Под куполом

Фредди спустился со ступенек, ведущих в магазин, встал рядом с Младшим.

Тот развернулся к Дентону:

– Давайте же, говорите.

– Говорить что?

– Что я зашел слишком далеко.

– Черта с два! Ты же слышал, что сказал Пит: ни перед кем не прогибаться. Напарник, мы так и поступаем.

Напарник! От радости сердце Младшего чуть не выпрыгнуло из груди.

– Вы не можете выбрасывать меня из магазина, когда у меня есть деньги! – бушевал Сэм. – Вы не можете меня бить! Я – американский гражданин! Я еще увижу вас в суде!

– Удачи тебе в этом, – усмехнулся Фредди. – Суд в Касл‑Роке, и, насколько мне известно, дорога туда закрыта. Он рывком поднял старика на ноги. Из носа Сэма тоже шла кровь, и на футболке нарисовалось красное пятно. Фредди завел ему руку за спину, снял с ремня пластиковые наручники (Надо заполучить такие, восхищенно подумал Младший), мгновением позже защелкнул их на запястьях Сэма. Оглядел свидетелей, стоявших на тротуаре и сгрудившихся у двери магазина «Бензин и бакалея».

– Этот человек арестован за нарушение общественного порядка, за вмешательство в действия сотрудников полиции и за попытку нападения на них! – объявил он трубным голосом, который Младший помнил по футбольным играм. Доносящийся с трибун, голос этот всегда его раздражал. Теперь он с наслаждением внимал ему.

Наверное, взрослею, подумал Младший.

– Он также арестован за нарушение запрета на продажу спиртного, введенного чифом Рэндолфом. Взгляните на него! – Фредди тряхнул Сэма. Капли крови летели во все стороны с лица и грязных волос старика. – У нас кризисная ситуация, но в городе новый шериф, и он намерен удержать ее под контролем. Привыкайте к этому, сживайтесь с этим, учитесь вести себя соответственно. Таков мой совет. Следуйте ему, и у вас не возникнет никаких проблем. А попытаетесь возражать, тогда… – Он указал на руки Сэма, сцепленные наручниками у него за спиной.

Два или три человека зааплодировали. Для Ренни‑младшего звуки эти стали глотком холодной воды в жаркий день. А потом, когда Фредди повел окровавленного старика по улице, Младший почувствовал на себе чей‑то взгляд. Физически почувствовал, словно чьи‑то пальцы забарабанили по его шее и затылку. Он повернулся и увидел Дейла Барбару. Стоящего рядом с издателем газеты и сверлящего его холодным взглядом. Барбару, от которого ему крепко досталось на парковке. От которого крепко досталось всем троим, прежде чем численное превосходство дало о себе знать и склонило чашу весов в их пользу.

Благостные мысли Младшего начали уходить. Он буквально чувствовал, как они вылетают из головы, словно птицы. Или летучие мыши с колокольни.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– У меня есть вопрос получше, – ответила ему Джулия Шамуэй, губы которой кривила ее знаменитая улыбка. – Что делаешь ты, избивая человека, который весит в четыре раза меньше тебя и в три раза старше?

Младший не нашелся с ответом. Почувствовал, как кровь прилила к лицу, чтобы выплеснуться румянцем на щеках. Внезапно он увидел эту суку из газеты в кладовой дома Маккейнов, в компании Энджи и Доди. И Барбары тоже. Может, лежащего на этой суке из газеты, словно занимаясь с ней гимнастикой под одеялом.

Фредди пришел на помощь Младшему. Заговорил спокойно. С каменным лицом копа, знающего, что почем.

– Все вопросы о действиях полиции следует задавать нашему новому чифу. А пока вам неплохо бы помнить, что на какое‑то время жители города предоставлены сами себе. Иногда, если люди предоставлены сами себе, приходится преподать им урок.

– Иногда, если люди предоставлены сами себе, они совершают поступки, о которых потом сожалеют, – ответила Джулия. – Обычно, когда начинается расследование.

Уголки рта Фредди опустились. Он повел Сэма по тротуару.

Младший задержал взгляд на Барбаре.

– Думай, что говоришь, когда я рядом. И что делаешь. – Он прикоснулся к сверкающему новенькому жетону. – Перкинс мертв, и теперь я – закон.

– Младший, ты неважно выглядишь, – произнес в ответ Барбара. – Не заболел?

Младший посмотрел на него широко открытыми глазами. Потом повернулся и зашагал вслед за напарником. Сжав кулаки.

6

В периоды кризиса люди пытаются держаться за то, что им близко и знакомо, чтобы найти в этом успокоение. Вышесказанное справедливо и для религии, и для семьи. В это утро верующих Честерс‑Милла не ждали сюрпризы; в Конго Пайпер Либби вселяла надежду, в Христе Святом Искупителе Лестер Коггинс грозил адским огнем. В обе церкви народу набилось под завязку.

Пайпер построила проповедь на Евангелии от Иоанна: Заповедь новую даю Я вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга. Она сказала тем, кто заполнил скамьи Конго, что молитва важна в период кризиса – утешение молитвы, сила молитвы, – но не менее важно помогать друг другу, полагаться друг на друга и любить друг друга.

– Господь испытывает нас тем, чего мы не понимаем. Иногда болезнью. Иногда неожиданной смертью близкого. – Она сочувственно посмотрела на Бренду Перкинс, которая сидела, склонив голову и сцепив руки на коленях, прикрытых черным платьем. – А теперь это какой‑то необъяснимый барьер, который отрезал нас от остального мира. Мы не понимаем, что это, но мы также не понимаем болезнь, боль или смерть хороших людей. Мы спрашиваем Бога – почему? И в Ветхом Завете есть ответ, который он дал Иову: «Ты был здесь, когда Я создал этот мир?» В Новом – и более светлом – Завете это ответ, который Иисус дал своим ученикам: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас». Вот что мы должны делать сегодня и каждый день, пока не исчезнет этот барьер: любить друг друга. Помогать друг другу. И ждать, пока испытание закончится, как всегда заканчиваются испытания Божьи.

Лестер Коггинс взял цитату из Книги Чисел (части Библии, не славящейся оптимизмом): Если вы не сделаете так, то согрешите перед Господом, и испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас.

Как Пайпер, Лестер упомянул концепцию испытания – церковный хит во всех случаях полной мутни в истории – но основную мысль своей проповеди связал с болезнетворностью греха. С тем, как Бог борется с болезнями, выдавливая их Своими Пальцами, точно так же, как человек выдавливает причиняющий беспокойство прыщ, пока гной не выходит, будто святой «Колгейт».

Даже при ярком свете этого прекрасного октябрьского утра Лестера по‑прежнему не отпускала мысль, что город наказывается за его грех, а потому проповедь звучала на диво красноречиво и убедительно. У многих на глаза навернулись слезы, а крики «Да, Господи!» слышались по всей церкви. Если Лестера охватывало такое вдохновение, иной раз его посещали новые идеи, даже во время проповеди. Такое случилось с ним и в то утро, и он озвучил свое озарение тут же, не взяв паузу на обдумывание. Не требовалась ему пауза на обдумывание. Некоторые мысли являлись ему слишком яркими, слишком сверкающими, чтобы противоречить истине.