– Жанночка, – Анатолий Иванович с улыбкой поцеловал строптивую супругу, – ты даже не спросила, как зовут наших новых соседей, сразу начала про темперамент и цыганскую кровь. Это невежливо.
– Извините, – спохватилась Жанна Аркадьевна с виноватой улыбкой.
Уже через пять минут все были знакомы друг с другом и знали, кто чем занимается и где работает, а через пятнадцать сидели в кухне у Ильиных, пили чай с вкуснейшими конфетами и весело болтали. Впрочем, болтали на самом деле только соседи и Ольга, Сергей сидел насупленный и молчал, ему жаль было бездарно растрачиваемого времени.
Соседи оказались довольно занятной приятной парой, оба в прошлом инженеры‑металлурги, проработали много лет на комбинате, вырастили детей и собрались было уезжать на Большую землю, но дети уговорили остаться: нужно было помогать с внуками, у дочери двое малышей, у сына – трое. Жанна всю жизнь бешено ревновала Анатолия Ивановича, причем, похоже, всегда без реального повода. Она то и дело вставляла в разговор реплики, призванные напомнить собеседникам о ее «цыганской крови» и «бешеном цыганском темпераменте», Анатолий же Иванович ужасно смущался, поведение супруги казалось ему нелепым и смешным, он пытался ее одернуть, остановить, но остановить Жанну Аркадьевну было так же сложно, как бегущего бизона.
Ольга и Сергей собрались уходить, и Жанна Аркадьевна, накинув на плечи черную в пунцовых розах шаль, вышла вместе с ними на лестницу.
– Сережа, – шепотом спросила она, оглядываясь на открытую дверь своей квартиры, – а вы правда судебно‑медицинский эксперт?
– Конечно, правда, – подтвердил он.
– Значит, вы сможете мне помочь в случае чего?
– В случае чего именно? – не понял Сергей. – Какие у вас проблемы, Жанна Аркадьевна?
Та театрально вздохнула.
– У меня всю жизнь одна проблема – измены Толика. Он ни разу не признался, он от всего отпирается, но я точно знаю, что он мне изменяет. Я хочу поймать его с поличным, чтобы он не мог отвертеться.
– Зачем? – коварно спросил Сергей. – Для чего вам это нужно?
– Чтобы точно знать! – нетрепливо воскликнула Жанна. – И припереть его к стенке.
– И что? – спросила Ольга, до этого не вмешивавшаяся в разговор, но слушавшая очень внимательно. – Ну вот вы припрете его к стенке, и что будет дальше? В чем ваша выгода? В чем состоит ваш генеральный план?
– Я смогу разговаривать с ним по‑другому, он больше не посмеет отпираться, он поймет, что попался.
– И что? – повторила Ольга, не скрывая ироничной улыбки. – Вот Анатолий Иванович поймет, что попался. Вам станет легче? Он будет испытывать неловкость, вероятно, даже чувство вины, ему станет некомфортно рядом с вами, и он просто уйдет.
– К этой шалаве?!?! – выкатив глаза, завопила Жанна громким шепотом, снова боязливо оглянувшись на дверь своей квартиры.
– Ну почему непременно к шалаве, – подхватил игру Саблин. – Он просто уйдет. Куда глаза глядят. Не захочет больше с вами жить. И вы ничего ровным счетом не выиграете, потому что если вы опасаетесь, что у Анатолия Ивановича роман и он может уйти, то от вашего припирания к стенке он точно так же может уйти. Получается шило на мыло.
– Вы думаете? – задумчиво спросила Жанна.
Весь ее запал мгновенно угас.
– Уверен, – кивнул Саблин, изо всех сил стараясь не расхохотаться.
Боже мой, ну кому нужен этот старый пень Анатолий Иванович, нищий российский пенсионер с сумасшедшей женой, двумя детьми и пятью внуками! Кто на него позарится?!
Жанна Аркадьевна подумала еще немного и просительно тронула Сергея за руку.
– И все‑таки, Сережа, пообещайте мне, что выполните мою просьбу, если я к вам обращусь.
– Боже мой, Жанна Аркадьевна, для вас – все, что угодно! – галантно произнес Саблин.
Дома они с Ольгой, поспешно заперев за собой дверь квартиры, разразились хохотом. У Ольги из глаз текли слезы, Саблин согнулся пополам и держался за живот. Отсмеявшись, они обменялись впечатлениями о соседской паре и пришли к выводу, что Жанну Аркадьевну будут между собой называть не иначе как «наша престарелая Кармен», а с именем для ее Анатолия Ивановича вышла заминка: Саблин предлагал именовать его «Хозе», Ольга же считала, что больше подойдет «Казанова».
– Хозе убил Кармен из ревности, – говорила она. – А здесь все наоборот, здесь Кармен готова своего суженого порешить. Хозе не годится.
– А Казанова, по‑твоему, годится? – возражал Саблин. – Казанову ревновали всегда по делу, он действительно был дамским угодником, а этот‑то пенек ни на одну бабу небось в своей жизни не посмотрел, кроме жены.
В конце концов сошлись на Дантесе: Эдмон Дантес из «Графа Монте‑Кристо» был обвинен в том, чего не совершал, и много лет провел в заключении, которого не заслуживал.
* * *
Скопившиеся в гистологической лаборатории стеклопрепараты, исследования по которым так и не были проведены в связи с отсутствием эксперта‑гистолога, можно было в принципе и не смотреть: судебно‑медицинские экспертизы были закончены без результатов гистологии и представлены следствию, которое сделало собственные выводы. Этих результатов уже никто не ждал. Но Сергей все равно смотрел «стекла»: незаконченная работа тяготила, непросмотренные стеклопрепараты нельзя было сдавать в архив. Кроме того, ему как добросовестному профессионалу было важно сравнить результаты собственного исследования с теми заключениями, которые давали эксперты, не дождавшиеся результатов гистологии. Чаще диагнозы полностью совпадали. Но случалось и иное. Работа была не срочной и растянулась на несколько месяцев.
Однажды Саблин, просматривая препараты, обнаружил в одном случае признаки хронической субдуральной гематомы. Это означало, что человек когда‑то перенес тяжелую черепно‑мозговую травму, зажившую с образованием своеобразной рубцовой ткани с многочисленными сосудами. Эти мелкие сосуды и послужили источником повторного внутричерепного кровоизлияния, а кровоизлияние, в свою очередь, привело к сдавлению мозга образовавшейся гематомой и наступлению смерти. Бывает. Сергей достал из папки заранее взятые из архива материалы по этому случаю: он всегда готовился загодя, составлял список препаратов, которые собирался исследовать, и приступал к работе, вооружившись всеми необходимыми материалами, хранящимися в архиве.
В заключении эксперта по данному случаю стоял диагноз: «Закрытая черепно‑мозговая травмы, субдуральное кровоизлияние».
Очень интересно! Стало быть, судебно‑медицинский эксперт расценил эту судбуральную гематому как острую, а не как хроническую. Острая – значит, человеку причинили травму, от которой он и скончался. А хроническая субдуральная гематома в судебной медицине вообще травмой не считается и поэтому не подлежит оценке по признакам тяжести вреда, причиненного здоровью. Хроническая гематома – это сосудистое заболевание головного мозга, которое может развиться по множеству самых разнообразных причин, начиная от различных инфекционных заболеваний или токсических поражений и заканчивая полученными когда‑то черепно‑мозговыми травмами. Менингит, инсульт, гемофилия и многое другое может привести к развитию и формированию хронической гематомы, при наличии которой человек мог умереть от кровоизлияния из новообразованных сосудов, вызванного самыми безобидными причинами: гипертоническим кризом, например, или алкогольным опьянением, или несильными ударами по лицу или голове, или банальным падением, как принято говорить в судебной медицине, «с высоты собственного роста», при этом ему даже не обязательно было ударяться головой обо что‑нибудь, достаточно было всего лишь поскользнуться и упасть на ягодицы.
Комментариев нет