Но до конца банкета и ухода последнего гостя думать о таких глупостях Сереге Саблину было некогда. Он потанцевал с мамой, с несколькими ее подругами, два танца – с Ольгой, после чего они вновь оказались на террасе, радуясь одному из теплых вечеров, которые в последние годы нередко баловали москвичей в конце апреля. Расстались они, когда семейство Бондарей собралось уезжать, и на прощание Сергей попросил у Ольги номер телефона. Если бы она спросила «зачем?», он не смог бы ответить.
Но она не спросила. Просто продиктовала семь цифр, и он записал их на взятой со стола кувертной карте с именем человека, которого Сергей Саблин никогда не знал.
* * *
Ночью разразился ливень, но Сергей не стал закрывать окно, несмотря на то что дождем заливало подоконник и вода попадала даже на паркет, который Юлия Анисимовна очень берегла. Он точно знал, что если мать обнаружит мокрый пол, упреков и обвинений в безалаберности и в неумении бережно относиться к вещам и собственному жилищу не избежать. Но ему было все равно. Он ворочался с боку на бок на своем диване, то натягивая одеяло до самого подбородка, то покрываясь испариной и отбрасывая его, и все не мог найти положения, которое принесло бы успокоение и вернуло ясность мысли.
В голове вертелись невесть откуда выплывшие слова:
Я смог без тебя весь вечер нести
Тяжесть своих одиноких шагов…
Больше я так не хочу –
Без тебя.
Это стихотворение французского поэта Эжена Гильвика Сережа с раннего детства неоднократно слышал от тети Нюты. Даже ребенком он понимал, что речь идет об одиночестве. Стихи казались ему волшебными, какими‑то неземными, а поскольку само стихотворение было довольно коротким, он быстро, со второго раза запомнил его наизусть.
Нюта читала его нечасто, только когда речь заходила о ее несостоявшемся женихе‑поляке, от которого она и узнала о творчестве Гильвика. Сама‑то Анечка Бирюкова натурой поэтической отнюдь не была и литературой в молодости не интересовалась, все больше личной жизнью увлекалась да сынишку, рожденного в семнадцать лет, пыталась растить без мужа, не до книжек ей было, профессию бы дельную получить да работу, дающую возможность приработка, а еще лучше – мужа бы найти, который примет ее с ребеночком и хоть как‑нибудь обеспечит. А вот поляк Януш, ее самая большая любовь, литературу и особенно поэзию знал очень хорошо и вообще был человеком в высшей степени образованным и одаренным. И все, что осталось в памяти Анны Анисимовны о днях, проведенных с ним, хранилось бережно и любовно. Вот и это стихотворение, прочтенное ей Янеком много лет назад, она декламировала маленькому племяннику с выражением необыкновенной нежности и грусти. Глаза ее в эти минуты становились глубокими и темными, а в голосе появлялись незнакомые Сереже интонации, волнующие и почему‑то вызывающие у мальчика слезы.
Примерно лет до семнадцати Сереге казалось, что это стихотворение – вершина поэтического творчества всей мировой литературы. Однако стоило ему закончить школу, провалиться на физике при поступлении в мединститут и пойти работать санитаром в реанимацию больницы «Скорой помощи», как ореол вокруг Гильвика померк, постоянные грязь, боль, запахи, стоны, слезы, смерти и практически непреходящая усталость быстро вытеснили из юной головы всякий романтизм, и любимые с детства строки стали казаться наивными, смешными и в общем‑то пустыми.
Юлия Анисимовна была в ужасе, узнав о том, что сын не поступил в институт, и на протяжении двух следующих месяцев все разговоры с Сергеем велись на повышенных тонах и касались только трех тем:
– Ну почему ты меня не послушался и не подал документы в мой институт? У нас тебя не завалили бы на физике, ведь ты ее великолепно знаешь! Почему ты такой упрямый? Зачем тебе нужен был этот другой вуз? Что ты хотел нам с папой доказать?
– Ты хоть понимаешь, что весной тебя заберут в армию? Тебя могут отправить в Афганистан, тебя могут убить!
– Почему ты уперся с этой своей реанимацией? Почему районная больница? Неужели мы с папой не устроили бы тебя в приличное место?! Да вот хоть к Виктору Владимировичу, ты бы там как сыр в масле катался. Или даже в Склиф. Почему ты такой упрямый? Что и кому ты хочешь доказать?
Серега никому ничего доказывать не собирался. Кроме самого себя. Ему важно было проверить и убедиться: действительно ли он хочет заниматься медициной? Действительно ли может? Выдержит ли? Сумеет ли? Будет ли это так же интересно, как ему казалось, когда тетя Нюта рассказывала о строении и функционировании человеческого тела? По плечу ли ему самая тяжелая и грязная работа? И, в конце концов, мужик ли он, мужик с упрямым жестким казацким характером, о котором говорил дед Анисим?
Конец ознакомительного фрагмента.
Читать полную версию
Комментариев нет