Однако мечта Джо о слиянии противоположных наклонностей его сыновей в единую непобедимую силу так и не воплотилась в жизнь. Все, что из этого вышло, – лишь постоянные конфликты, застой в делах, упадок «Спалтер Риэлти» и нарастающая вражда между братьями. Карла это толкнуло в политику – как альтернативный путь к деньгам и власти, причем проник он туда через черный ход при помощи организованной преступности. Йону же это толкнуло в религию, побудило основать свое грандиозное учреждение, Церковь Киберпространства, при закулисной поддержке матери, которую Джо обеспечил с поразительной щедростью. Той самой матери, на чьих похоронах Карла смертельно ранили.
Когда Кэй наконец завершила семейную сагу Спалтеров, Гурни первым нарушил молчание.
– Выходит, эта кампания Карла против организованной преступности, речи про «мразь земли» и обещания очистить Нью‑Йорк – не более, чем…
Она договорила за него:
– Вранье, притворство. Разве можно придумать лучшее прикрытие для политика, втайне закрутившего роман с мафией, чем образ самого ярого во всем штате борца с преступностью?
Гурни кивнул, стараясь уместить в голове все подробности разветвленного, как мыльная опера, повествования.
– Так, по вашим словам, Карл в конце концов рассорился с этим самым Ангелом? Поэтому его и убили?
– Ангел всегда был самым опасным игроком в салуне. Карл далеко не первый и даже не десятый из деловых партнеров Ангела, кто заканчивает подобным образом. В некоторых кругах говорят, что Грек за столом переговоров выставляет только два предложения: «Делай, как я скажу. А не то снесу голову нафиг». Ручаюсь, наверняка в какой‑то момент Карл отказался следовать указаниям Донни. Ну вот голову ему и снесли, верно?
Гурни не ответил, размышляя, кто же она такая на самом деле, эта напрочь лишенная сентиментальности, суровая особа.
– Кстати, – добавила она, – вам бы стоило еще взглянуть на фотографии Карла до этого происшествия.
– Зачем?
– Понять, какой он был. Карл был создан для политики. Продал душу дьяволу – с ангельской улыбочкой.
– Почему вы не ушли от него, когда дело приняло дурной оборот?
– Потому что я пустая и мелочная авантюристка, жадная до денег и власти.
– В самом деле?
Ответом ему стала ослепительная загадочная улыбка.
– Еще вопросы?
Гурни задумался.
– Да. Что такое, черт возьми, Церковь Киберпространства?
– Да очередная религия без Бога. Наберите это название в каком‑нибудь поисковике – узнаете больше, чем хотите знать. Что‑нибудь еще?
– У Карла или Йоны есть дети?
– Только не у Йоны. Слишком занят своей эзотерикой. У Карла есть дочь от первого брака. Слабоумная шлюха.
Голос Кэй звучал ровно и бесстрастно, как будто она сказала, например, что девочка учится в колледже.
Гурни даже сморгнул от такого несоответствия.
– Не хотите рассказать подробнее?
Сперва она вроде бы согласилась, но потом помотала головой.
– Лучше судите сами. Я в этом вопросе необъективна.
После еще нескольких вопросов и ответов, договорившись об очередном звонке, Хардвик с Гурни поднялись, собравшись уходить. Хардвик многозначительно посмотрел на синяк Кэй.
– Уверены, что все в порядке? Я тут кое‑кого знаю. Она бы могла за вами присмотреть, может, на время изолировать от соседей.
– Говорю же вам, мы разобрались.
– А вы не складываете все яйца в одну корзину, надеясь только на Кристалл?
– Это очень крепкая и прочная корзина. Да и мое прозвище помогает. Я разве не говорила? В здешнем зоопарке меня очень уважают.
– Что за прозвище?
Кэй оскалила зубы в быстрой, леденящей улыбке.
– Черная вдова.
Глава 10
Слабоумная шлюха
Покинув исправительную колонию «Бедфорд‑Хиллс» и направившись к мосту Таппан Зи, Гурни поднял тему, которая уже давно жгла ему язык:
– Сдается мне, ты знаешь об этом деле что‑то важное, чего не сказал мне.
Хардвик прибавил газу и с выражением отвращения на лице обогнул медленно плетущийся минивэн.
– Видать, торопиться ему некуда, все равно, когда доедет. Был бы бульдозер – в лепешку бы ленивую тварь раскатал.
Гурни ждал.
Наконец Хардвик соизволил ответить на его вопрос.
– Ты получил общее представление, старичок, – все ключевые моменты, основные персонажи. Какого хрена тебе еще?
Гурни обдумал и саму фразу, и тон, каким она была произнесена.
– Ты куда больше похож на себя, чем с утра.
– И какого хрена ты имеешь в виду?
– Сам отгадай. Помни, я еще вполне могу бросить всю эту затею – и брошу, если не буду уверен, что знаю про дело Спалтеров ровно столько же, сколько и ты. Не собираюсь играть роль вывески, чтобы заставить дамочку подписать договор с твоим юристом. Как там, она сказала, его звать?
– Полегче, полегче. Не лезь на рожон. Лекс Бинчер. Ты с ним еще встретишься.
– Вот видишь, Джек, в том‑то и проблема.
– Какая еще проблема?
– Ты слишком рано делаешь выводы.
– Какие выводы?
– Что я с тобой заодно.
Хардвик нахмурился, сосредоточенно глядя на пустую дорогу впереди. Нервное подергивание вернулось.
– А разве нет?
– Может, да, а может, нет. В том‑то и дело. Я дам тебе знать.
– Отлично. Хорошо.
Между ними опустилось напряженное молчание, длившееся, пока они не переехали Гудзон и не помчались на запад по I‑287. Гурни размышлял, с чего это он так взбеленился, и пришел к заключению, что дело не в Хардвике, а в том, что он сам покривил душой.
Ведь он уже был с ним заодно. Определенные аспекты дела – помимо жуткой фотографии Карла Спалтера – успели заинтриговать его. Однако он прикидывался, будто еще не принял решение. И притворство это предназначалось скорее Мадлен, чем Хардвику. Гурни прикидывался – и преподносил это Мадлен как правду, – будто его выбор рационален и основывается на вполне объективных критериях. В действительности же ничем подобным и не пахло. Рациональной подоплеки в том, станет он участвовать в деле или нет, было не больше, чем в вопросе, поддаваться ли силе гравитации.
Правда состояла в том, что ничто в мире не привлекало и не будоражило его так, как запутанное убийство. Гурни мог бы привести тому вполне разумные объяснения. Мог бы сказать – речь идет о справедливости. О том, как выправить безобразный дисбаланс в устройстве мира. Встать на сторону пострадавших. Выступить в поход за истиной.
Однако бывали и времена, когда он не видел в процессе расследования ничего, кроме разгадывания головоломок, навязчиво‑невротическое стремление свести воедино все оборванные концы. Интеллектуальная игра, соревнование умов и воль. Игровая площадка, на которой он умел побеждать.
Где‑то рядом стояло и мрачное предположение Мадлен: что на самом деле его привлекает нечеловеческий риск и некая самоненавистническая часть его психики слепо влечет Гурни на орбиту смерти.
Разум его отвергал эту возможность, хотя сердце леденело при мысли о ней.
Однако в конечном итоге он сам не верил ни во что, что думал или говорил по поводу причин, заставивших его избрать именно эту профессию. Все это были лишь гипотезы, ярлычки.
Комментариев нет