Принц Драконьего Камня позаботился и о единоутробных братьях, девятилетнем Эйегоне Младшем и семилетнем Визерисе. В вольном городе Пентосе у их отца Дейемона было много друзей; Джакайерис написал тамошнему принцу, и тот согласился принять к себе мальчиков, пока Рейенира не утвердится на троне. В самом конце 129 года маленькие принцы сели на когг «Веселый путник» – Эйегон Младший с Тучей, Визерис в обнимку с драконьим яйцом. Их сопровождали семь боевых кораблей Корлиса Велариона.
Джакайерис успел примириться с лордом Высокого Прилива, назначив его королевской десницей; вдвоем они стали обдумывать план взятия Королевской Гавани.
Когда Солнечного ранили, а Тессарион с принцем Дейероном улетели в Старомест, в Королевской Гавани осталось только два взрослых дракона. Хозяйка Огненной Мечты Гелайена предавалась горю и не покидала своих покоев, посему считаться приходилось с одним Вхагаром. Никто из живых драконов не мог сравняться с ним в величине и силе, но Джак рассудил, что если Вермакс, Сиракс и Караксес полетят в Королевскую Гавань вместе, то даже «старый дьявол» с ними не сладит.
Гриб был в этом не столь уверен. «Оно конечно, трое больше, чем один, – так он якобы заявил принцу, – но четыре больше чем три, а шесть – больше, чем четыре; это и дураку известно». Джак заметил, что Туча еще ни разу не летала под седлом, что Лунный Танцор еще совсем мал, а Тираксес и Джоффри далеко в Долине; где шут полагает найти еще трех драконов? Гриб, по его собственным словам, рассмеялся и ответил: «Под простынями да в поленницах – везде, где вы, Таргариены, порасплескали свое серебряное семя».
Дом Таргариенов правил Драконьим Камнем с тех самых пор, как лорд Эйенар высадился там со своими драконами, то есть более двухсот лет. Хоть у них и были приняты браки между близкими родичами, но молодая кровь горяча, и Таргариены порой искали утех с дочерьми (а то и с женами) своих подданных, землепашцев и рыбаков. Не забудем также, что до того, как этот обычай был отменен при короле Джейехерисе, правом первой ночи на Драконьем Камне пользовались, возможно, чаще, чем где бы то ни было еще в Семи Королевствах, хотя королева Алисанна наверняка была бы потрясена, если бы услышала об этом.
От женщин Вестероса Алисанна знала, что в других местах люди восставали против этого права, но на Драконьем Камне, где Таргариенов почитали как полубогов, такого возмущения не было. Молодым женам, удостоенным подобной чести в брачную ночь, завидовали, а дети, рожденные от такого соития, ценились больше других, ибо лорды часто жаловали их матерей золотом, шелками и землями. Этих удачливых бастардов сначала называли драконьим семенем, а со временем – просто семенем. Таргариены и после отмены господского права не перестали резвиться с простолюдинками, отчего семени их на острове было полным‑полно.
К этим внебрачным потомкам Таргариенов по совету шута и обратился принц Джакайерис, предлагая землю и рыцарство всякому, кто укротит дракона. Сыновья такого человека также будут причислены к благородному сословию, дочерей выдадут замуж в благородные дома, а сам он удостоится чести сражаться вместе с принцем Драконьего Камня против самозванца Эйегона II и своры его приспешников.
Не все из тех, кто откликнулся на призыв, были драконьим семенем даже во втором или третьем поколении. В наездники вызывались домашние рыцари королевы, в том числе сир Стеффон Дарклин, лорд‑командующий ее Королевской Гвардией, а также оруженосцы, рыбаки, поварята, латники, скоморохи и две служанки.
«Большой Сев» – так именует Манкен последовавшие за призывом принца победы и драмы (утверждая, что придумал это не Гриб, а сам Джакайерис). Другие предпочитают называть эти события «Красный Сев».
Самым нелепым из тех, кто вообразил себя наездником, был сам Гриб. В своих «Заметках» он распространяется о том, как пытался оседлать Среброкрылого, которого считали самым спокойным из драконов, оставшихся без хозяина. Это одна из самых забавных побасенок шута. Дело кончилось тем, что Грибу пришлось спасаться бегством; штаны у него на заду занялись, и вдобавок он едва не утонул, когда прыгнул в колодец, чтобы погасить пламя. История эта, вряд ли правдивая, вносит забавную нотку в хронику страшной эпопеи.
Драконы – не лошади. Они не очень‑то расположены терпеть на себе всадников, а когда злятся или чувствуют угрозу – нападают. В «Подлинной истории» говорится, что во время Сева лишились жизни шестнадцать человек, а тех, кто обгорел или остался калекой, было втрое больше. Стеффон Дарклин сгорел заживо, укрощая Морское Чудо, лорда Гормена Масси постигла такая же участь с Вермитором. Серебряному Денису, объявлявшему себя сыном Мейегора Жестокого (что подтверждалось цветом его волос и глаз), оторвал руку Бараний Вор; пока сыновья Дениса пытались остановить кровь, прилетел Людоед, отогнал Вора и пожрал отца с сыновьями вместе.
И все же Морское Чудо, Среброкрылый и Вермитор привыкли к людям и терпели их присутствие. Уже объезженные, они снисходительнее отнеслись к новым всадникам. Вермитор, дракон Старого Короля, склонил выю перед здоровенным кузнецом Хью Молотом, а Среброкрылый, носивший некогда королеву Алисанну, допустил к себе латника, которого звали Ульфом Белым за цвет волос и Ульфом Бражником за беспробудное пьянство.
Морское же Чудо, на коем прежде летал Лейенор Веларион, укротил пятнадцатилетний Аддам из Корабела, о происхождении которого историки спорят и по сей день. Аддам и его брат Алин, годом младше, были сыновьями женщины по имени Марильда, пригожей юной дочери корабельщика. Впрочем, в доках ее отца девушку звали Мышкой, ибо была она «маленькой, юркой и вечно путалась под ногами». В 114 году, когда родился Аддам, Марильде было шестнадцать, а когда в 115‑м на свет появился Алин, ей едва сравнялось восемнадцать. Такие же маленькие и быстрые, как мать, бастарды из Корабела унаследовали от отца серебристые волосы и лиловые глаза. Вскоре стало очевидно, что текущая в их жилах драконья кровь еще и основательно просолена морем: братья выросли в доках деда и оба начали выходить в море юнгами, когда им еще и восьми не исполнилось. Когда Аддаму сравнялось десять, а Алину – девять, их дед умер, и его корабельные верфи перешли к дочери. Марильда их продала, а на вырученные деньги купила торговый когг, назвала его «Мышь» и сама стала на нем капитаншей. Проявив немалую смелость и изворотливость в торговле, к 130 году Марильда из Корабела владела уже семью кораблями, и на одном из них всегда подвизались ее сыновья.
Ни у кого из тех, кто видел братьев, не возникало и тени сомнения, что это драконье семя, хотя их мать наотрез отказывалась говорить, кто отец. Лишь когда принц Джакайерис стал искать новых наездников, Марильда нарушила молчание и заявила, что Аддам и Алин – сыновья покойного Лейенора Велариона. Это было правдоподобно: мальчики на него походили, и все знали, что в доках Корабела он бывал часто. Но все же многие на Драконьем Камне и в Дрифтмарке сомневались в правдивости слов Марильды, ибо помнили, что Лейенор Веларион был равнодушен к женщинам. Впрочем, никто не осмелился назвать ее лгуньей… ибо отец Лейенора, лорд Корлис, самолично доставил мальчиков принцу Джакайерису для Сева. Морской Змей пережил своих детей, кузены и племянники его предали, и новообретенным внукам он был только рад. Поднявшись в воздух на Морском Чуде, Аддам из Корабела подтвердил правоту своей матери. Так что не стоит удивляться тому, что и Манкен, и септон Евстахий подтверждают отцовство сира Лейенора. У Гриба, как обычно, другое мнение. В своих «Заметках» шут высказывает мнение, что «мышата» были зачаты не сыном Морского Змея, а самим Морским Змеем. Лорд Корлис не разделял альковных предпочтений сира Лейенора, а доки Корабела были его вторым домом, и он бывал там куда чаще сына. Жена его, принцесса Рейенис, обладала яростным темпераментом Таргариенов, и ее бы вряд ли порадовало, что лорд‑супруг прижил двух сыновей с девчонкой вдвое ее моложе, да к тому же дочерью корабельщика. Поэтому после рождения Алина его милость благоразумно положил конец своим встречам с Мышью и велел ей держать мальчиков подальше от замка. Лишь после смерти Рейенис лорд Корлис наконец смог представить своих бастардов ко двору.
Комментариев нет