– Лечил я его милости маркграфу как‑то шанкры на причинном месте, – делано вздохнул толстяк.
– И, надо полагать, вылечил? – сухо осведомился мастер.
– Разумеется! – оскорбился Бонавентура. – За кого ты меня принимаешь? Не справиться с банальнейшим Syphilis Vulgaris?
– Не так‑то много алхимиков, которые бы справились…
– Х‑ха! Так это же я, дружище. Кстати – это прекрасная иллюстрация к моим словам о полезности вампиров, их экскретов и вытяжек из различных частей их тела. Лекарства мои включали четыре уникальные компоненты ихора. Я как раз искал, на ком бы их испытать…
– И испытал, я так понимаю, успешно?
– Полный успех, дружище, полнейший! Наш дорогой маркграф, да не поразит его безвременная infirmitatem erectile, восстал с одра скорбей та‑аким, я тебе доложу, живчиком! Кажется, в первую же неделю он заделал пятерых или шестерых бастардов, обрюхатив всех служанок и поварих, пребывавших в фертильном возрасте.
Мастер только покачал головой.
– С тех пор ваш покорный слуга здесь – желанный гость, – церемонно раскланялся алхимик.
Застава осталась позади. Тракт углубился в лес, глухой и имевший вид настоящей чащи, где ещё можно встретить непуганых единорогов.
– Сударь! – прогудел из переговорной трубы голос кучера. – Сударь Бонавентура, соблаговолите взглянуть!
– Ну что там ещё такое? – тяжело вздохнул толстяк. Перспектива вставать с удобного дивана его явно не прельщала.
– Не нравится мне тут, сударь. И Ингвару тоже не нравится.
– Что это значит? – полушёпотом осведомился охотник у мэтра, однако с того леность и вальяжность слетели мигом, словно снесённые ураганом.
– Если моим людям что‑то не нравится, это в громадном большинстве случаев означает драку, – вполне серьёзно ответствовал алхимик. – Советую тебе, дружище, проверить, полностью ли заряжены твои арбалеты. Они ведь у тебя движимы магией, если не ошибаюсь? Кристаллы Кнехта?
Мастер отрывисто кивнул. Оба самострела уже были у него в руках. Усаженная шипами и крюками секира – рядом.
– Уходите с передка, Гюйфе, и ты, Ингвар, – вполголоса распорядился алхимик, приближая губы к переговорной трубе. Внутрь, все. Кевин, Курт, – последовал приказ в другую трубу, паре слуг, что ехали на задней площадке, – тоже внутрь. Незаметно.
Вараны замедлили шаг. Справа и слева от мастера распахнулись дверцы, двое слуг мэтра Джованни, кучер Гюйфе и стрелок Ингвар, бывший ученик охотника Джейкоба, бесшумно и ловко скользнули внутрь.
Люди Бонавентуры не были трусами, и сейчас растерянности в них мастер не видел тоже. Напряжены, собраны, внимательны, но и всё.
– Гюйфе?
– Следят за нами, мэтр. Крадутся по кустам вдоль дороги. От самой заставы начали. Пару раз копья блеснули. Но такие, не обычные…
– Совни, – перебил кучера Ингвар. – Совни и дубины. Лиц не видел.
– Понятно. Курт?
Высокий брюнет с перебитым носом, бывший урядник Алой хоругви в войске короля (или круля, как говорили в тех краях) Ребежца, доложил по‑военному чётко:
– Преследуют нас, точно. Но не люди. Оружия не видел.
– Не люди? А кто тогда?
– Да я бы на каких‑нибудь гоблинов‑разбойников подумал, но их у нас отродясь не водилось. Низкие слишком, скорченные какие‑то. Корявые, одним словом.
– Красные Шапки? – отрывисто спросил Бонавентура.
– Не, мэтр, – помотал головой четвёртый из слуг алхимика, Кевин. – Это уж совсем сказки какие‑то. Гоблины хоть в Загорье есть, а Красные Шапки – это ж дальний запад…
– Мне прекрасно известно, кто где обитает, спасибо большое, – раздражённо бросил Бонавентура. – Значит, не гоблины, не поури, не гномы‑ренегаты, не эльфы‑ушкуйники, так что остаются только…
– Гууны, – спокойно сказал мастер, глядя в окно. – Сейчас один мелькнул. Если это не гууны, готов съесть собственный сапог.
– К бою, – коротко скомандовал алхимик, с неожиданной ловкостью извлекая из‑под дивана широкую бандольеру с многочисленными склянками без пробок, запаянными наглухо. Накинул себе на плечо.
– Все готовы?
– Готов. – Мастер набросил плащ поверх торопливо надетой кольчуги.
– Тогда идём. Атакуем первыми. Тогда есть шанс. Так, други мои, хлебните‑ка… для храбрости.
Алхимик поспешно опорожнил в глиняную кружку какой‑то пузырёк.
Все выпили вкруговую, не исключая и мастера. По телу быстро распространялось приятное тепло.
– А теперь вперёд! – скомандовал мэтр.
Ни один из людей Бонавентуры не возразил. На лицах их отражалась только свирепая решимость.
Вараны встали.
Бонавентура рванул какой‑то рычаг, и задняя стенка кареты упала прямо вниз, образовав нечто вроде сходен. Люди мэтра, держа навскидку небольшие двухдужные арбалеты, ринулись наружу, мастер – за ними, самострелы в каждой руке, секира заброшена за спину.
Алхимик резво семенил с ним рядом, в руке – тоже нечто вроде арбалета, только стрелял он не дротами, как у остальных, а швырял вперёд разнообразные скляницы мэтра.
Кусты вокруг затрещали. Солнце заволокли сплошные низкие осенние облака, что грозили вот‑вот разразиться то ли дождём, то ли даже и снегом.
Из облетевших зарослей вырвалась первая скорченная фигура, с лёгкостью размахивая длинной совнёй с внушительным, как хороший меч, лезвием, держа её притом в одной руке, словно обычный топорик. За ней ещё одна, ещё и ещё.
– Х‑ха! – гаркнул мэтр Бонавентура, ловко вскидывая свой самострел. Сверкающая скляница угодила прямо в грудь самому резвому гууну, разбилась, и вампирий прислужник немедля вспыхнул. Весь, от макушки до самых пят. Вспыхнуло долгополое одеяние, нечистые спутанные волосы, спускавшиеся ниже плеч, деформированное лицо, всё во вздутиях и каких‑то шишках – плоть запылала мигом, дружно и весело.
Гууны бывают самые разные, некоторые ничем не отличаются от людей, некоторые отличаются… всем.
Этот, похоже, пребывал где‑то посередине. Во всяком случае, нечувствительностью к боли его не снабдили.
Гуун уронил оружие, покатился кубарем под ноги Ингвару, завывая так, что кровь стыла в жилах. Бывший ученик охотника ловко перепрыгнул через катящийся комок пламени, Курт пинком ноги отправил его подальше от кареты и варанов, в придорожную канаву, где тот и замер уродливой тёмной грудой, что пылала жарким, чадным огнём; к небу поднялся густой столб жирного дыма.
– Есть! – завопил Бонавентура с восторгом, ну ровно мальчишка, угодивший в яблочко на глазах многочисленных (и восхищённых, понятное дело) девчонок.
Мастер одним рывком оказался впереди алхимика. Впереди, потому что со всех сторон уже бежали гууны – уродливые, корявые, низкорослые, но с бугрящимися мускулами, размахивая совнями и дубинами. Последние больше напоминали тележные оглобли; кто‑то поистине не пожалел умения и времени, наделяя этих гуунов силой.
Стальной, покрытый серебром дрот вонзился в лоб набегающему гууну, в своём гнезде в рукоятке арбалета дал короткую вспышку магический кристалл, заставляя двигаться рычаг натяжения тетивы и накладывая новую стрелу. А мастер уже стрелял с левой руки; дрот вошел в похожее на смятый пельмень ухо другого гууна, только нацелившегося было в бок Кевину.
Гууна, особенно такого, не свалить простой стрелой, угоди она ему в руку, в плечо, в ногу или даже в грудь – если не считать прямого попадания в сердце. Люди Бонавентуры стреляли метко, уложили одного из нападавших, однако потребовалось для этого аж четыре дрота, вогнанных в круглую шишковидную башку создания. Зато три других гууна сумели подобраться вплотную, судорожно размахивая оглоблями и совнями, толщиной древок весьма напоминавшими те же оглобли.
Комментариев нет