Мятежная

– Сейчас найду, во что тебе одеться, – улыбается Тобиас.

Спустя пару минут я иду по коридору босиком, в футболке, в которой я спала, и шортах, которые дали Тобиасу. Когда я добираюсь до своей комнаты, то вижу у кровати Питера.

Я инстинктивно выпрямляюсь и оглядываюсь в поисках чего‑нибудь подходящего для броска.

– Оставь меня, – произношу я как можно спокойнее. Но с трудом могу сдержать дрожь в голосе. Я непроизвольно вспоминаю его взгляд, когда он держал меня за горло над расщелиной, или другой случай – тогда Питер ударил меня о стену в штаб‑квартире Лихачества.

Он оборачивается. Последнее время он выглядит не слишком злобным, а просто усталым. Питер сутулится, раненая рука висит на перевязи. Но меня не обманешь.

– Что ты делаешь здесь?

– А что ты делаешь, подглядывая за Маркусом? Я видел это вчера, после завтрака.

– Не твое дело. Уходи, – отвечаю я бесстрашно.

– Между прочим, я здесь потому, что пока не знаю, как тебе удалось найти жесткий диск, – усмехается он. – И вот зашел тебя проведать. Последние дни ты вела себя не слишком уравновешенно.

– Я? Забавно услышать такое от тебя, – говорю я, прищуриваясь.

Питер сжимает губы и замолкает.

– А какое тебе дело до диска? – я иду в наступление.

– Я не дурак. Полагаю, что там не только информация о симуляции.

– Ты не глупец, верно? – продолжаю я. – Думаешь, если отнесешь его эрудитам, они простят твою непоследовательность и примут с распростертыми объятиями?

– Сдались мне они, – заявляет он, также делая шаг вперед. – Разве ты забыла, как я помогал тебе у лихачей.

Я выставляю ему в грудь указательный палец.

– Ты помог мне, поскольку не хотел, чтобы я еще раз выстрелила в тебя.

– Пусть я и не предатель, воспылавший любовью к альтруистам, но никто не сможет контролировать меня, а эрудиты – в особенности, – шипит он, хватая меня за кисть.

Я выдергиваю руку, резко повернув запястье, чтобы сорвать захват.

– Я и не ожидала, что ты поймешь, – отвечаю я, вытирая мокрые от пота ладони о край футболки и сдвигаясь к шкафу. – Уверена, если бы напали на правдолюбов, а не альтруистов, ты бы спокойно позволил расстрелять твою семью. Но я не такая.

– Следи за языком, Сухарь, когда говоришь о моих родных, – цедит Питер, смещаясь к шкафу следом за мной, но я перехожу в противоположную сторону и отгораживаю его от тайника. Я не собираюсь намекать, где спрятан диск, ни единым жестом.

Его взгляд скользит то влево, то вправо. Я хмуро слежу за Питером и замечаю какой‑то прямоугольный предмет в одном из его карманов.

– Отдавай, – говорю я. – Сейчас же.

– Нет.

– Отдавай или, не обессудь, убью тебя на месте.

Он ухмыляется.

– Если бы ты только видела со стороны, как ты смешна, когда угрожаешь другим. Будто маленькая девочка грозит мне, что задушит меня прыгалками.

Я двигаюсь в его сторону, и он отшатывается к двери.

– Не смей называть меня «маленькой девочкой».

– Буду, если захочу.

Я бросаюсь в атаку, стараясь ударить левым кулаком туда, где причиню самую сильную боль. В пулевую рану в руке. Он уворачивается, но вместо того, чтобы пытаться ударить еще раз, я хватаю его за раненую руку и выкручиваю ее в сторону изо всех сил. Питер орет, как безумный, а я с размаху бью его ногой в колено. Он падает.

В коридор выбегают люди в серо‑черных и желто‑красных одеяниях. Питер бросается на меня и ударяет в живот. Я сгибаюсь от боли, но не останавливаюсь. Я издаю нечто среднее между криком и визгом и бросаюсь навстречу, подняв левый локоть к подбородку, чтобы ударить противника в лицо.

Один из людей Товарищества хватает меня, приподнимает и оттаскивает от Питера. Ноет рана в плече, но из‑за прилива адреналина я едва чувствую это. Рвусь к Питеру, стараясь не смотреть на ошеломленные лица людей из Товарищества и Альтруизма вокруг меня. Среди них вижу Тобиаса. Незнакомая женщина садится на корточки рядом с Питером и начинает что‑то говорить ему успокаивающим голосом. Я стараюсь не обращать внимания на его стоны и свой спазм в животе, начавшийся от ощущения вины. Я ненавижу Питера. Мне плевать.

– Трис, успокойся, – говорит Тобиас.

– У него жесткий диск! – кричу я. – Он украл его у меня!

Тобиас подходит к Питеру и молча ставит ногу ему на грудь. Потом достает из кармана диск.

– Мы не всегда будем в таком безопасном месте, а ты поступил не слишком умно, – шепчет он Питеру. – И ты тоже не слишком разумна, – добавляет он, обращаясь ко мне. – Ты хочешь, чтобы нас выгнали прямо сейчас?

Я морщусь. Мужчина из Товарищества пытается тащить меня по коридору. Я пытаюсь вывернуться.

– Что вы делаете? Отпустите меня!

– Ты нарушила условия мирного соглашения, – мягко говорит он. – Мы должны следовать правилам.

– Давай, – говорит Тобиас. – Тебе надо успокоиться.

Я оглядываю собравшихся. Никто не спорит с Тобиасом. Все глядят лишь на меня. Я позволяю двум людям из Товарищества увести меня.

– Смотри под ноги, – приказывает один. – Тут доски шатаются.

У меня стучит пульс в голове. Значит, я начала успокаиваться. Седой мужчина из Товарищества открывает дверь с табличкой «Конфликтная комната» слева по коридору.

– Хотите изолировать меня? – скривившись, спрашиваю я. Так и должны, по идее, поступать в Товариществе. Отгородить ото всех, а затем начать учить управлению дыханием для позитивного мышления.

Комната ярко освещена, и мне приходится щуриться. На противоположной стене – большие окна, выходящие в сад. Несмотря на это, она выглядит небольшой, возможно, из‑за того, что потолок и стены обшиты досками.

– Сядь, пожалуйста, – говорит старший, показывая на табурет посреди комнаты. Он, как и другая мебель в домах Товарищества, сделан из неполированного дерева, и выглядит грубо, будто еще не потерял связь с землей. Я продолжаю стоять.

– Драка окончена, – говорю я. – Я больше так не буду. По крайней мере, здесь.

– Мы должны следовать правилам, – говорит другой мужчина, помоложе. – Пожалуйста, мы обсудим, что произошло, а затем тебя отпустим.

Они говорят с такой мягкостью. Не тихо, как альтруисты, которые всегда боятся причинить беспокойство и нарушить чужие границы. Негромкие, приятные голоса. Интересно, чему они учат своих неофитов в первую очередь? Как лучше всего говорить, двигаться и улыбаться, чтобы умиротворять себя и окружающих?

Я сажусь на краешек, чтобы быстро встать, если потребуется. Младший из мужчин встает передо мной. Позади меня скрипят петли. Я гляжу через плечо. Старший открыл шкаф позади меня и стал возиться на полках.

– Что вы делаете?

– Завариваю чай, – сказал он.

– Не думаю, что чай способен решить проблему.

– Тогда скажи нам, – обращается ко мне молодой надзиратель, и я снова поворачиваюсь к окнам. Мужчина улыбается мне. – Как ты считаешь, что ее решит?