Архип задумывается, достает шарик с белой краской, прокалывает его найденным в кармане шурупом. Выводит краской на верхушке забора наши имена:
Кирилл Бобров и Архип Бойко.
Мне нравится, что он написал мое имя первым.
Он встает на забор в полный рост.
– Прощальный подарок, – объясняет он мне. – Оставим еще один!
Я слышу звук расстегивающейся «молнии» ширинки.
– Присоединяйся – будем потом всем хвастаться, что нассали на землю богатых инострашек. Все обзавидуются!
Я с радостью присоединяюсь к Архипу и встаю рядом – идея мне очень нравится!
Я смотрю вокруг: в обе стороны до бесконечности тянется забор. Журчим, поливаем нефтяные земли. Лыблюсь во весь рот – да, это то, что нужно!
Я начинаю осознавать то, смутная мысль о чем у меня появилась там, у фонтана, в Голубых Холмах. Я смотрел на ярких людей. На дорожки. На красный велосипед щекастого мальчика. На голубое платье девочки. На желтую лопатку малыша в песочнице.
И первый раз в жизни почувствовал, что я – не один из всех.
Я никогда ничем не выделялся среди других. Я не бегал быстрее всех, не лазил по деревьям шустрее всех. Мои плоты никогда не выигрывали в соревнованиях. У меня никогда не было вещей, которые меня бы как‑то выделяли среди остальных.
Я не пою, не танцую, не учусь лучше всех.
Я не толстый и не худой. Не высокий и не низкий. Глаза и волосы – не темные и не светлые.
Я всегда держался в серединке, был как все.
И тут. Вдруг. Я понял.
Я – не самый обыкновенный ребенок.
Я не просто Кирилл Бобров и не просто десятилетний мальчишка.
Я – мальчишка из самого бедного района Чертоги. И еще я понял, что это где‑то очень далеко, далеко ото всех. Та к далеко и глубоко, откуда мне не выбраться.
Я вспоминаю недовольный взгляд Архипа, когда он смотрел на всех этих чистеньких людей. Думал ли он о том же самом? Не знаю. Но сейчас мы здесь, на высоте, на границе между двумя поселками. Мы улыбаемся. Нам хорошо. Мы радостно поливаем Голубые Холмы и на короткое время чувствуем себя властелинами мира.
Глава 4
Мое десятое лето проходит зачупато.
Архип делает для меня классную рогатку, она бьет даже лучше, чем его. Теперь он за меня спокоен, с такой рогаткой мне никто не страшен во дворе. И теперь он больше не сопровождает меня до дома – это печально, мне нравилось, когда Архип меня провожал.
Мы объявляем войну Горынычу и его компании: нам надоело, что они чувствуют себя королями Старичьей Челюсти. Они запрещают нам гулять по территории района, но мы все равно там ходим, ведь сейчас нас на барже уже много, и мы наконец можем дать отпор врагам.
Поэтому в июле у нас первая официальная жарня с компанией Горыныча.
Вооружившись камнями, игрушечными пистолетами на пульках, палками и рогатками, мы отправляемся в бой.
Противники укрываются за баррикадами, наспех построенными из деревянных паллетов, обломков старой мебели и автомобильных шин.
Июль, стоит ужасающая жара, горят торфяные болота и плавятся мусорные кучи. От смеси едких запахов, горящего торфа, пота и мусора до слез щиплет глаза.
Горыныч и его компания прячутся за своими заграждениями и целятся в нас из рогаток.
Мне немного страшно. Архип хлопает меня по плечу:
– Не бойся, братишка. Просто держись у меня за спиной и не высовывайся. На, вот, съешь конфетку.
Я грызу лимонную карамельку – это немного успокаивает.
Братишка… От этого слова приятное тепло растекается по всему телу.
Камень, ударяющий мне в бок, выводит меня из размышлений, и я сосредотачиваюсь на битве.
В руках у меня рогатка, карманы набиты круглыми камушками.
В нас летят камни. Архип обстреливает баррикаду противников из своей мощной рогатки, и вскоре враги понимают, что у нас явное преимущество.
Мы медленно продвигаемся вперед. Кто‑то стреляет из пистолета с той стороны, и пулька попадает мне прямо в нос; я чувствую, как по губам течет кровь.
Мы кидаем за баррикаду камни и куски кирпичей и слышим вскрики.
Мы пробиваем оборону и расстреливаем врага.
Грязные, в крови, вытираем сопли и смотрим, как противники, хромая, убираются прочь.
Это войны за территорию.
Нам предстоит еще очень много подобных сражений…
* * *
После нашего с Архипом похода в поселок нефтяников я начинаю замечать, что с ним происходят какие‑то странные изменения, слишком уж много внимания он стал уделять Голубым Холмам и его жителям. Он часто отправляется туда один, меня не зовет, что он там делает с утра до вечера – непонятно. Мы спрашиваем, но он отмалчивается. Только потом, когда вернется, нет‑нет да и скажет что‑нибудь гадкое про Холмы.
Однажды, когда мы на барже играем в карты, Архип говорит:
– Я тут побывал за забором… Видел девчонку одну. Ух и противная у нее рожа! Как вот у этой карточной дамы. Идет, нос задрала, фу‑ты, ну‑ты. И на меня так посмотрела, как будто клопа увидела. Жаль, с ней родители были, а то ободрал бы ей косы…
В следующий раз он вспоминает Холмы во время похода в шахту, когда мы делаем привал. Архип достает из рюкзака перекус и вспоминает:
– Пацан такой щекастый там был… Пузо во как отвисло! – Он проводит ребром ладони по коленям. – Жирный, аж противно! Он один небось сжирает раз в десять больше еды, чем у нас с тобой сейчас на двоих!
Когда мы у него дома склеиваем самолетик из картона, Архип бурчит:
– А эти иножопы своим детям покупают самолеты с радиоуправлением. Я недавно видел, как один в парке таким играет. И зачем им такие дорогие и сложные игрушки? Все равно тупые и все ломают. Представляешь, он свой самолет в фонтан загнал, тупица.
Я молчу. Я никогда не слышал ни от кого из наших это слово – иножоп. Оно смешное и мне нравится. Но наверняка Архип не сам его придумал, а подхватил у кого‑то из взрослых – может, у своего отца, – как перенял и нелюбовь к жителям Холмов.
А однажды поздним летним вечером Архип приходит ко мне и зовет меня пойти с ним в Холмы.
– Зачем? – удивляюсь я. – Зачем ты все время туда ходишь? Там же скучно.
И еще я замечаю, что каждый раз, когда он ходит в Холмы или вспоминает о них, у него портится настроение. Он потом долго хмурится и злится. Зачем делать то, из‑за чего расстраиваешься?
Мне не хочется выходить из дома, ведь уже поздно и я только помылся.
Комментариев нет