвела глазами его лицо, волосы, руки, рефлекторно, совсем как собака Павлова, восстановив в памяти мельчайшие подробности – успокаивающие прикосновения его рук, звуки сирены, слабый запах лимона, – и облегченно вздохнула:
– Все хорошо. Ну, если честно, не совсем хорошо. У меня штифт в бедре, и новый босс – настоящий засранец, и я – сами видите – хожу на занятия группы психологической поддержки в сырой церковный зал вместе с людьми, которые реально, реально…
– Печальные, – подсказал Джейк.
– Бедро восстановится. И уж точно не помешает вашей танцевальной карьере.
У меня из груди вырвался отрывистый, хриплый смех.
– Ой нет! Нарядом я обязана новому боссу. Тому, который засранец. Обычно я так не одеваюсь. Ладно, проехали. Еще раз спасибо. Ух ты! – Я приложила руку ко лбу. – Надо же, как странно. Ведь вы меня спасли.
– Ужасно приятно снова вас видеть. Нам не часто удается узнать, что стало с нашими пациентами.
– Вы отлично поработали. Просто… Ну, вы были очень добры ко мне. И я этого никогда не забуду.
– De nada.
– Де – что?
– De nada. Испанский. Пустяки.
– Ну тогда беру свои слова назад. Спасибо за пустяки.
Он улыбнулся, отвернулся и вскинул руку. Рука у него была здоровенная.
Оглядываясь, я так и не поняла, что заставило меня его окликнуть.
– Эй!
– На самом деле меня зовут Сэм, – остановившись, сказал он.
– Сэм, я тогда действительно случайно упала.
– Вот и хорошо.
– Нет, правда. Понимаю, вы встретили меня на собрании группы психологической поддержки и все такое, но должна вам сказать, я никогда не стала бы бросаться с крыши.
Он окинул меня проницательным взглядом много повидавшего на своем веку человека, которому не раз приходилось слышать подобные разговоры.
– Что ж, я рад.
С минуту мы просто стояли и смотрели друг на друга. Затем он помахал мне рукой:
– Был рад повидаться с вами, Луиза.
Он надел шлем, Джейк взобрался на сиденье за его спиной. И я поймала себя на том, что провожаю глазами отъезжающий мотоцикл. А поскольку я продолжала смотреть, то заметила, как Джейк, надевая шлем, удивленно округлил глаза. А затем я вспомнила, что он говорил на той встрече.
Сексуальный маньяк.
– Идиотка, – сказала я себе и похромала по горячему асфальту туда, где моя машина потихоньку варилась на вечернем солнце.
Глава 5
Я жила на окраине Сити. А на случай, если я в этом сомневалась, прямо через дорогу был вырыт огромный котлован, окруженный строительным забором, на котором было написано: «ФАРТИНГЕЙТ. ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ СИТИ». Мы находились именно в той самой точке, где к храмам из сверкающего стекла, возведенным для поклонения золотому тельцу, притулились убогие кирпичные дома, в которых разместились магазинчики с восточными пряностями и круглосуточные бакалейные лавки, стриптиз‑бары и непотопляемые конторы заказа такси. Мой многоквартирный дом стоял в окружении складского типа зданий, удивленно и с опаской смотревших на победное наступление стекла и стали; их единственной надеждой на спасение были джус‑бары для хипстеров и временные магазины, торгующие в розницу. Я никого тут не знала, за исключением Самира, хозяина круглосуточного магазинчика, и женщины из булочной; эта женщина всегда приветливо улыбалась, но, похоже, не говорила по‑английски.
Вообще‑то, такая анонимность меня вполне устраивала. Ведь я переехала сюда, в конце‑то концов, чтобы спрятаться от прошлого, от неприятного чувства, будто окружающие знают обо мне буквально все, что можно знать. Но большой город начал постепенно меня менять. Я мало‑помалу познакомилась с тем его уголком, который выбрала для себя, с его ритмом жизни и подводными камнями. Я усвоила, что, если дать денег алкашу на автобусной станции, он уже от тебя не отстанет, поселится под дверью твоей квартиры на ближайшие восемь недель. Я усвоила, что ночью идти по своему кварталу разумнее всего с крепко зажатыми между пальцами ключами и что, если приходится выходить после полуночи за бутылкой вина, разумнее всего не смотреть в сторону компании парней, меняющих деньги возле «Кебаб корнер». Я научилась спать под несмолкаемый гул полицейского вертолета над головой.
Комментариев нет