Картина висела над креслом. «Ева Мудоччи», британская скрипачка, с которой Мунк познакомился в самом начале прошлого столетия и которую нарисовал сразу на литографском камне. Я видел оттиски и раньше, но только теперь, при этом освещении, понял, кого напоминает Ева Мудоччи. Лотте. Лотте Мадсен. У лица на картине та же бледность и та же печаль во взгляде, как у женщины, которую я решительно вычеркнул из своей памяти.
Я снял картину и положил на стол задней стороной кверху. Я использовал нож «Стенли» с выдвижным лезвием. Литография напечатана на бежевой бумаге, а рамка современная, то есть без штифтов и гвоздиков, которые пришлось бы вынимать. Короче, работа – делать нечего. И вдруг ни с того ни с сего тишина взорвалась. Сирена. Настырный пульсирующий звук в диапазоне от тысячи до восьми тысяч герц, прорезающий воздух и фоновые шумы, так что его слышно за многие сотни метров. Я замер. Прошли какие‑то секунды, и автомобильная сигнализация на улице умолкла. Видимо, просто неосторожность владельца машины.
Я продолжил работу. Открыл папку, убрал в нее литографию и достал листок А‑2 с фрекен Мудоччи, распечатанный мной на домашнем принтере. За четыре минуты он был вставлен в рамку и повешен на стену. Склонив голову набок, я взглянул на него. Иной раз недели проходят, пока жертва обнаружит самую незатейливую подделку. Весной я подменил полотно Кнута Русе «Лошадь и маленькая всадница» картинкой, которую отсканировал из альбома по истории искусства и увеличил. Прошло четыре недели, прежде чем поступило заявление о краже. Фрекен Мудоччи тоже, надо думать, разоблачат по причине белизны странички А‑2, но не сразу. А тогда уже будет невозможно определить время кражи, а в доме успеют несколько раз прибраться, так что никакой ДНК не останется и в помине. Уж я‑то знаю, как они ищут эту ДНК. В прошлом году, когда мы с Хикерюдом провели четыре взлома меньше чем за четыре месяца, этот СМИ‑озабоченный жираф со светлым чубчиком, этот пижон – старший инспектор полиции Бреде Сперре – появился в редакции газеты «Афтенпостен» и заявил, что в Осло орудует банда профессиональных похитителей предметов искусства. И так как речь идет об объектах столь высокой ценности, Отдел ограблений намерен – дабы задушить это дело в зародыше – использовать методы, применявшиеся до сих пор лишь в расследовании убийств и серьезных преступлений, связанных с наркотиками. Жители Осло могут не сомневаться, сказал Сперре и, тряхнув пацанским чубчиком, уставил в объектив твердый взгляд серо‑стальных глаз, пока фотограф щелкал аппаратом. Он, естественно, не сказал главного – что на них поднажали как следует обитатели вилл, зажиточные, политически влиятельные люди, желающие защитить себя и свое имущество. И я, надо признаться, вздрогнул, когда Диана еще раньше, прошлой осенью, рассказала, что тот отважный полицейский из газеты приходил к ней в галерею, он хотел знать, не расспрашивал ли ее кто‑нибудь о покупателях, о том, у кого какие произведения хранятся дома. Потому что похитители, похоже, прекрасно знают, где какая картина висит. Когда Диана спросила, что значит эта морщинка у меня на лбу, я криво ухмыльнулся и ответил, что мне совсем не по душе, что у меня под боком объявился соперник. К моему изумлению, Диана покраснела, прежде чем улыбнуться.
Я вернулся к входным дверям, аккуратно снял купальную шапочку и перчатки и аккуратно протер дверную ручку с обеих сторон, прежде чем закрыть за собой дверь. Улица лежала такая же по‑утреннему тихая и по‑осеннему сухая до хруста в невозмутимом солнечном свете.
По пути к машине я взглянул на часы. Двенадцать четырнадцать. Это рекорд. Пульс был частый, но он повиновался мне. Через сорок шесть минут Уве снова активирует систему наблюдения у себя на пульте. И примерно в то же время, по моим расчетам, Иеремиас Ландер поднимется с кресла в одной из наших комнат для собеседований, пожмет руку председателю правления и еще раз выразит свои сожаления, а затем покинет наш офис и таким образом выйдет из зоны моего контроля. Но не из моего стойла. Фердинанд – в соответствии с моей инструкцией – должен будет объяснить заказчику: он очень сожалеет, что вышел облом, но если они в дальнейшем не хотят, чтобы такая рыба, как Ландер, сорвалась с крючка, то пусть будут готовы поднять предложение по зарплате процентов на двадцать. А лучше на треть.
И это только начало. Через два часа и сорок шесть минут я выйду на крупную дичь. На графскую охоту. Мне недоплачивают – ну так что же? В гробу я видал и Стокгольм, и старшего инспектора Бреде Сперре: я – царь горы.
Я шел и насвистывал. И листья шуршали у меня под ногами.
5. Признание
Как уже говорилось, американские следователи Инбау, Рейд и Бакли, издав в 1962 году книжку «Criminal Interrogation and Confessions», заложили основы того, что затем стало господствующей техникой ведения допросов в западном мире. Разумеется, на самом деле эта техника стала господствующей гораздо раньше, Инбау, Рейд и Бакли в своей методике девяти шагов только обобщили столетний опыт получения признаний от подозреваемых, накопленный в ФБР. Метод показал свою неслыханную эффективность как на виновных, так и на невиновных. После того как анализы ДНК сделали возможным дополнительную проверку, обнаружились сотни невинно осужденных только в США. Примерно четверть этих несправедливых приговоров основывалась на признаниях, полученных девятишаговым методом. Что само по себе кое‑что говорит об этом потрясающем инструменте.
Моя цель – заставить кандидата признаться, что его равнодушие к предложенной работе – это блеф. Если он пройдет все девять шагов и так и не признается, то будут основания считать, что кандидат в самом деле считает себя весьма квалифицированным. А я собираю именно таких. Я по‑прежнему говорю «он», поскольку методика девяти шагов ориентирована в первую очередь на мужчин. Мой немалый опыт свидетельствует, что женщины редко ищут работу, для которой они не имели бы достаточной – или даже избыточной – квалификации. Ложные признания чаще случаются тоже, естественно, у мужчин, но тут ничего страшного. Они все‑таки не в кутузку попадают, а просто теряют шанс занять руководящую должность, для которой способность выдержать стресс – это именно то качество, которое мы ищем.
Я использую Инбау, Рейда и Баклера без особых угрызений совести. Это как скальпель рядом с хилерами, траволечением и пустопорожним трепом психоаналитиков.
Шаг первый – прямая конфронтация, и многие колются уже на этом этапе. Ты ясно даешь понять кандидату, что знаешь все, что ты сидишь на кипе доказательств его недостаточной квалификации.
– Возможно, я слишком погорячился, выказав интерес к вашей кандидатуре, Греве, – сказал я и откинулся на спинку кресла. – Я кое‑что проверил, и оказалось, что акционеры «ХOTE» считают, что вы как директор не оправдали их ожиданий. Вы проявили слабость, отсутствие киллерского инстинкта, и то, что компанию поглотили, – ваша вина. «Патфайндер» как раз и боится такого же поглощения, поэтому, сами видите, вас трудно рассматривать в качестве серьезного кандидата. Но… – я, улыбаясь, поднял чашечку с кофе, – давайте лучше попьем хорошего кофе и потолкуем о других вещах. Как там ремонт?
Комментариев нет