– Вы сами хотели дать интервью, – напоминает она. И это работает.
Я начинаю злиться.
– Да, вы правы. Просто я думала, что хоть это поможет мне, раз уж наши сеансы не помогают, – выпаливаю я и вскакиваю на ноги. Я так расстроена, что меня трясет. – Мне пора идти.
– Вам кажется это разумно? – Доктор Хэррис смотрит на меня снизу вверх, подняв одну бровь.
– Не знаю. – Теперь мне хочется провалиться сквозь землю. – По‑моему, это неважно. Я просто так чувствую.
– Противоречивые чувства.
– Да.
– Почему?
Я тяжело опускаюсь на стул, как будто из меня вдруг выкачали весь воздух. Пустота в легких, вихри в голове.
– Я не знаю. Я хочу жить. Но лучше бы умерла. Я хочу быть сильной. Но слабой быть намного проще. Я хочу столкнуться лицом к лицу со страхом, хочу побороть его. Но в то же время хочу сбежать и притвориться, что меня нет.
– Но вы есть. И вы очень стараетесь быть сильной.
Она подается вперед на своем стуле. А я на своем наоборот съеживаюсь.
– Во‑первых, вы справились с интервью, рассказав свою историю.
– И что? – спрашиваю я тихо, обвивая себя руками, пытаясь унять внезапный озноб.
– Вы сделали это. Прошли через испытание с достоинством. Вам нужно гордиться собой. – Она говорит таким решительным тоном, как будто пытается зарядить меня силой. – Вы гордитесь собой?
– Я? – Мне смешно. – Нет. Чем мне гордиться? Я просто выжила.
– Вы сбежали. Вы опознали серийного убийцу и насильника. И благодаря вам он был схвачен.
– Это все не я. Мне помогали. – Мои мысли снова возвращаются к нему. В последнее время он очень часто приходит мне на ум. Мой ангел‑хранитель. Я нащупываю талисман на браслете и провожу по нему пальцем. – Сама я ничего не сделала, чтобы сбежать.
– Вы себя недооцениваете.
– Мне было двенадцать. Я была абсолютно беспомощна. Меня спас его сын. Он привел меня в полицейский участок. – Уилл не собирался оставаться там. Он продумал план, как подбросить меня и вернуться назад. Куда, не знаю.
Но ничего хорошего там позади не осталось.
– У вас хватило смелости дать показания, – напоминает мне доктор Хэррис. – Вы говорили в суде и помогли обличить человека, который похитил вас и изнасиловал.
Изнасиловал. Ненавижу это слово. Из‑за него я чувствую себя испорченной – может, потому, что я действительно испорчена. Кто захочет меня? Я не могу смотреть мужчинам в глаза, не то что говорить с ними.
– Я больше не хочу говорить об этом.
– Говорить о чем?
– О нем. О том, как он изнасиловал меня, погубил меня. И теперь я не нужна ни одному мужчине, – невольно вырывается из меня. Все всегда возвращается к этому. Им всем нужны эти отвратительные подробности. Полный список того, что он делал со мной, где трогал, сколько раз…
Я опускаю ресницы и позволяю воспоминаниям нахлынуть на меня, наводнить мои мысли. Что он делал. Что говорил. Его взгляд. Ничтожные частички доброты, которыми он одаривал меня, чтобы показать себя не таким уж плохим.
Он был дьяволом.
– Вы считаете, что вас погубили? – спрашивает доктор Хэррис.
– Да, – отвечаю я шепотом. – Поэтому иногда я хочу умереть. Знаете, станет намного проще. Не надо будет со всем этим разбираться.
– Вы говорите, что хотите покончить жизнь самоубийством?
Всегда один и тот же вопрос. Она всегда боится, что я причиню себе вред.
– Нет, совсем нет.
– Вы действительно жалеете об интервью?
Я смотрю на нее удивленно.
– Нет. Мне нужно было дать его. Наверное, это часть процесса.
– Я думаю, вы правы, – мягко отвечает доктор Хэррис, и лицо ее добреет. Этот маленький проблеск доброты успокаивает меня, и я выпрямляюсь на стуле. Провожу пальцем по серебряному ангелу‑хранителю.
– Разговор о том, что было много лет назад, вызвал у вас море сложных чувств и воспоминаний. Вы как бы возвратились в прошлое, и вам пришлось снова столкнуться с теми ощущениями.
А ведь я действительно плохо справилась с ними в первый раз. Мне не стоило притворяться, что все в порядке, когда все было не в порядке.
– Мне надо быть сильной, – говорю я. – Я не хочу жить под влиянием прошлого.
– Мы все по‑разному справляемся с травмой, – начинает она, но я перебиваю ее.
– Я хочу быть сильнее.
– У вас получится. – Она улыбается сдержанно, одними губами, и улыбка получается лживой. – Когда‑нибудь.
– Когда?
– Когда вы будете готовы.
– Но я готова.
– Да?
И снова молчание. Может, она права. Может, я не готова. Может, я никогда и не буду готова.
Итан
Сейчас
Я схожу по ней с ума. Сижу в машине неподалеку от ее дома. Подъехал и слежу, распластавшись на водительском сидении так, что меня почти не видно. Едва‑едва выглядываю из‑за руля. В доме тихо. Нет припаркованной машины. Не происходит ничего. И это меня нервирует. Я хочу подъехать поближе, но не слишком. Если она там и мы случайно столкнемся, она меня не узнает. Не хочется напугать ее, ведь она, наверное, нервная. Она может подумать, что я журналист, который пришел покопаться в ее жизни.
Это было бы отличным прикрытием.
Черт, меня не должно здесь быть. Я обещал себе, что не буду подходить к ее дому. Не буду пытаться, даже краешком глаза, ее увидеть.
Но вот я здесь, выслеживаю ее. Жду чего‑то. Просто хочу убедиться, что с ней все в порядке. Что она в безопасности. После того как вышло интервью, она, должно быть, столкнулась с невыносимым вниманием прессы. Пережить все это непросто. Есть ли у нее надежная группа поддержки? Друзья? Семья? Я смотрел интервью несколько раз и точно знаю, что она совершенно одна.
Одинока.
И я хорошо себе это представляю. Это и вправду ужасно. Прошла ли у нее постоянная боль в желудке? Является ли он к ней, одинокой, ранимой в своей постели, в самый поздний час? Под видом воспоминаний, в обличье кошмарного сна?
Очень надеюсь, что нет.
От нетерпения я весь как ни иголках. Понимаю, что не смогу просто тихо сидеть в машине. Слишком тесно, слишком душно. Такое чувство, будто меня поджаривают на медленном огне. Готов взорваться и все разнести в пух и прах.
Терпение никогда не было моей сильной стороной.
Так что я вылезаю из машины и медленно, размеренным шагом иду по тротуару в сторону ее дома. Руки в карманах джинсов. Лицо выражает безучастность. На мне черная толстовка и солнцезащитные очки, хотя солнца почти нет. Вокруг тишина. Если учесть, что сейчас около одиннадцати утра, то все, должно быть, на работе. За исключением пожилой женщины, которая сидит на крыльце соседнего дома.
Комментариев нет