– У Сары есть с собой телефон, – продолжала я, умоляюще заглядывая папе в глаза. Он колебался, в его взгляде мелькало сомнение, и я поспешила ухватиться за это. – Каждый час мы будем созваниваться, клянусь!
– Не знаю…
Рискнув взглянуть на маму, я заметила, что ей эта идея совсем не нравится. Но не мне ее нужно было убеждать, а папу.
– Ну пожалуйста! Если хотите, будем встречаться каждые два часа? Вместе пойдем обедать. Сейчас только десять часов утра. Встретимся в двенадцать вон там. – Я указала на столики ближайшего кафе. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
– Мы будем хорошо себя вести, – торжественно произнесла Сара с таким серьезным лицом, что я чуть не расхохоталась.
Но сдержалась. Теперь, когда мы так близки к победе, это стало бы провалом.
– С незнакомыми людьми не разговаривать, – сказал папа, указывая на нас обеих. Я видела, что он уже готов согласиться. Все‑таки он был тряпкой. – И с набережной никуда, даже на берег. Мое сердце затрепетало от восторга. Он почти согласился.
– Правда, Джим? – В мамином голосе звучало удивление, но я не обратила на это внимания. Я отлично научилась не слышать ее за последнее время. Мы не ладили. Она все время указывала мне, что делать. Это так достало. Я готова была на все, лишь бы стать независимой от нее, идти своей дорогой. Что она понимала в моей жизни? Все настолько изменилось, с тех пор как она была девочкой, и была уверена, что она не имеет ни малейшего представления о чем‑либо.
– Ох, да ладно, Лиз. Все с ней будет в порядке, – успокоил ее папа и лучезарно улыбнулся мне. – Иногда ведь надо ее отпускать?
Мама вздохнула, и мне послышалась в ее тоне усталость. Почему она такая напряженная в последнее время? У них отпуск, у нас каникулы, пора ей уже расслабиться.
– Позвоните мне в пол‑одиннадцатого и скажите, где вы.
Пол‑одиннадцатого? Это было меньше, чем через тридцать минут. Вот, что я имею в виду, говоря о стремлении к независимости.
– Ладно, – согласилась я, делая вид, что расстроена, хотя внутри у меня все прыгало от радости. Судя по тому, как Сара переминалась с ноги на ногу, она чувствовала то же самое.
Мы с подругой удивительно понимали друг друга. И тут же бросились вместе бежать, пока родители не передумали.
– Не говорите с незнакомцами, – крикнул папа нам вслед, а мы рассмеялись.
– Только с хорошенькими, – пробормотала Сара, и это рассмешило ее еще больше.
Я промолчала. Моя лучшая подруга под конец учебного года помешалась на мальчиках, и это ее безумие никак не проходило. Ей нужен был бойфренд. Срочно.
Мне же было все равно. Никто из одноклассников меня не интересовал. Многих из них я знала с младшей школы, некоторых даже дольше, потому что ходила с ними в детский сад. Меня они раздражали.
Целоваться с ними?
Фу!
– Пожалуйста, только не надо весь день флиртовать и тусоваться с мальчиками, – сказала я, потому что мне… ну, просто не хотелось всего этого. Только не сегодня. Ведь это был наш день. Наш единственный шанс погулять одним. Мы могли на чем угодно кататься, могли купить себе что‑то вкусное, вообще могли делать все, что нам заблагорассудится. На наших запястьях висели зеленые неоновые браслеты, с которыми разрешалось кататься сколько угодно на любом аттракционе. Вот об этом‑то мы и мечтали.
Мне вовсе не хотелось тратить время на старшеклассников, которые бы наверняка посмеялись, узнав, что нам по двенадцать лет. Я выглядела на свои двенадцать, в отличие от Сары.
Она выглядела старше.
– Не будь такой занудой. – Сара не прогадала, надев не свитер, а футболку. И ее она тоже сейчас сняла, оставшись только в коротком ярко‑розовом топе. У Сары была грудь, я же была довольно плоской, но совсем не завидовала ей. Совершенно.
– Да, нет… Я только… Сегодня мне наплевать на мальчиков. Я собираюсь веселиться. – Я улыбнулась ей, и она улыбнулась мне в ответ.
– Мы повеселимся, это уж точно. Но мальчики нам совсем не помешают в этом. Ты просто еще не поняла. – Она свернула футболку и затолкала ее в свою маленькую сумочку. – А теперь давай пойдем на колесо обозрения.
– Ты серьезно? – нахмурилась я. Как тупо.
– Мы начнем с малого, – ответила она с дьявольской улыбкой, – а большое оставим на потом. – Она указала на громадные американские горки, белый силуэт которых вырисовывался впереди. В этот самый момент по горкам пронесся состав вагонеток. Люди в них визжали, хватались руками за воздух, волосы развевались на ветру.
От этого зрелища в груди радостно билось сердце. Я больше не могла ждать.
Кэтрин
Сейчас
– И что было дальше?
Голос ведущей выдергивает меня из моих мыслей. Я так давно не вспоминала все это, что сама потерялась в воспоминаниях. Людей обычно интересует то, самое плохое, что со мной произошло. Я хорошо понимаю, почему это всем интересно. Любопытно, что он сделал со мной. Где и как долго держал, приковав, как собаку. Как надел мне повязку на глаза, чтобы я ничего не видела. И как мне стало страшно, когда он первый раз ее снял, так, что я описалась. По его взгляду мне стало совершенно понятно, что он собирается со мной делать.
То есть мне, конечно, не было понятно, потому что мое сексуальное воспитание не выходило за рамки нескольких подростковых книжек с безобидными сценами секса. Да еще были эти гадкие школьные фильмы о наступлении месячных, гормонах и обо всем таком.
– Тем утром мне было весело, – отвечаю я и чувствую, как тяжелеет язык. Ведь мне действительно было весело в тот день. Как раз поэтому вспоминать все это и горько, и сладко. То, как мы хохотали и дурачились с Сарой, вызывает улыбку. Но в то же время мне больно, потому, что над безмятежной радостью нависает беда. – В полдень мы встретились с родителями, как и обещали. Я взяла себе сосиску в кукурузном тесте.
В уме всплывают детали, немного туманные, но чем больше я говорю, тем явственнее они становятся. Помню, как чайки, спикировав, садились на стол, за которым мы ели. Как последний кусок сосиски упал на землю, и наглая бело‑серая птица налетела на него прежде, чем я успела его поднять.
Не то чтобы я стала есть с земли, но все же.
Ведущая улыбается, и я уверена, лишь для того, чтобы приободрить меня:
– Вы провели прекрасный день с семьей и лучшей подругой.
– Да. – Я киваю и невольно думаю о Саре. Наши дороги разошлись после всего, что случилось. Она больше не могла находиться рядом со мной, ей было неловко. Однажды, когда мы рыдали, в который раз задаваясь вопросом, почему не можем дружить, как раньше, она выболтнула, что ей неловко. Сказала и поджала губы, как будто пытаясь вернуть слова обратно.
Комментариев нет