– Остатки супа убери в холодильник.
– Да, мэм.
Оланна пошла в гостиную, и Угву проводил ее взглядом. На ее платье в обтяжку блестела вышивка, и на миг Оланна представилась ему прекрасным духом в образе женщины, появившейся из морской пучины.
Гости смеялись. Угву заглянул в гостиную. Многие уже не сидели прямо, а развалились в креслах, расслабленные от вина и уставшие от мыслей. Вечер позади. Серьезным разговорам конец, скоро перейдут на теннис и музыку, а потом встанут и ну хохотать над чем попало – мол, парадная дверь не открывается, а летучие мыши слишком низко летают. Дождавшись, пока Оланна уйдет в ванную, а Хозяин – в кабинет, Угву заглянул к матери. Та спала, свернувшись клубочком. Наутро мама проснулась с ясными глазами.
– Мне лучше, – сказала она. – Доктор дал мне очень сильное лекарство. Но запах меня просто убивает.
– Какой запах?
– У них изо рта. Я учуяла, когда твои хозяин с хозяйкой зашли утром меня навестить, а еще когда ходила по нужде.
– A‑а, зубная паста. Мы чистим ею зубы. – Слово «мы» Угву произнес с гордостью: пусть мама знает, что и он чистит зубы пастой.
Но мать ни капельки не порадовалась за него. Щелкнув пальцами, она достала жевательную палочку.
– Чем плохо жевать ату? От этого запаха меня наизнанку выворачивает. Я здесь надолго не задержусь, а то вовсе есть не смогу.
Зато мама обрадовалась, когда узнала, что Угву будет жить во флигеле. Это же все равно что собственный дом, твой и больше ничей! Она попросила показать ей флигель, восхитилась, что он больше ее хижины, а потом заявила, что почти здорова, и вызвалась помогать на кухне. Глядя, как мама, согнувшись пополам, подметает пол, Угву вспомнил, как она шлепала Анулику, когда та не нагибалась как следует. «Ты что, грибов объелась? Подметай по‑людски!» – покрикивала она, а Анулика ворчала, что нечего жалеть денег на метлу подлиннее. Эх, если бы Анулика жила здесь, подумалось вдруг Угву, и младшие дети, и кумушки‑сплетницы из их рода. А заодно и весь поселок, чтобы было с кем болтать до поздней ночи и браниться, но чтобы жить при этом в доме Хозяина, с водопроводом, холодильником и плитой.
– Завтра я еду домой, – сказала мать Угву.
– Останься еще на пару дней, отдохни.
– Нет, поеду завтра. Поблагодарю твоих хозяев, когда они вернутся, и скажу, что выздоровела и могу ехать. Да воздастся им за доброту.
На другое утро Угву проводил мать до конца Одим‑стрит. Давно ее походка не была такой упругой – даже когда она несла на голове тюки с поклажей, – а лицо таким молодым, почти без морщинок. «Будь здоров, сынок», – сказала мама, сунув ему в руку жевательную палочку.
К приезду матушки Хозяина Угву готовил острый рис джоллоф. Смешал белый рис с томатным соусом, попробовал, накрыл крышкой и поставил на медленный огонь, а сам вышел во двор. Приставив к стене грабли, на крыльце сидел Джомо и жевал манго.
– Вкусно пахнет твое варево, – похвалил Джомо.
– Это для матушки Хозяина. Рис джоллоф с жареной курицей.
– Если б я знал, дал бы тебе мяса. Куда вкусней, чем курица. – Джомо кивнул на сумку, привязанную к велосипеду. Он уже раньше показывал Угву пушистого зверька, завернутого в листья.
– Не годится подавать тут деревенскую еду. Хозяева не едят крыс, – смеясь, ответил Угву по‑английски.
Джомо обернулся:
– Dianyi, ты говоришь по‑английски совсем как дети лекторов.
Угву кивнул, радуясь похвале, а еще больше – тому, что Джомо никогда не узнает, как в школе дети с измазанной кремом кожей и безупречным английским всякий раз хихикают над его произношением, если миссис Огуике обращается к нему с вопросом.
– Харрисона бы сюда, пусть бы послушал, как человек говорит по‑английски и не кичится, – продолжал Джомо. – А он‑то мнит, будто все на свете знает, и только потому, что служит у белого. Onye nzuzu, глупец!
– Еще какой, – поддакнул Угву. В прошлые выходные он точно так же горячо соглашался с Харрисоном, что Джомо редкий дурень.
– Вчера этот осел запер бак с водой и не давал мне ключ, – пожаловался Джомо. – Дескать, я воду не берегу. Будто вода его собственная! А если цветы погибнут, что я скажу мистеру Ричарду?
– Да, нехорошо. – Угву даже пальцами прищелкнул.
В прошлый раз повар и садовник повздорили из‑за того, что Харрисон спрятал газонокосилку и не говорил Джомо, где она, пока тот не перестирал рубашку мистера Ричарда, загаженную птицами. Это все Джомо с его дурацкими цветами, на них‑то птицы и слетаются! Угву поддержал обоих. Джомо он сказал, что Харрисон зря спрятал газонокосилку, а Харрисону – что Джомо не стоило сажать на том месте цветы, раз они привлекают птиц. Угву больше нравился неторопливый Джомо с его небылицами, но Харрисон, упорно говоривший на скверном английском, таил бездну знаний обо всем чужеземном и неведомом. Угву мечтал приобщиться к этому знанию и потому дорожил дружбой с обоими; он как губка впитывал и хранил их рассказы.
– Рано или поздно Харрисон от меня всерьез получит, – грозился Джомо. Он выбросил косточку от манго, обглоданную дочиста, без следа оранжевой мякоти. – Угву, кто‑то в дверь стучит.
Матушка Хозяина оказалась крепко сбитой, темнокожей, неугомонной, как и сын; вряд ли ей понадобилась бы помощь, даже если б она несла котел с водой или вязанку дров. Угву удивился: рядом с ней, потупившись, стояла молодая женщина с сумками в руках.
– С приездом, Матушка, нно, – сказал Угву. Он забрал у молодой женщины сумки. – С приездом, тетя, нно.
– Так ты и есть тот самый Угву? Как поживаешь? – Мать Хозяина потрепала Угву по плечу.
– Хорошо, Матушка. Как добрались?
– Хорошо. Бог вел нас. – Она разглядывала радиолу. Покрывало из дорогой ткани, повязанное вокруг бедер, делало ее фигуру квадратной. Носила она его не так, как женщины в университетском городке, привыкшие к кораллам и золотым серьгам, а так, как носила бы дорогое покрывало его мать, – стесняясь, будто не веря своему богатству.
– Как живешь, Угву? – снова спросила она.
– Все хорошо, Матушка.
– Мой сын рассказывал мне про твои успехи. – Она поправила зеленый тюрбан, надвинутый низко, почти до бровей.
– Да, Матушка. – Угву скромно опустил глаза.
– Храни тебя Бог, пусть твой чи разрушит все преграды на твоем пути. Слышишь? – Говорила она, как Хозяин, зычно и властно.
– Да, Матушка.
– Когда вернется мой сын?
– Они придут вечером. Велели вам отдохнуть с дороги. Я готовлю курицу с рисом.
– Отдохнуть? – Мать Хозяина с улыбкой прошла на кухню. На глазах у Угву она достала из сумки продукты: вяленую рыбу, кокоямс, пряности, зелень. – Разве я не с фермы приехала? Вот мой отдых. Я привезла все нужное, чтобы приготовить сыну настоящий суп. Знаю, ты стараешься, но ты всего‑навсего мальчишка. Что смыслит мальчишка в кулинарном искусстве? – Она с усмешкой повернулась к молодой гостье; та стояла в дверях, скрестив на груди руки и глядя в пол, будто ждала распоряжений. – Так ведь, Амала? Место ли мальчишке на кухне?
Комментариев нет