Обиженная

– Я не представляю, что переживают родители, – продолжала причитать Елизавета Ивановна. – Боже, куда мы катимся?

Она собиралась что‑то еще сказать, но ее опередил зазвонивший телефон. Андрей сначала устремил взор в сторону доносящихся трелей, затем удивленно поглядел на часы:

– Интересно, кто это?

Елизавета Ивановна пожала плечами.

– Слушаю, – взял трубку Андрей.

– Белов… Это ты? – услышал он заплетающийся голос на другом конце провода.

Андрея всего передернуло. Звонила Вера.

– Привет. Что‑то случилось? – сухо поинтересовался он у бывшей жены.

В трубке засмеялись.

– Ой, Андрюшка, ты не изменился. Адвокатишка, блин…

– Ты пьяна?

– Только бутылочку пива выпила, честное слово!

– Что тебе нужно? – теряя терпение, спросил Андрей.

– Где Алла? – закончив веселиться, полюбопытствовала Вера.

– Ты на часы смотрела?

– Нету их у меня, Андрюшка. Вчера поскользнулась и разбила.

– Она спит.

В трубке всхлипнули, потом Андрей услышал:

– На Новый год хочу к вам приехать.

– Нет, – отрезал Андрей.

– Ну, пожалуйста, – взмолилась Вера.

– Тебе не стоит здесь появляться.

– Ой ли, Андрюша? – Голос Веры стал враждебным. – А кто мне говорил, что при разводе… ик! Я имею право видеться с ней, а?!

Андрей с силой выпустил через сжатые зубы воздух. Она права. И хотя он мог раз и навсегда избавить себя и своих родных от визитов этой женщины, он не станет этого делать.

– Андрюша… Пожалуйста. Я и вправду очень по ней скучаю, – голос Веры задрожал.

– Хорошо. Только одно условие.

– Ну? – насторожилась Вера, сразу перестав всхлипывать.

– Приедешь пьяная – тут же уедешь обратно. Если тебя нужно будет встретить, позвони заранее. Ждем 31‑го, утром поедешь обратно.

– А почему нельзя на недельку остаться?

– Ты слышала, – жестко повторил Андрей и, не слушая прощальных слов, положил трубку.

– Вот уж не ожидал, – пробормотал он, вернулся на кухню и сообщил о звонке матери.

– Может, оно и к лучшему, – сказала Елизавета Ивановна. – Да и Алюша, поди, соскучилась. Не верю я, что она мать забыла.

* * *

– Мне сказали, что ты хотел мне сообщить что‑то важное, – с одышкой проговорил тучный мужчина. Он был таких необъятных размеров, что казалось, будто в кресло он сел не самостоятельно, а туда его с силой втиснули, словно подушку в тесную наволочку. Только вместо наволочки на нем был китель с полковничьими погонами.

– Я хотел уточнить, как так получилось, что о моих делах теперь знает вся зона? – спросил Сергей.

И хотя он чувствовал себя неуютно в этом кабинете, сплошь завешанном охотничьими трофеями и сувенирными ножами, изнутри его распирала обида и злоба. Этот жирный хряк, Василий Иванович, по случайному совпадению оказавшийся тезкой легендарного комдива Чапаева, сидел, развалившись в кресле, и нагло ему улыбался, отчего Сергей с большим удовольствием заехал бы ему по физиономии.

– У тебя появились проблемы? – осведомился начальник колонии.

– Пока нет, но они обязательно появятся. Василий Иванович, не мне вам рассказывать, что делают с насильниками в местах лишения свободы.

– Ты ж говорил, что этого не было? – прищурился полковник.

– А вы считаете, мне поверят? – возмутился Сергей.

Василий Иванович заерзал, скрипя новехонькой кожаной обивкой.

– Что ты от меня хочешь? – раздраженно поинтересовался он.

«Поменяться с тобой местами хоть на пару дней, вот что я хочу!» – мысленно проговорил Сергей. Вслух же сказал:

– Если мне не изменяет память, у нас с вами был уговор.

– Какой уговор? – оживился полковник.

Сергей растерялся. Он вдруг подумал, что все козыри у этого толстяка – действительно, что он может ему предъявить? Особенно принимая во внимание социальные ступеньки, на которых они стоят?

Словно читая мысли заключенного, Василий Иванович зевнул и сказал:

– Римакин, я с тобой контракты не подписывал. И расписок не писал. Скажи спасибо, что до конца срока девственником проходил. Потерпи уж как‑нибудь.

– Но постойте…

– Нет, это ты слушай, – остановил его полковник. – Кто мог предположить, что этот ваш Петруха все знает? Сам в курсе, как новости по колониям разносятся! Хочешь, честно? Я вообще считал, что тебя на следующий день вычислят. Но коль такое дело… я уже ничего сделать не могу. «Одиночек» у меня свободных нет, в УДО тоже смысла нет – тебе через месяц откидываться.

– Через полтора, – поправил его Сергей, но Василий Иванович равнодушно махнул рукой.

– Ну, полтора. Какая разница?

– Для меня есть разница, – процедил Сергей. – Для меня каждая секунда здесь – офигенная разница.

– Римакин, ты дурак, что ли? – добродушно усмехнулся полковник. – Тебе что, персональную охрану приставить? Или амбарный замок на задницу повесить?

– Вам мало того, что я заплатил?

Василий Иванович окинул зэка изучающим взглядом:

– Знаешь, Римакин, есть такое выражение: «форс‑мажор»? Так вот у нас с тобой именно тот случай. Но…

Полковник наклонился над столом, накрыв своей мясистой грудью разложенные бумаги.

– У тебя ведь двушка?

– То есть? – не понял сразу Сергей.

– Хата твоя? – сердясь на несообразительность заключенного, пояснил толстяк. – Ну?

– И что?

– Доверенность на одного человека подпишешь, тогда что‑нибудь придумаем, – понизил голос Василий Иванович. – Разменяешь на комнату в коммуналке, не на улицу же тебя выкидывать. А все, что останется, – на нужды нашего учреждения…

– Нет, – твердо сказал Сергей.

Брови полковника превратились в «домик».

– Нет?

– Жирновато будет, гражданин начальник.

Василий Иванович развел руками:

– Римакин, это твое право как гражданина России. Свободен.

– Но послушайте! Это же беспредел!

– Иди вон. Я предложил, ты отказался. Все, вали отсюда, я очень занят.

Он поднял трубку и нажал кнопку, приказав:

– Микулин, забирайте этого…

Через несколько секунд Сергея, растерянно‑опустошенного, конвой вывел из кабинета.

А вечером этого же дня произошел разбор полетов.

Для этого Митя Ростовский даже слез со своего шконаря. Зяба поддерживал старого зэка, но тот кашлял и кашлял, не в силах остановиться. Наконец приступ немного уменьшился, и старик промолвил:

– Такие дела, Сергуня. Смотрящий поручил провести разбор по твоей теме.

Разбор оказался на удивление коротким. Претензии, точнее, предъявы к Сергею оказались те же – утаил истинную статью по своей «делюге». Раз утаил, значит, было чего утаивать. Правильный пацан всегда скажет, если его по беспределу под статью подвели, даже под «лохматый сейф», и если в этом потом разберутся, ничего ему не будет. Если было чего утаивать – значит, и взаправду насильничал. Раз насильничал – значит, виновен. Виновен – должен быть «опущенным». Таковы законы. И никаких поблажек, сочувствия и прочих соплей. Плюс ко всему придется держать ответ перед Зябой и Хомутом за то, что драку затеял. Все возражения Сергея в расчет приняты не были.

– Тому, кто подойдет ко мне «опустить», я перегрызу горло, – спокойно сказал он, когда «прения» были закончены.

Митя Ростовский ухмыльнулся:

– Куда ж ты денешься? Кстати, как тебя называть‑то прикажешь? Предлагаю Дуней.