– Ты куда? – с интересом глянул на меня папа, когда я подвивала только что вымытые волосы, сидя на кухне. Да, странное место для наведения макияжа и прически, но здесь лучшее в доме освещение.
– Гулять, – не стала вдаваться я в подробности.
– С кем? – заинтересовался Томас.
– Как будто у меня есть много вариантов, с кем я могу пойти погулять! Ай! – обожгла я палец плойкой.
– Не надо портить волосы всякой фигней, Катрина, – сказал тут же папа. – Они и так хорошие.
– Ага, мне что, ходить такой же лохматой, как ты? И стричься раз в году? – Огрызнулась я. Томас о волосах редко заботился, забирал их в хвост, и все дела. А мне не нравилось, когда волосы торчали во все стороны и пушились. К тому же Нинка просила одеться сегодня как‑нибудь понарядней.
– Я не лохматый. Я всегда такой. А ты поздно придешь? – продолжал он расспрашивать.
– Поздно, – кивнула я. Мне разрешалось приходить хоть следующим утром – главное, не забывать предупреждать кого‑то из семьи об этом.
– А я тоже скоро буду собираться. В студию, – сообщил мне родитель.
У него была своя небольшая квартирка‑студия, в которой он, собственно, и творил свои ужасные шедевры. Чаще всего он рисовал ранним утром, поздним вечером и ночью, поэтому иногда часто оставался в студии ночевать.
– Я тоже сегодня ухожу, – раздался голос Леши, который до этого что‑то напевал в прихожей. – Поеду в загородный дом Шерри.
– Это кто? – спросила я, нанося светло‑коричневые тени на веки.
– Шерри – моя новая подруга. Дочь банкира, между прочим, – хвастливо ответил дядя. – Катя, что за ужасный макияж? Лучше бы вообще не красилась.
– Вот и я говорю, что естественная красота – намного лучше! – обрадовался папа, который почему‑то терпеть не мог, когда я или Нелли пользовались декоративной косметикой.
– Да отстаньте вы от меня! Что вам вечно надо?
– А куда ты, собственно, красишься? Ты вообще это дело редко делаешь, – заметил дядя.
– Она пойдет с кем‑то гулять, – тут же сообщил папа, – сказала, что с кем‑то из своего немногочисленного окружения!
– Тогда привет Антону, – отозвался Леша, как раз в то время, когда я, высунув от напряжения кончик языка, вновь подкрашивала ресницы тушью. Поэтому я, немного увлекшись, автоматически сказала:
– Передам.
– Вы с ним прямо каждый день встречаетесь. Молодцы, – похвалил меня родственник. – Смотри не надоедай ему сильно звонками и сообщениями. В девушке должна оставаться хотя бы капля загадки, которую настоящий мужчина стремится раскрыть и…
Я прервала словесный поток Алексея:
– Чего? – закричала я. – Слушай, ты что мелешь? Я с Нинкой иду!
– Ну‑ну. А то мы не видим. Ради Нинки своей ты так красишься?
– А, Леша, оставь ее. Все влюбленные нервными становятся, – махнул рукой папа.
– Ну, Кэтрин, – потрепал меня по голове Леша, – желаю с ним удачи. Помни – не все парни такие же плохие, как твой любимый дядечка. Этот твой Антон хоть и похож слегка на чмо, зато тебя не бросит.
Нет, ну сколько уже можно? Почему они все думают, что меня и этого дурачка Антона связывают какие‑то отношения?
– Это ты чмо, дядечка. Мы вообще не встречаемся, – с этими словами я нечаянно размазала тушь на правом глазу, взвыла и побежала в ванную – устранять этот непорядок.
Хорошо, что Алексей мне добродушно помог в этом нелегком деле. С косметикой он был на «ты», красить умел едва ли не совершенно и сделал мне действительно красивый, но не кричащий макияж, легкими движениями нанеся не только тени и тушь, но и тональный крем, пудру, румяна, помаду и блеск.
Как я не опоздала – уму непостижимо!
Когда Нина заехала за мной на своем обещанном такси, то уже не дулась, да и я остыла. Подруга чуть ли не разлеглась на заднем сиденьи, выставив босые ноги на второе пассажирское место.
– Сядь вперед, – коротко велела она мне, когда я открыла заднюю дверь.
Интересно, что у нее там случилось, что ее лицо такое сосредоточенное, а брови сведены к переносице? Да и манера сидения в авто у нее какая‑то странная.
Едва я оказалась на месте рядом с водителем, пожилым мужчиной с седой бородкой, как тут же спросила подругу, оглянувшись:
– Нин, ты чего там без обуви расселась? Туфли, что ли, забыла?
– Забыла. Сотня бородатых уродов! – совсем не по‑женски взвыла она, и водитель, выезжающий на перекресток, удивленно оглянулся.
– Что смотрите? – огрызнулась Нинка. – Лучше за дорогой следите.
– А я слежу, девушка, – ничуть не обиделся тот, поворачивая машину на дорогу.
– Ты, правда, забыла обувь? – несколько обескураженно спросила я, не почувствовав подвоха.
Вроде бы Нинка при полном параде: умело накрашенная, облаченная в новенькие узкие черные джинсы и трикотажную нежно‑серую тунику, которая словно кричала, что была куплена в бутике и подчеркивала достоинства фигуры Нинки. На тунике в свете вечернего солнца, проникающего сквозь окна машины, блестела и переливалась длинная нитка черного жемчуга. Этот же камень был и в ушах блондинки.
Подруга повернула лицо ко мне и выдала гневную тираду:
– Ты что, совсем того? Катя, ты вообще понимаешь, что ты иногда морозишь? Я вышла из дома без туфель! В плюс десять! Какая смешная шутка! Я тут спешу на самую важную встречу в моей жизни, а ты мелешь ерунду! Да, Катенька, да, я вышла босиком! А это, – потрясла она в воздухе черной изящной туфлей на огромном каблуке, – это я в машине нашла! Дяденька‑водитель это, наверное, носит!
Дяденька‑водитель оглянулся, увидел туфлю и тут же запротестовал:
– Нет‑нет, это не мое!
– Это не его! – как маленькому ребенку сказала мне подруга. – Как думаешь, чье тогда?
Я спокойно улыбнулась ей. Хорошо, что Нинка нервничает и злится по пустякам. Если бы она до сих пор на меня обижалась, то вообще бы всю дорогу молчала. А ссориться с подругой, тем более из‑за какой‑то ерунды, мне совсем не хотелось.
– Так что с тобой? – вновь спросила я.
– Мозоль натерла, – коротко ответила подруга.
– Когда успела? – изумилась я. – Ты же утром была нормальная.
– Я и сейчас нормальная. Я, как ушла от тебя, решила пробежаться по магазинчикам. Полечить шопингом свои несчастные нервы. Видала? – ткнула себя в грудь Нинка. – Классная штука, туника из легкого французского трикотажа, последняя коллекция «Элизабэт Мэйлер». Но не об этом речь. Я купила себе новые туфли, – с ненавистью ее глаза уставились на предмет обуви, который подруга до сих пор сжимала в руке. – И прямо в магазине их надела. Решила разносить. А они… мне мозоль натерли, эти чертовы калоши! – она с размаху ударила ни в чем не повинной туфлей по мягкому сиденью.
Комментариев нет