Все это было для меня чересчур, особенно то, что Хирон словно бы и меня причислял к ним, так, будто я принадлежал к какому‑то клубу.
– Кто вы, Хирон? И кто… кто я?
Хирон улыбнулся. Он изменил позу, будто собирался встать со своего кресла, но я знал, что это невозможно. Вся его нижняя часть была парализована.
– Кто ты? – в раздумье пробормотал он. – Это вопрос, на который мы все хотим получить ответ, разве не так? А пока мы предоставляем тебе койку в одиннадцатом домике. Там ты встретишь новых друзей. И у тебя будет масса времени, чтобы подготовиться к завтрашним занятиям. Кроме того, вечером у костра состоится традиционное угощение с маршмеллоу и сэндвичами из шоколада и крекеров, а я просто обожаю шоколад.
С этими словами Хирон стал подыматься из своей коляски. Но было что‑то странное в том, как он это делал. Одеяло, прикрывавшее его ноги, упало, но сами ноги не двигались. Тело удлинялось, вырастая над поясницей. Сначала я подумал, что на нем очень длинная белая бархатистая нижняя рубашка, но Хирон все продолжал подниматься, становясь выше любого человека, и я понял, что бархатное белье и не белье вовсе. Это был торс животного, мускулистый и жилистый под жесткой белой шерстью. А инвалидная коляска оказалась отнюдь не коляской. Это было нечто вроде контейнера, огромного ящика на колесах, и тут, наверное, примешалось какое‑то волшебство, потому что он не мог вместить Хирона. На свет явилась длинная узловатая нога с большим отполированным копытом. Затем другая, затем бедра, и ящик опустел – металлическая скорлупа с приделанными к ней муляжами человеческих ног.
Я уставился на лошадь, явившуюся мне из инвалидного кресла: передо мной предстал крупный белый жеребец. Но вместо шеи у него был торс моего учителя латыни, мягко переходящий в конское туловище.
– Какое облегчение! – произнес кентавр. – Меня засадили туда так надолго, что шерсть над копытами совсем слежалась. Итак, вперед, Перси Джексон. Пора познакомиться с другими обитателями лагеря.
Глава шестая
Я становлюсь верховным повелителем туалета
Как только я свыкся с фактом, что мой учитель латыни – конь, мы с ним совершили замечательную прогулку, хотя я был достаточно осторожен, чтобы не идти прямо позади него. Несколько раз мне пришлось исполнять роль уборщика, которые чистят улицы перед Днем благодарения, и, как ни жаль, я не мог положиться на нижнюю лошадиную половину Хирона так же, как полагался на его человеческую часть.
Мы прошли мимо волейбольной площадки. Там подпрыгивали и разминались несколько жителей лагеря. Один указал на рог Минотавра, который я по‑прежнему держал в руке. Другой сказал: «Это он».
Большинство ребят выглядели старше меня. Их друзья‑сатиры были крупнее Гроувера, и все они, как один, щеголяли в оранжевых футболках с надписью «Лагерь полукровок» – это единственное, что прикрывало их лохматые бедра.
Обычно я не такой уж стыдливый, но взгляды, которые они бросали на меня, заставляли испытывать некоторую неловкость. Возникало ощущение, что они ждут, что я вот‑вот сделаю сальто или отмочу что‑нибудь еще.
Я оглянулся на дом. Он оказался намного больше, чем я полагал: четырехэтажный, небесно‑голубой с белой отделкой, он напоминал солидный приморский дом отдыха. Я рассматривал бронзовый флюгер в виде орла, когда что‑то привлекло мой взгляд – тень, скользнувшая в верхнем окне классического фронтона. Кто‑то отодвинул занавеску всего на мгновение, но у меня возникло отчетливое впечатление, что за мной следят.
– Что это там наверху? – спросил я Хирона.
Хирон посмотрел, куда я указываю, и лицо его омрачилось.
– Просто чердак, – ответил он.
– Там кто‑то живет?
– Нет, – категорически заявил он. – Ни одна живая душа.
Мне показалось, что он говорит правду. Но в то же время я не сомневался и в том, что кто‑то подсматривал за нами из‑за занавески.
– Пошли дальше, Перси, – сказал Хирон, его беззаботный тон прозвучал теперь несколько натянуто. – Нам надо еще многое увидеть.
Мы пересекли клубничные поля, где обитатели лагеря собирали ягоды в большие корзины, пока сатир наигрывал на тростниковой дудочке.
Хирон сказал, что лагерь собирает достаточно большой урожай, чтобы отправлять его в нью‑йоркские рестораны и на Олимп.
– Это покрывает наши расходы, – пояснил он. – К тому же клубника почти не нуждается в уходе.
Кентавр сказал, что мистер Д. оказывает благоприятный эффект на растения: они начинают плодоносить со страшной силой, когда он оказывается поблизости. Лучше всего это срабатывало с винной лозой, но мистеру Д. было запрещено выращивать виноград, поэтому пришлось переключиться на клубнику.
Я посмотрел на сатира, игравшего на дудочке. Его мелодия заставляла побеги клубники разрастаться в разные стороны, наподобие людей, бегущих из горящего дома. Я подумал, смог ли бы Гроувер оказать подобное магическое воздействие своей музыкой. Еще я подумал: сидит ли он сейчас в Большом доме, выслушивая нотации мистера Д.
– У Гроувера не будет серьезных неприятностей? – спросил я Хирона. – Я имею в виду… он был хорошим защитником, правда.
Хирон вздохнул. Он снял твидовый пиджак и, скатав его, положил себе на спину наподобие седла.
– Гроувер слишком многого хочет, Перси. Вероятно, его мечты выходят за пределы возможного. Чтобы добиться своей цели, он сначала должен проявить больше мужества и преуспеть как хранитель, отыскав нового обитателя лагеря и благополучно доставив его на Холм полукровок.
– Но он же это сделал!
– Хотелось бы мне согласиться с тобой, – покачал головой Хирон. – Но тут не мне судить. Решать должны Дионис и Совет козлоногих старейшин. Боюсь, они могут расценить его действия как провал. В конце концов, Гроувер потерял тебя в Нью‑Йорке. Затем злосчастная… судьба твоей матери. И то, что Гроувер был без сознания, когда ты тащил его сюда. Совет может усомниться, что это свидетельствует о мужестве Гроувера.
Мне захотелось возразить. Ничто из этого не было виной Гроувера. Я сам чувствовал себя очень‑очень виноватым.
Если бы я не удрал от Гроувера на автобусной остановке, у него не было бы неприятностей.
– Ему дадут еще один шанс?
Хирон поморщился.
– Боюсь, что это и был второй шанс Гроувера. Однако Совет не особенно беспокоился, предоставив ему еще одну возможность после того, что случилось пять лет назад. На Олимпе знают: я советовал Гроуверу как следует выждать, прежде чем пробовать снова. Он еще слишком юный…
– И сколько же ему?
– Двадцать восемь.
– Что?! И он – шестиклассник?
– Сатиры достигают зрелости вполовину медленнее, чем люди, Перси. Последние шесть лет Гроувер мог считаться учеником средней школы.
– Это ужасно.
– Согласен, – кивнул Хирон. – В любом случае Гроувер расцвел поздно, даже по меркам сатиров, и не вполне уверенно чувствует себя в лесном волшебстве. Увы, ему не давала покоя его мечта. Возможно, теперь он подыщет себе какую‑нибудь другую карьеру…
Комментариев нет