Мятежная

– Ты понятия не имеешь, насколько ты смехотворна, – презрительно заявляет он. – Тебе удалось остановить симуляцию, созданную для атаки, девочка, но тут дело в обычной удаче, а не в умении. Я умру от шока, когда тебе удастся сделать хоть что‑то полезное.

Теперь передо мной Маркус, с которым хорошо знаком Тобиас. Человек, умеющий нанести удар в самое больное место.

Меня начинает трясти от злобы.

– Тобиас прав насчет тебя, – парирую я. – Ты – ничтожество, самодовольный и лживый ушат помоев.

– Он так и сказал? – приподняв брови, фыркает Маркус.

– Нет, – сквозь зубы отвечаю я. – Он не слишком много о тебе говорил, чтобы выдать такую развернутую характеристику. Я сама все поняла. Ты для него – почти никто. Со временем ты вовсе исчезнешь из его жизни.

Маркус не отвечает. Он отворачивается к аппаратам. Я наслаждаюсь триумфом. Звук текущей воды шумит у меня в ушах, в голове стучит пульс. И я выхожу наружу. Только пройдя поле до половины, понимаю, что победил Маркус.

Какова бы ни была истина, мне придется искать ее самой.

Ночью мне снится, что я сталкиваюсь в поле со стаей ворон, сидящих на земле. Когда я прихлопываю несколько, то вижу, как остальные слетаются к трупу мужчины и рвут его серую одежду. Цвет альтруистов. Внезапно все птицы взлетают, я понимаю, что это Уилл, и просыпаюсь.

Я утыкаюсь лицом в подушку. Не выкрикиваю его имя, а сотрясаюсь от рыданий. Чудовище печали снова шевелится в пустоте, там, где должно быть мое сердце и внутренности.

Я судорожно вздыхаю и прижимаю ладони к груди. Чудовище хватает меня когтями за горло. Изгибаясь, я прячу голову между колен и пытаюсь справиться с приступом удушья.

Воздух теплый, но меня знобит. Я слезаю с кровати и потихоньку крадусь по коридору к комнате Тобиаса. Когда я открываю дверь, она скрипит и будит его. Секунду он таращится на меня.

– Иди сюда, – невнятно, спросонья бормочет он и двигается в сторону.

Надо было продумать заранее. Я легла спать в длинной футболке, одной из тех, что дали в Товариществе. Она едва прикрывает задницу, а надеть шорты я забыла. Тобиас глядит на мои голые ноги, я краснею и ложусь на кровать, лицом к нему.

– Дурной сон? – спрашивает он.

Я киваю.

– Что случилось?

Я не могу рассказать ему, что меня мучают кошмары об Уилле. Что он обо мне подумает, когда узнает? Как будет смотреть на меня?

Тобиас кладет ладонь на мою щеку и слегка поглаживает ее большим пальцем.

– У нас – все по‑другому, – говорит он. – У меня и тебя. Ладно?

Я киваю, но в груди болит.

– Остальное плохо, но между нами – все хорошо, – шепчет он, и его дыхание щекочет меня.

– Тобиас, – произношу я и касаюсь губами его рта. Целуясь с ним, я забываю обо всем.

Он отвечает на мой поцелуй, теперь его рука скользит по изгибу моей талии и доходит до бедра. Я вздрагиваю. Прижимаюсь к нему еще плотнее и обхватываю его ногой. В голове толпятся нервные мысли, но мое тело, похоже, четко знает, что делать. Оно действует с ним в одном ритме, и мое сердце желает лишь одного. Я хочу сбежать от себя и слиться с ним.

Его губы движутся вместе с моими, руки приподнимают нижний край футболки, и я не останавливаю его, хотя и следовало бы. Еле слышно вздыхаю, кровь приливает к лицу. Он не слышит или не обращает внимания и надавливает на мои ягодицы, прижимая меня к себе еще крепче. Его пальцы движутся вдоль моего позвоночника. Футболка приподнимается, но я не опускаю ее, хотя и чувствую животом прохладный воздух.

Он целует мою щеку, и я хватаю его за плечо, цепляясь за его одежду. Наконец обнимает меня за шею. Наши поцелуи становятся все жарче. Я чувствую, как дрожу от распирающей меня энергии, и обхватываю его так сильно, как только могу.

Его пальцы задевают повязку на моем правом плече. Меня пронзает укол боли. Не слишком сильный, он возвращает меня к реальности. Я не могу отдаться ему вот так, если просто хочу избавиться от печали.

Я немного отодвигаюсь и аккуратно опускаю футболку вниз. Мгновение мы просто лежим рядом, тяжело дыша. Я не хочу плакать, сейчас не время, но не могу сдержаться. Слезы градом катятся из глаз.

– Прости, – всхлипываю я.

– Не извиняйся, – отвечает он почти жестко. И начинает стирать слезы с моих щек.

Я знаю, что худенькая, как птица, маленькая и костлявая, словно предназначенная для полета, а не для земли. Но когда он касается меня, словно не может отвести руку от моего тела, я перестаю хотеть быть иной.

– Я и не думала расклеиваться, – говорю я дрожащим голосом.

– Плохо, – произносит Тобиас. – Не важно, что теперь твои родители в лучшем мире. Они не с тобой, и это неправильно, Трис. Так не должно было случиться с тобой. Любой, кто скажет тебе иное, – лжец.

Рыдания снова начинают сотрясать мое тело, и он ласково обнимает меня. Плач превращается в нечто уродливое. Я открываю рот, лицо перекашивается, а из горла вырываются стоны, как у умирающего животного. Если так пойдет и дальше, я рассыплюсь на куски. Может, и к лучшему. Не буду ничего чувствовать.

Он долго молчит, пока я не затихаю.

– Поспи, – шепчет он. – А я отгоню кошмары.

– Чем?

– Очевидно, голыми руками.

Я обхватываю его за талию и глубоко вздыхаю, уткнувшись ему в плечо. Тобиас пахнет потом, свежим воздухом и мятой – из‑за мази, которой он периодически пользуется, чтобы расслабить натруженные мышцы. Запах безопасности. Как залитая солнцем дорожка в саду или завтрак в столовой. За считаные секунды до того, как заснуть, я забываю о нашем городе, разорванном войной, и о противостоянии, которое может все погубить.

И я слышу голос Тобиаса.

– Я люблю тебя, Трис, – шепчет он.

Я хотела ответить ему, но меня уже унесло очень далеко.

Глава 6

Утром я просыпаюсь от жужжания электробритвы. Тобиас стоит перед зеркалом, наклонив голову набок, чтобы видеть край нижней челюсти.

Я сажусь и, обхватив руками колени под одеялом, смотрю на него.

– Доброе утро, – здоровается он. – Как спала?

– Хорошо, – отвечаю я, вставая. Он откидывает голову назад, чтобы побрить щетину под подбородком. Я подхожу к нему и обнимаю, прижимаясь лбом к спине, там, где под футболкой проступает татуировка с эмблемой лихачей.

Тобиас откладывает бритву и накрывает мои ладони своими. Мы молчим. Я слушаю его дыхание, а он слегка поглаживает меня.

– Надо идти и приготовиться, – я нарушаю молчание через некоторое время. Уходить не хочется, но сегодня я должна работать в прачечной, и не хочется, чтобы члены Товарищества были недовольны.