Мишаня поставил свой табурет в углу – теперь он был во мраке, а все остальные для него, как на ладони. Как ни вглядывался Мазур, рассмотреть верзилу не мог, но раздавшиеся в темноте звуки узнал моментально – это щелкали заполнявшие магазин патроны с пластмассовыми гильзами. Напарник, наоборот, устроился посреди камеры, восседал на табурете, ухмыляясь и ерзая. В дверях торчал караульный, зажимая карабин под мышкой.
Повисло напряженное молчание.
– Итак, господа и твари, – театрально возгласил Мишаня из темноты. – От имени и по поручению, так сказать, разрешите объявить вечер культурного отдыха открытым. Почетный президиум в составе Политбюро ЦК КПСС решено не избирать по причине отсутствия такового в окружающей действительности. Первым номером нашей программы… – он неимоверно долго тянул театральную паузу. – Восходящая звезда таежного стриптиза, мадемуазель Виктория Егоршина. Виктоша, прошу!
Черноволосая молодая женщина слезла с нар, повернулась к ним лицом, отступив на пару шагов, раскланялась, разведя руки и производя ими волнообразные движения, словно неумелая актриса, изображающая птичий полет.
– Аплодисментов не слышу! – донеслось из темноты. – Удручает меня некультурность ваша…
Трое мужчин на нарах ожесточенно захлопали в ладоши.
– Новенькие, а вы чего же такие некультурные? В карцер захотели?
Презирая себя, Мазур несколько раз хлопнул в ладоши. Рядом столь же вяло аплодировала Ольга.
– Скучает зал, скучает… – печально констатировал Мишаня. – Трудно разогревается публика, а посему – поехали, Виктоша, в медленном ритме! Зрители затаили дыхание, добросовестно затаили…
Виктория с совершенно безучастным, словно у деревянной куклы, лицом принялась стаскивать сине-белые адидасовские штаны. Неумело пытаясь подражать стриптизеркам из импортных фильмов, продемонстрировала их на вытянутой руке, не глядя, отбросила в сторону. Распахнула куртку – под спортивным костюмом ничего больше не оказалось – и, старательно разведя полы в стороны, медленно закружилась, оборачиваясь то к нарам, то к двери, то к скрытому во мраке распорядителю. Бритый звонко шлепнул ее пониже спины. У Мазура судорогой свело пальцы, так хотелось добраться до обоих. Потом сбросила и куртку, обнаженная стояла посреди камеры, заложив руки за спину, глядя в потолок. На плече и на руках у нее Мазур заметил синие татуировки.
– А сейчас на сцену решительно выходит ейный неизменный ассистент, герр доктор Алексей Егоршин! – распорядился Мишаня. – Просим, хер доктор! А изобразите вы нам, пожалуй что, подсвечник!
Иркутский врач покорно слез с нар, взял у бритого пару желтых стеариновых свеч, дождался, пока тот подожжет их зажигалкой, застыл, симметрично вытянув расставленные руки – нелепый и позорный живой канделябр. Пламени свечей почти не видно было в ярком электрическом свете. Ольга прерывисто вздохнула, почти простонала.
– А таперича, миряне, очаровательная Вика нам исполнит коронный номер нашего камерного концерта – камерный минет почти что в парижском стиле. Барабан вертится, вертится… кто же этот счастливец? Ах, господин Степан, туточки среди нас присутствующий, словно рояль в кустах! Поприветствуем счастливчика, призовая игра! Виктоша, прошу!
Виктория опустилась на колени перед бритым Степаном, оба располагались в профиль к зрителям.
– И ее громкое, веселое, жизнерадостное чмоканье долетело аж до галерки! – комментировал Мишаня. – Судьи отмечают мастерство спортсменки… смотреть, вы, новенькие, а то хуже будет! А теперь выдвигается канделябр…
Врач приблизился чуть ли не вплотную – с другой стороны, чтобы не заслонять зрелища от сидящих на нарах, встал, прилежно держа свечи.
– Встала Виктошенька, мурлыча и облизываясь, поклонилась зрителям с милой улыбкой… – тянул Мишаня.
Мазур давно уже, словно бы невзначай, снял свои тяжелые механические часы и положил их на нары у бедра. Он все еще колебался – не прикидывая шансы, а мысленно рисуя подробную партитуру предстоящего. В иных стычках импровизация категорически противопоказана, каждый бросок нужно рассчитать в уме заранее…
– Томно распростерлась Виктоша у подножия канделябра… – командовал Мишаня. – А в нашей программе – дебют! На сцену приглашается очаровательная мадемуазель Ольга Вяземская, каковая нам сейчас стянет портки с канделябра и ублажит его в точности так, как только что наблюдала. Внимание, дебют! Впервые на нашей эстраде девочка-сосунок!
Ольга не шелохнулась. В ее голосе сквозило ледяное презрение:
– Я такие вещи только с мужем делаю.
– Мы же не звери, мадемуазель! – жизнерадостно завопил Мишаня. – Мы же народ понимающий и уважаем свободу выбора. Раз такие у вас сексуальные принципы, выбывает из игры канделябр! Идя навстречу пожеланиям дебютантки, приглашаем на сцену и законного мужа! Воля ваша, ублажайте его, счастливца! Прошу на сцену, сладкая парочка. Аплодисменты! «Ригли-сперма» – неповторимый устойчивый вкус!
Мазур склонился к Ольге и шепнул:
– Как только прикоснусь – падай и ползи под нары. Пошла!
Ольга стала медленно слезать с нар, Мазур стиснул часы в кулаке. Голова была ясная и холодная, как всегда перед боем, секунды растянулись неимоверно, и время казалось застывшим.
Ружье определенно будет направлено на него, а не на Ольгу. Вот только Мазур непременно окажется меж дверью и караульным – и успеет уйти с директрисы. Молниеносным броском швырнуть часы и разбить лампочку – детская забава. Хотя из коридора падает свет, все равно в первые секунды по контрасту покажется, будто наступил непроглядный мрак. А уж использовать эти секунды с максимальной выгодой – дело привычное: не истощен, не обессилен, нешуточно зол, недавно кормлен, тело все знает само… У Степана кобура под мышкой, это нужно учесть…
Ольга слезла с нар, встала, не удаляясь от них. Мазур спрыгнул следом.
– Итак, на сцене – сладкая парочка, минет по-армейски! – орал Мишаня. – Наш бравый майор начинает неспешно раздевать свою лялечку, сымает сначала, охальник, тельняшечку… Ну, шевелись, служивый!
Мазур протянул левую руку, коснулся Ольгиного локтя, миг спустя уже ушел с воплем вправо, отвлекая на себя внимание. Метнул часы. Лампочка с грохотом взорвалась, затрещала сухо вспышка короткого замыкания, упал мрак – и буквально в ту же самую секунду Степан, получив ребром ладони, обрушился с табурета – шумно, как мешок с картошкой. Мазур оттолкнулся от пола, прыгнул. Навстречу, левее, ударил выстрел, лицо обдало жаром и тухлой пороховой гарью – промах! А Мазур смог отлично сориентироваться при вспышке. И ударил точно. Что-то мерзко хрустнуло под пяткой, противник обмяк. Еще миг – и ружье оказалось в руках Мазура, он передернул затвор, выстрелил по часовому, не успевшему ничего предпринять, не успевшему даже убраться от двери. Стрелял в грудь, промахнуться никак не мог…
И тут от двери ударил в лицо свет нескольких мощных фонарей. Мазур мгновенно ослеп, но продолжал стрелять наугад – и не слышал ни звона стекла, ни криков, ни шума падающих тел. Боек щелкнул впустую, патроны кончились – и до него стало помаленьку доходить, что они не могли быть боевыми… Холостые пустышки. Его снова обыграли.
Комментариев нет