Ян хотел обидеться, что с ним разговаривают как с дураком. Но она подмигнула ему, и он признал ее право уйти от ответа.
И еще она заплатила, когда он показал ей гнездо сорокопута. Целых пять евро, а потом записала номер его телефона и прислала ему готовую фотографию. Заработать пятерку было приятно, но получить снимок птиц – еще лучше. Как будто из пацана на побегушках Яна повысили до помощника профессионального фотографа.
Он очнулся, поняв, что Андреас ему что‑то протягивает. Десять евро.
– Завтра придешь сюда снова, – сказал рыбак. – Расскажешь, где они были.
– Кто?
– Русские. Где были и что выяснили.
Ян заколебался.
– Хочешь больше? – оскалился Андреас.
Зловещая двусмысленность прозвучала в его вопросе. Ян торопливо схватил купюру и сунул в карман. Молча сложил рыбу в пакет и уже собирался карабкаться обратно, когда его пригвоздила к месту тяжелая ладонь.
Ему показалось, рыбак не живой, а каменный, как те статуи, что он видел на экскурсии по Афинскому кладбищу. Надавит чуть сильнее, и Ян провалится под землю, сразу в ад.
– Ты же умный парень, правда?
Когда такие люди, как Андреас, спрашивают об уме, они имеют в виду вовсе не способность возводить двадцать семь в квадрат.
– Конечно, – выдавил Ян. – Я никому не скажу, честное слово.
Его потрепали по загривку, вручили пакет. Он выскользнул и кинулся наверх, не замечая крутизны подъема.
Вернувшись домой, Андреас постоял, задумчиво разглаживая купюры. От рук несло рыбой. Деньги теперь тоже воняли. Он принюхался, жадно втягивая ноздрями воздух.
Из кухни вышла жена.
– Позови Мину, – сказал он, не глядя на нее.
Роза скрылась и вернулась, ведя за руку старшую дочь. При виде девушки замкнутое лицо Андреаса озарилось улыбкой. Он усадил ее на табуретку и сам присел перед ней на корточки.
– Сюда могут прийти гости, девочка моя, – сказал он. – Скажи мне, ты делала что‑нибудь плохое?
Несколько секунд в голубых навыкате глазах ничего не отражалось. Затем медленно, очень медленно, как издалека плывущее облако, в них появилось удивление.
– Плохое?
– Плохое, Мина. Если тебя станут спрашивать.
– Кто спрашивать, папа?
– Чужие люди. Незнакомые.
Круглое лицо исказилось в гримасе обиды и испуга.
– Я н‑ничего плохого! – в голосе прорезались визгливые ноты. – Честное слово!
– Чш‑ш! – Андреас положил ладонь на руку дочери. Жена стояла молча в отдалении. – Тише, тише. Я знаю, девочка моя. Главное, чтобы никто не убедил тебя в обратном. Но все‑таки расскажи мне. Что дурного ты делала?
– Цыпленка не я! – всхлипнула Мина и закрыла лицо ладонями. – Цыпленка убила Катерина!
Быстрый хитрый взгляд из‑за растопыренных пальцев убедил Андреаса, что дочь лжет.
– Что еще? – допытывался он.
– Ничего не знаю!
– Мина, представь, будто я чужой человек. Что ты должна сказать ему?
– Чужой?
– Да.
– В новой одежде?
– Может быть. В новой. Да.
– Мужчина? – допытывалась Мина.
– Мужчина, мужчина!
Девушка повела плечом и кокетливо засмеялась.
– Хватит! – рявкнул Андреас. Пальцы, мягко поглаживавшие запястье дочери, впились в ее кожу. Мина заверещала как обезьяна, рванулась, но оплеуха заставила ее сжаться на табуретке. – Дура! Что надо отвечать чужим на все вопросы?
Мина хныкала, прижимая ладонь к щеке.
– Девочка моя маленькая. – Переход от ярости к нежности был молниеносным. – Чему я тебя учил? Отвечай, не бойся.
Девушка замигала часто‑часто и выдавила:
– Спросите у Катерины!
Андреас торжествующе засмеялся.
– Молодец! Умница моя!
– Спросите у Катерины! – радостно повторила Мина. – Спросите у Катерины! Спросите! У! Катерины!
Андреас, хохоча, поднялся и хлопнул себя по ляжкам.
– Ай да девочка! Слышала, Роза? Наша дочь знает, что сказать чужакам.
Женщина молча кивнула.
– А ты? – внезапно спросил рыбак. – Знаешь?
– Я все время в доме, – тихо ответила та. – Я буду отвечать: «Вам лучше спросить моего мужа».
Несколько секунд Андреас буравил ее взглядом, затем, успокоенный, кивнул. За его спиной Мина продолжала талдычить: «Спросите Катерину».
– Славная шутка, а, Роза?
Не дождавшись ответа, он вышел во двор.
– Да замолчи уже, – в сердцах прикрикнула женщина на дочь.
4
Скотч помог. От клиента удалось добиться связного рассказа о том, что произошло после исчезновения его жены.
По вызову приехала местная полиция и поначалу отнеслась к его заявлению серьезно. Отель обыскали, осмотрели ближние скалы и побережье.
– В этом районе всего несколько бухт пригодны для купания, – устало рассказывал Гаврилов. – Местность скалистая, в воду не залезешь. Ничего, конечно, не нашли. В конце концов решили, что Оля упала с обрыва.
– Что потом?
– Я побывал в консульстве. На следующий день здесь появился какой‑то потасканный тип с усами… Кажется, следователь из Афин. Если я правильно понял. Не уверен, что хорошо соображал.
Бабкин вспомнил батарею пустых бутылок.
– И что следователь?
– Он был не один. С ним трое, может, четверо. По новой обыскали отель. Осмотрели каждую комнату, светили… специальными фонарями.
– Ультрафиолетом, – подал голос Сергей. – Исключали версию, что ваша жена была убита в одном из номеров отеля.
– Моя жена вполне могла быть задушена, – криво усмехнулся Гаврилов. – Никакая криминалистическая лампа не помогла бы обнаружить следы. Еще привели собаку.
– Собаку?
– Чтобы взяла Ольгин след. Дебилы!
Бабкин вынужден был согласиться. Спустя три дня после исчезновения человека искать его следы в отеле, где все исхожено клиентами? Демонстрация активной деятельности, показуха.
– А потом кто‑то из персонала дал показания… Я так и не узнал, кто именно.
– Какие показания?
– Будто бы мы ссорились. И я постоянно орал на Олю. А она…
Петр споткнулся на полуслове. Бабкин поймал его быстрый взгляд, брошенный на бутылку возле кресла.
– А она? – переспросил он, не двигаясь с места.
– …заигрывала с местными. С официантами. Менеджерами. Как бы в отместку.
Последнее признание далось клиенту тяжело.
– Она действительно заигрывала? – поинтересовался Макар.
Гаврилов оторвал взгляд от бутылки и перевел на Илюшина. Он сидел набычившись, смотрел исподлобья, – побагровевший, потный, люто ненавидящий их обоих и несчастный настолько, насколько могут быть несчастны люди, которых некому жалеть.
– Нет, – выдавил он наконец. – Это бред. Но они вцепились в меня… Решили, будто я ее изводил.
Гаврилов умолчал о том, как двое суток подряд ожидал, что ему вот‑вот будет предъявлено обвинение. Во всех взглядах он ловил невысказанную мысль: ты что‑то сделал с ней. Он частично помешался, наверное, и вдобавок пил без перерыва, вызывая все большее отвращение у окружающих. Люди не любят иметь дело с жертвами. Другое дело – человек, прикончивший собственную жену и поднявший шум, чтобы отвлечь от себя подозрения. Когда Гаврилов осознал, что в его номер каждый час заглядывает кто‑нибудь из персонала, и на лицах их, смуглых носатых лицах сияет плохо скрытый восторг, он окончательно обезумел. «А‑а‑а, зоопарк! – надрывался он, стоя посреди комнаты в одних семейных трусах. – Денег даете, чтобы посмотреть на меня? Давайте, уроды! Я вам сам заплачу! А, каково?» Он расшвырял вокруг горстями звонкую мелочь, которую Ольга держала для чаевых, а когда деньги кончились, начал швырять стулья.
Комментариев нет