Хлопнула дверь. Тишка видела, как на крыльце возникла женская фигура.
– Мам, там кто‑то есть!
Крепкая хватка пальцев ослабла. Пару секунд мать опиралась на Тишку, словно невыносимо устала с дороги. Затем сняла руку, выпрямилась и сказала в своей обычной суховатой манере:
– Это бабушка Раиса. Не забудь поздороваться, очень тебя прошу.
Тишка любила все новое, а уж новые родственники – это целое приключение. Когда выяснилось, что у нее есть дедушка с бабушкой, пусть и не родные, а двоюродные, а также несколько штук кузин и кузенов, она почувствовала себя так, словно ей преподнесли новую семью в нарядной коробочке, перевязанной лентой. «Они мои дядя с тетей, – сдержанно отвечала на хлынувшие вопросы мать. – Мы очень давно не виделись».
2
Бабушка Раиса походила на крупного одутловатого мотылька, который давно позабыл, как летать. Глубоко в ее глазах пряталось чувство тихого недоумения: зачем же я хожу по земле, когда должен делать что‑то иное?
Но шла она легко‑легко, словно зависая над тропинкой, и так же легко прижала к себе Тишку большими влажными руками.
– Милые мои! Приехали!
Тишка уткнулась носом в бабушкин халат. Господи, как от него сказочно пахло! Наверное, такой запах стоит на кондитерской фабрике по производству лучших в мире лакомств для детей.
– Есть чай и свежая шарлотка.
– Рая, ты не меняешься, – засмеялась мать.
– Я хочу пирог, – пискнула Тишка.
Раиса взяла внучку за руку и не удержалась:
– Яночка, какая ж ты тоненькая! Тебя мама кормит?
Сзади обреченно вздохнула мать. Рано или поздно все задавались вопросом, дают ли бедной крошечке вдоволь еды.
Тишка подняла на бабушку глаза и исполнила любимый, многократно отработанный номер: медленно качнула головой и закусила губу.
– Меня держат в чулане, – страдальчески шепнула она. – Я голодаю. Но ни одна сова не прилетит за мной, и ни одна кошка не пройдет по Тисовой улице, и Дамблдор никогда, никогда не узнает о моем существовании…
У бабушки вытянулось лицо.
– Янина!
Плохо дело. Мать обращалась к ее полному имени с такой интонацией, словно вызывала демонов ада: торжественно и яростно.
– Кто это у нас тут Янина?
Все трое обернулись. Размашисто, крепко впечатывая себя в землю при каждом шаге, к ним шел седобородый мужчина в длинной рубахе и штанах, собранных гармошкой над сапогами.
Тишка бросила взгляд на бабушку и поразилась выражению заячьей робости, преобразившему ее лицо.
– Ну здравствуй, Прохор, – сказала мать, неловко улыбнувшись, и пошла старику навстречу.
Они обнялись, и дед отстранил мать, крепко держа за плечи.
– Мудака‑то своего выгнала, я слышал? – хрипловато спросил он.
Мать что‑то шепнула и коротко кивнула в сторону дочери. А дед уже возвышался над Тишкой, и пахло от него тиной и крепким куревом.
– Ба! Девка уже взрослая! Сколько тебе, девка?
– Д‑двенадцать, – пробормотала Тишка.
– Недокормыш! – пригвоздил дед.
Поглядел на маму, на бабушку Раю и вдруг захохотал, запрокидывая голову и звучно хлопая себя по ляжке:
– Эх и морды у вас, бабье! Селедки на привозе, ну!
Тишке снизу было видно, что борода его похожа на мох, которым затыкают стены – седая, клочковатая, грубая. И лицо тоже грубое, значительное.
– Сейчас чаевничать идем, – словно оправдываясь, сказала бабушка.
И зачастила меленько‑меленько в сторону дома, словно ноги у нее были связаны.
Тишку с силой хлопнули по плечу:
– Чего встала? Шагай в дом.
Дед смотрел на нее сверху, улыбался, но взгляд был внимательный и такой, словно Прохор чего‑то ждет.
Под этим взглядом Тишке стало не по себе. Она вцепилась в мамину руку.
– Еще на сиське повисни! – прикрикнул дед. – Давай сама иди, никуда мамаша твоя не денется.
Девочка крепче сжала пальцы, но мать уже тянула руку, высвобождала ладонь из сильной хватки дочери, и Тишка непонимающе взглянула на нее. Держаться нельзя? Почему?
– Юрка уже здесь? – Мать пошла к дому, словно забыв про нее, оставив девочку одну осмысливать это мимолетное предательство.
– Три дня как ошивается. Пацана своего привез.
– А Веня?
– Все здесь, и Людка, и девки ее.
В доме пахло пирогами, на шторах цвели избыточно красивые розы, в старой горке тускло и многообещающе сверкали бокалы. Тишка привыкла, что едят на кухне, но их с матерью провели в столовую, где целую стену занимал необъятный старинный буфет, черный и торжественный, будто гроб. По обеим сторонам от него были развешаны блюда с хохломской росписью, каждое размером с ледянку.
– Поклонники дарят, – кивнул дед, заметив взгляд девочки. – Что, красиво?
Тишка немного подумала. Ей не была чужда деликатность, поэтому она сформулировала так:
– Нарядно.
Прохор широко ухмыльнулся.
– Нарядно, значит! Ай молодец!
Тишка не поняла, за что ее похвалили. Бабушка поставила перед ней блюдце с пирогом, придвинула сказочной красоты белоснежную сахарницу с фигуркой снегиря на крышке:
– Кушай, Яночка! Тебе нужно больше есть!
– Не мельтеши! – одернул дед.
И затеял с матерью какой‑то непонятный разговор, который Тишка, поглощенная яблочным пирогом, очень быстро перестала слушать.
Бабушка Рая опустилась на край стула, большие влажные руки положила перед собой. Но то и дело вздрагивала и едва заметно склоняла голову, точно ожидая одного ей слышного сигнала к действию.
– Венька с женой неделю назад прибыли, – размеренно говорил дед. – Пашку своего привезли. Дельный пацан…
– Салфетки! – встрепенулась Раиса, перебив мужа.
Тот зыркнул так люто из‑под косматых бровей, что Тишка чуть пирогом не подавилась. Бабушка Рая выдвинула один ящик, второй…
Пронзительный визг сотряс комнату.
Мать вскочила, но любопытная Тишка уже стояла рядом с бабушкой и заглядывала в ящик.
Из комода на нее смотрела усатая серая мордочка с двумя бусинками глаз. Настоящими бусинками, пластиковыми, утопленными в сером ворсистом плюше.
За приоткрытой дверью мелькнула чья‑то тень, и чутким ухом Тишка расслышала быстрые удаляющиеся шаги. Кто‑то стоял в коридоре, следя за их чаепитием, и этот кто‑то прямо сейчас убегал прочь, бросив свою игрушечную мышь на растерзание врагам.
– Яна! Ты куда?
– Спасибо, я пирог потом доем, очень вкусно было!
Все это Тишка крикнула уже из коридора. Нельзя упустить такой шанс и не узнать, кто рассаживает плюшевых мышей по ящикам комода, тайком следит за гостями и пугает и без того испуганных бабушек!
Она на миг замерла, прислушиваясь к звукам огромного чужого дома.
– Бойкая у тебя девка, – с необычайной четкостью донесся до нее голос деда. – А ты, Райка, дура!
Бабушка что‑то забормотала, оправдываясь, но Тишка уже не слушала. Справа от нее деревянная лестница вела наверх, на второй этаж, и на крайней ступеньке этой лестницы бледнели в полумраке чьи‑то ноги в полосатых носках.
Тишка рванула к ним. Ноги мгновенно исчезли, словно их обладатель подпрыгнул и растворился в воздухе.
Комментариев нет