Нужда сходить по‑маленькому становится нестерпимой. Два шага – и я уже открываю единственную дверь в этой конуре. Ванная, как и все остальное здесь, совершенно малюсенькая: небольшая раковина, душевая кабина и унитаз занимают все свободное пространство.
Я делаю свое дело, мою руки и вытираю их об удивительно мягкое полотенце. Сложив пополам, вешаю его обратно на кольцо.
Вернувшись в гостиную, начинаю вспоминать события минувшей ночи. Я приехал в эти трущобы на своей «ямахе», сыграл несколько раундов в покер, а потом ввязался в драку.
Наверное, меня вырубило от удара в голову. Нет, стоп! Перед этим произошло что‑то еще.
Хартли.
Хартли привела меня сюда, перед тем как я отключился. Смутные вспоминания о том, как она приказывала мне шевелить задницей и взбираться по бесконечной череде ступенек.
Но если на диване спал я, то где спала она? Здесь нет спальни, а диван такой маленький, что двое на нем просто не поместятся. Ей бы пришлось спать на мне в буквальном смысле, но Хартли скорее отпилит себе руку, чем станет спать со мной.
Вот черт!
Откуда ни возьмись меня накрывает чувство вины. Хотя с какой стати мне чувствовать себя виноватым? Я не просил ее о помощи и уж тем более не стал бы спать на ее диване, даже если вчера мне нужно было где‑то переночевать.
Моя обувь и толстовка лежат на столе. В кармане около трех тысяч долларов, а значит, Хартли видела, сколько у меня денег, но не взяла ни цента. Хотя могла бы взять себе вознаграждение.
Я отсчитываю несколько банкнот и кладу их на стол. Под обувью нахожу записку, к которой приклеен ключ.
«Закрой дверь, положи ключ в этот конверт и засунь его в почтовый ящик внизу».
Я в раздумье разглядываю записку. Эта девчонка – сплошная загадка. Ее родители живут в дорогущем особняке. Отец – влиятельный человек, прокурор. И все‑таки Хартли живет в самом худшем районе Бэйвью, в квартирке, где стены такие тонкие, что мне слышно музыку, которая играет у ее соседей снизу. Тем не менее она учится в одной из самых престижных школ штата. Что же, черт возьми, все это значит?
Я думал, что мой последний год в школе будет скучным. Элла большую часть времени проводит с Ридом: болтает с ним по телефону, переписывается или ездит к нему в университет на выходные. Близнецы заняты своей жизнью. Гидеон тоже в колледже, а когда бывает дома, хочет тусоваться только с Саванной.
Я третий лишний, и так было всю жизнь. Пока Гид не уехал, они с Ридом вечно были вдвоем, близнецы – сами по себе, ну а я болтался где‑то между ними.
Мама говорила, что в этом моя индивидуальность и независимость. Я всегда мог найти себе занятие. Мне не нужны были братья. К тому же я заводил знакомства легче, чем они. У меня куча друзей. Мой список контактов бесконечен.
И все же… вчера я никому не позвонил. Вместо этого пытался взобраться на мотоцикл и поехать домой, как какой‑то идиот, у которого мозг меньше, чем мошонка.
Я выхожу из квартиры, запираю дверь, но ключ кладу в карман, а не в конверт. Тренировка начнется через полчаса. Значит, опоздаю. И это после моего вчерашнего появления в несусветную рань.
Мобильник разрывается сообщениями от Эллы.
«Где ты?»
«Тебя ищет Каллум».
Черт. Если так пойдет и дальше, я никогда больше не смогу снова подняться в воздух. Мне и правда нужно поработать над способностью принимать решения.
«Я прикрыла тебя. Сказала ему, что ты уже уехал».
Я подхожу к ступенькам. В аллее рядом с домом Хартли воняет кошачьей и собачьей мочой… Черт, да там стоит такая вонь от животных, которую даже сложно вообразить. Жесть.
Я печатаю ответ:
«Спасибо, что прикрыла меня. Уже еду».
Когда я появляюсь в школе, все еще в раздевалке. Сегодняшняя тренировка состоит из отработки техники игры и бега, поэтому к концу я еле стою на ногах.
С тех пор как защиту возглавляет Брэн Мэтис, тренер не дает нам расслабиться. Наверное, когда ситуация с квотербеком была совсем плохой, он просто не хотел рисковать, чтобы кто‑то из оставшихся игроков тоже получил травму, потому что этот сезон и так обещал быть неудачным. Но сейчас все резко изменилось.
Паш бросает мне бутылку воды и тут же до последней капли опустошает свою.
– Черт, я совсем не в форме, – задыхаясь, жалуется он. – Слишком много пил и курил этим летом.
– И я.
С жадностью выпив воду, я отбрасываю бутылку и ложусь спиной на траву.
Паш падает рядом со мной. Мы лежим и смотрим в безоблачное небо.
Брэн, свежий как огурчик, с усмешкой проходит мимо нас, словно и не было этой изматывающей тренировки.
– Вам, парни, нужно почаще ходить в зал. Я вот чувствую себя отлично.
Мне едва удается поднять руку, чтобы показать ему средний палец.
– Ты чувствуешь себя отлично только потому, что ведешь здоровый образ жизни.
Он начинает смеяться.
– Это что, оскорбление? Потому что, по‑моему, вести здоровый образ жизни – значит не валяться без сил на поле.
В этот раз средний палец ему показывает Паш.
В конце концов мы собираемся с силами, чтобы оторвать свои задницы с поля, и возвращаемся в раздевалку, где я по‑быстрому принимаю душ. Потом, переложив ключ от квартиры Хартли из джинсов в школьные брюки, направляюсь к секретарю.
Миссис Голдштейн на месте. Жесткие, с голубым оттенком волосы образуют нимб вокруг ее маленького круглого лица. На кончике носа очки в розовой оправе.
Я облокачиваюсь на стойку.
– Миссис Джи, вы сегодня выглядите потрясающе.
Она вздыхает.
– Что вам нужно, мистер Ройал?
Не обращая внимания на ее явное раздражение, я постукиваю пальцем по верхушке секретарского монитора.
– Я зашел к вам, потому что обнаружил ошибку в своем расписании. Пошел на первый урок, и оказалось, что я больше не числюсь в классе. Кто‑то по фамилии Райт перевелся и занял мое место.
Нарисованные брови сводятся вместе поверх очков.
– Это крайне необычно.
То есть я несу полную ахинею. Но так и есть.
И продолжаю нагло врать.
– Знаю! Но мистер Уолш такой: «Вы больше не в моем классе, Ройал». А я ему: «Как? Что за чушь?! Почему этот Райт вот так взял и занял мое место»? И он: «Ну, раз так, идите к секретарю и спросите». И…
– Ладно! – миссис Голдштейн уже начинает терять терпение. – Помолчите и позвольте мне проверить.
Я прячу улыбку.
– Спасибо, миссис Джи. Я правда считаю, что этот умник попал не в тот класс.
Комментариев нет