Пир стервятников

Нет, прошептал у нее в голове полузабытый голос. Они мертвы или умирают. Смотри своими глазами.

Кто‑то тронул ее за плечо.

Она резко обернулась и увидела бледную девочку, совсем утонувшую в широком балахоне, черном с правой стороны, белом с левой. Под капюшоном пряталось щуплое личико с впалыми щеками и темными, большими как блюдца глазищами.

– Не трогай меня, – остерегла ее Арья. – Одного мальчишку я убила за это.

Девочка произнесла что‑то непонятное.

– Ты разве не знаешь общего языка?

– Я знаю, – сказал кто‑то позади.

Ей не нравилось, что они подкрадываются к ней бесшумно. Высокий мужчина был одет в такую же черно‑белую хламиду, что и девочка. Под капюшоном виднелись только глаза, отражавшие красный огонь свечей.

– Что это за место? – спросила его Арья.

– Обитель мира, – ответил ласковый голос. – Здесь ты в безопасности. Это Черно‑Белый Дом, дитя, но ты еще слишком юна, чтобы просить милости у Многоликого Бога.

– Он такой же, как бог южан с семью лицами?

– С семью? Нет. Его ликам нет числа, малютка, их много, как звезд на небе. В Браавосе все верят, во что хотят, но в конце каждой дороги ждет Многоликий. Ты тоже придешь к нему, не сомневайся. Не нужно бросаться в его объятия раньше времени.

– Я пришла сюда, чтобы найти Якена Хгара.

– Это имя мне незнакомо.

У Арьи упало сердце.

– Он из Лората. Волосы у него с одной стороны белые, а с другой – рыжие. Он сказал, что научит меня разным тайнам, и дал мне вот это. – Железная монетка, которую она держала в кулаке, прилипла к потной ладони.

Жрец посмотрел на монету, не касаясь ее. Девочка‑призрак с большими глазами тоже смотрела.

– Назови мне свое имя, дитя, – сказал наконец мужчина.

– Солинка из Солеварен в устье Трезубца.

Не видя его лица, она почему‑то почувствовала, что он улыбается.

– Нет. Назови свое имя.

– Голубенок, – сказала она.

– Настоящее имя, дитя мое.

– Мать назвала меня Нэн, но чужие кликали Лаской.

– Твое имя.

– Арри, – сглотнула она. – Меня зовут Арри.

– Это уже ближе. А теперь скажи правду.

Страх ранит глубже, чем меч.

– Арья, – прошептала она и повторила громко, прямо ему в лицо: – Арья из дома Старков.

– Верно, – сказал он, – но Черно‑Белый Дом не место для Арьи из дома Старков.

– Не гоните меня, – взмолилась она. – Мне некуда больше идти.

– Боишься ли ты смерти?

– Нет, – сказала она и прикусила губу.

– Посмотрим. – Жрец откинул свой капюшон. Лица под ним не было – только желтый череп с лоскутьями кожи. Из одной глазницы вылезал белый червь. – Поцелуй меня, дитя. – Его голос теперь походил на предсмертный хрип.

Пугает он меня, что ли? Арья чмокнула его в костяную переносицу, а червя хотела отправить в рот, но он растаял, как тень, у нее в руке.

Желтый череп тоже растаял. Под ним ей улыбался старичок – таких добрых людей она еще в жизни не видывала.

– Никто еще до сих пор не пытался съесть моего червяка. Ты, должно быть, изголодалась.

Да, подумала она, но не по хлебу.

Серсея

Холодный дождь делал стены Красного Замка темными, словно кровь. Королева, держа короля за руку, вела его через грязный двор, где их ждали крытые носилки с эскортом.

– Дядя Джейме сказал, что я мог бы ехать верхом и бросать монетки простому люду, – капризничал мальчик.

– Простудиться хочешь? – Не станет она рисковать: здоровьем Томмен был всегда слабее, чем Джоффри. – Твой дед желал бы видеть тебя на своих похоронах истинным королем. Нельзя являться в Великую Септу мокрыми и забрызганными грязью. – Довольно и того, что ей пришлось опять надеть траур. Черное ей никогда не шло. Со своими светлыми волосами она в нем сама точно покойница. Она поднялась еще до рассвета, чтобы принять ванну и сделать прическу, – недоставало еще позволить дождю загубить все ее труды.

Томмен забрался в носилки и устроился поудобнее, глядя на дождь.

– Это боги оплакивают дедушку. Леди Джаселина так говорит.

– Джаселина Свифт просто дура. Будь боги способны лить слезы, они оплакали бы твоего брата. Это всего лишь дождь. Закрой занавески, чтобы он не попадал внутрь. Хочешь промочить свою соболью манию?

Томмен молча повиновался. Его послушание тревожило мать. Король должен быть сильным. Джоффри на месте брата заспорил бы – его всегда приходилось уговаривать.

– Не разваливайся так, – сказала она. – Сядь, как королю подобает. Выпрямись, поправь корону. Не хочешь же ты, чтобы она свалилась у тебя с головы при всех твоих лордах.

– Нет, матушка. – Мальчик сел прямо и поправил корону. Венец Джоффа слишком велик для него. Томмен всегда был полноват, но сейчас как будто осунулся. Хорошо ли он ест? Не забыть спросить стюарда. Нельзя допустить, чтобы Томмен расхворался теперь, когда Мирцелла в руках у дорнийцев. Пока корона Джоффа не станет ему впору, надо изготовить другую, поменьше, которая не проваливалась бы до самых ушей. Она обсудит это с золотых дел мастерами.

Носилки медленно тронулись вниз с холма Эйегона. Впереди ехали двое королевских гвардейцев – в белом, на белых конях. Промокшие белые плащи тяжело свисали с их плеч. Позади следовала полусотня гвардейцев Ланнистера в багрянце и золоте.

Томмен смотрел в щелку на пустые улицы.

– Я думал, будет много народу. Когда умер отец, все горожане вышли на улицы и глазели на нас.

– Дождь их разогнал по домам. – В Королевской Гавани лорда Тайвина никогда не любили, да он и не старался завоевать любовь – чью бы то ни было. «Любовью сыт не будешь, и коня на нее не купишь, и дом она не согреет в холодную ночь», – сказал он при ней Джейме, когда они с братом были не старше Томмена.

У великолепной мраморной септы на вершине холма Висеньи стояла жалкая кучка скорбящих – их было меньше, чем золотых плащей, выстроенных сиром Аддамом Марбрандом по ту сторону площади. Ничего, подойдут еще, сказала себе Серсея, выходя из носилок с помощью сира Меррина Транта. На утреннюю службу допущены только знатные лорды и их вассалы – днем состоится еще одна, для простых горожан, а вечером помолиться смогут все, кто пожелает. Ей тоже придется присутствовать, чтобы народ видел ее скорбь. Толпа должна получить свое зрелище. Что за докука – будто у нее и без того мало дел. Надо назначать людей на вакантные должности, вести войну, управлять государством. Отец бы понял ее.

Верховный септон встречал их на верху лестницы. Ветхий старец с жидкой седой бороденкой так согнулся под тяжестью шитых золотом риз, что его глаза пришлись вровень с грудью королевы, но воздушная корона из кристаллов и золотых нитей прибавляла ему добрых полтора фута.