– И чего?
– А домик, куда мы премся, как раз в подходящем месте стоит. Уединенно, задний двор как раз на лес выходит. Десять шагов – и ты уже в лесу. Никто и не поймет, что здесь делается по ночам.
– Думаешь, к нам со всей области покойничков везут, чтобы здесь хоронить?
– Может, и везут!
На Костяна рассказ долговязого не произвел ровным счетом никакого впечатления.
– Если струсили, так и скажите. Я один пойду!
– Мы не струсили, – возразил ему последний член маленькой компании – Павлик. – Мы просто немножко боимся.
Это был крепенький коротышка, состоящий из одной сплошной мышцы. Голова у него сидела так плотно впритык к плечам, что казалось, шеи совсем нет. Как ни странно, его замечание развеселило всех. Страх если не ушел, то, по крайней мере, отодвинулся. И теперь друзья были готовы двинуться в путь. Больше всех не терпелось Лушке. Последняя так и рвалась с привязи, оглашая окрестности нетерпеливым поскуливанием.
– Ишь как ее приперло, – заметил долговязый, которого звали Вованом.
– Очень она у нас до мужского пола охоча. И с кого пример берет? Бабушка моя, кроме своего мужа – моего деда покойника, никого другого не знала. Тетка Таня и вовсе в девках век коротает. Ни та ни другая на мужиков и не глядят, все на селе их уважают. А собака у нас шалава. Просто стыд какой‑то.
Сплетничая о легкомысленной Лушке, все двигались в сторону речки Зайца. Перейдя ее по шаткому деревянному мостику, который угрожающе поскрипывал у них под ногами своими давно прогнившими досками, компания ребят оказалась на другом берегу, где им только и оставалось, что подняться на холм. Здесь они снова оробели. Но Лушка, почуяв впереди что‑то привлекательное, словно с ума сошла. Неожиданно резко дернув поводок, она каким‑то образом скинула с себя ошейник и кинулась вверх по холму.
– Стой! – разозлился на нее Костян. – Стой, шлендра! Назад! Место! К ноге!
Но какое там к ноге! Обезумевшая от страсти Лушка неслась навстречу своей большой любви с такой скоростью, что угнаться за ней не было никакой возможности. Очень скоро собачонки и след простыл.
– Бежим за ней!
Как ни быстро двигались друзья, догнать Лушку им было все же не под силу. И когда они преодолели подъем и оказались на вершине холма, Лушки уже не было видно. Лишь ее довольное повизгивание доносилось откуда‑то из‑за деревьев. И рядом с ним из‑за тех же деревьев раздавалось солидное мужское порыкивание. Похоже, что Лушка была и впрямь неотра‑зима буквально для всякого собачьего кавалера. Вот и сегодня ее чары, на которые рассчитывал Костик, не подвели. Даже самый стойкий сторож не устоял перед призывом разнузданной Лушки.
Во всяком случае, когда наши друзья подобрались вплотную к ограде, прежде находящейся под бдительной охраной строгого пса, никто им больше не преградил дороги.
Глава 2
Больше и сильней всех ликовал сам Костян.
– Я же говорил! Я же обещал!
Остальные его радости отчего‑то не разделяли.
И, более того, выглядели ребята какими‑то задумчивыми.
– Вы чего такие стоите как в воду опущенные? – удивился Костик. – Пса больше нет! Сейчас мы с вами пройдем к дому и посмотрим, что у них там делается.
Костян первым перемахнул через невысокую ограду и сделал несколько шагов по двору, прежде чем обнаружил, что двигается он один.
– Эй! – с недоумением обернулся он к своим друзьям. – Вы чего? Передумали?
Остальные мялись и явно не решались пойти за ним.
– Чего же вы?
– Понимаешь, Костя, мы боимся.
Костик возмутился. Можно подумать, он не боится. Но ведь решился, почему же они не могут?
– Трусы!
Это не помогло. И Костик попытался воззвать к приятелям иначе:
– Глебка! Вован! Павлуха! Вы мужики или нет? Ладно, я понимаю, Алина боится, так она девушка. Но вы‑то! Вы же мужики!
Светловолосый Глеб сделал шаг, словно намереваясь присоединиться к Костяну, но сестра повисла у него на локте, и он тут же передумал.
– Иди один, если не трусишь.
– Мы тебя здесь подождем.
– Если что, поднимем тревогу.
Одна Алина промолчала. Она с тревогой смотрела на Костика, но не решалась ничего сказать.
Костян разозлился еще больше. Он смачно сплюнул на землю, чтобы показать, какого он теперь мнения о своих друзьях, и не оборачиваясь пошел к дому. Он миновал курятник, обогнул хлев, где мирно похрюкивали поросята какой‑то невиданной доселе в окрестностях Бобровки лохматой породы, и подобрался вплотную к жилым строениям. Здесь он притормозил.
Как ни хорохорился Костик там, на холме, перед своими друзьями, а все‑таки и ему было жутковато. Да еще где‑то начала завывать собака. То была счастливая любовная песня Лушки и ее нынешнего кавалера, но Костян не был обучен собачьему языку, и ему было невдомек, что вой этот – предвестник появления на свет будущего поколения Лушкиных щенков. У Костяна от воя мороз пробежал по коже. А между лопатками стало так холодно, словно туда засадили ледяной кол.
Б‑р‑р.
В принципе, у Костяна был еще шанс вернуться назад. Он запросто мог сказать приятелям, что двери на запоре, окна закрыты ставнями, разглядеть или тем паче проникнуть внутрь не представляется возможным. И он все равно был бы в их глазах героем. Еще бы! Ведь он единственный, кто отважился подобраться к дому так близко. Но Костян был не из тех людей, кто гонится за такой дешевой славой. Перед ним стоит совсем другая цель. Он пришел сюда для того, чтобы выяснить, что здесь творится. И он это выяснит!
И тогда Алина поймет, что на него можно положиться даже в самой сложной ситуации!
Эта мысль придала Костику уверенности. Он сделал еще пару маленьких шагов, примеряясь, как бы половчее подобраться к дому и заглянуть в окна, оставшись при этом незамеченным. Вокруг было темно и тихо. Даже собачий вой затих вдали. Костяну казалось, что, хрустни у него под ногами хоть одна сухая веточка, этот звук тут же будет услышан.
И вдруг он разобрал женский голос, от которого его кинуло в холод:
– Голову можно было бы и вовсе отдельно положить.
Голос звучал буднично и спокойно. Но что он говорил! Боже, что он говорил!
– А руки? – произнес другой голос, уже мужской. – И ноги? Их куда деть?
– Туда же, в ящик.
– Тогда тело не войдет!
– Точно не войдет?
– Точнее не придумаешь! Я уже пробовал много раз. Нет, придется их, видно, разложить по разным коробкам.
Окаменевший от ужаса Костян даже теперь при всем желании не мог бы бежать. Его собственные руки и ноги сделались совершенно мертвыми. Да любой бы на его месте струхнул, услышав, как эти люди, как о чем‑то обыденном, рассуждают, как станут раскладывать чье‑то расчлененное тело по разным коробкам.
Комментариев нет