Черт возьми, хорошо! А в субботу тут будет Апельсиныч! Ох, кажется я радуюсь чужому горю! А ведь у Апельсиныча тоже горе. Мы с ним оба сироты… вдруг пожалел себя Федор Федорович. Он поел, все было вкусно. Убрал посуду и подошел к окну. Осень. Еще не золотая, но… Скоро зима. Он не любил зиму. Он остался сиротой в десять лет. Отца он вообще не знал, а мать спилась и умерла от воспаления легких. Его приютила учительница русского и литературы, Агния Петровна. Он был ее любимым учеником. Учился блестяще, окончил школу с золотой медалью и легко поступил в Керосинку. Агния Петровна безмерно им гордилась. Но и она умерла, когда он был уже на третьем курсе. У него была комната в коммуналке, куда он и вернулся после смерти Агнии Петровны, так как на ее квартиру претендовала ее сноха, вдова умершего сына. Ему предлагали остаться на кафедре, защитить диссертацию, но он решил, что надо сперва научиться зарабатывать деньги, и уехал в Когалым, который только еще начинал развиваться. Там он пришелся ко двору и быстро пошел в гору. Толковый, хорошо разбирающийся в людях, к тому же отличный организатор, он пользовался расположением большого начальства, да и женщины ему благоволили. Настоящий мужик, так говорили о нем. Но он был одержим своим делом, и легко защитил кандидатскую. А потом уж и докторскую. Будучи еще кандидатом технических наук, он в командировке познакомился с красавицей Верой. Она умела нравиться, была неглупа и могла сделать честь любому мужчине, так ему тогда казалось. И через полгода он сделал ей предложение. Оно было принято. Он купил в Москве хорошую квартиру, и они зажили. Но через год из Хабаровская приехала теща, Калерия Степановна, и он пришел в ужас! И быстренько купил небольшой дачный домик: теща жаждала развести огород.
– Вот хорошо, зятек, буду в огороде сюсюриться, свежими овощами жену твою кормить, пока ты там в глуши вкалываешь. Она скоро небось тебе наследника родит. На овощах и фруктах без нитратов здоровое потомство‑то будет, кукусик!
Однажды он случайно услыхал разговор матери с дочерью:
– Верунчик, ты куда это намылилась?
– На банкет! Федя докторскую защитил…
– Да ты что! И как ему, серости непроцарапанной, удалось? Небось заплатил кому надо. И что ты в нем нашла, дурища? Вон Севка твой каким артистом стал! Это я понимаю… А Федя твой… Одно слово, кукусик!
В первый момент он на эту «серость непроцарапанную» обиделся, но тут же ему стало смешно, тоже мне дама из высшего общества! А вот кукусики и сюсюрики раздражали его до зубовного скрежета. Но так как в Москве он бывал нечасто и не подолгу, то научился просто не обращать на тещу внимания, тем более что, когда родилась Шурка, помощь тещи оказалась весьма кстати. Но сейчас он отчетливо понял, что, собственно, потерял ребенка. Шурка сама не захочет жить с ним, ее так настроили. Видимо, придется смириться с ролью воскресного папы, как это ни печально…
В пятницу он задержался на работе допоздна. Было уже около одиннадцати, когда он опомнился. Почти все сотрудники разошлись, в том числе и Елена Матвеевна. Так не годится, ведь завтра у меня поселится Апельсиныч, и нельзя заставлять пса мучиться до поздней ночи. Он встал, потянулся, выпил остывший чай и подошел к окну. За окном расстилалась ночная Москва. Вид с шестнадцатого этажа открывался потрясающий. Черт, днем даже в окно взглянуть некогда. Вон на какую высоту забрался Федька‑приемыш! Так его дразнили в школе, впрочем, его это не задевало. Еще его звали зубрилой, хотя он никогда ничего не зубрил, все ему давалось слету! Но зато бил морды обидчикам, за что ему здорово влетало от Агнии Петровны. Вот она бы сейчас мной гордилась! И, я уверен, не осудила бы меня за уход из семьи. Ну ладно, пора домой! Благо, тут десять минут пешком. Новая машина, опять «Вольво», большую часть времени стояла в гараже, он еще не успел полюбить ее, как ту, прежнюю, оскверненную…
Федор Федорович волновался. Как его примет осиротевший пес?
Приютившая его женщина сказала:
– Ох, хорошо, что вы его заберете, а то я и не знаю, что с ним делать, лежит целыми днями у крыльца, не ест, только воду пьет, нос горячий, отощал совсем, бедолага…
– Апельсиныч! – негромко позвал Федор Федорович.
Пес даже головы не поднял.
Тогда Федор Федорович подошел к нему, присел на корточки, погладил, почесал за ухом.
– Апельсиныч, здравствуй! Ты меня не помнишь? Подымайся, брат, поедем ко мне жить, что ж делать, такое горе, я понимаю, но жить‑то все равно надо, ты молодой еще совсем. Погоревал и будет. Ну как, поедешь ко мне?
Пес вдруг поднял голову и посмотрел на нового хозяина. Кажется, он за мной приехал, кажется, он добрый, и совсем неопасный… Наверное стоит взять его в хозяева. Он большой, в обиду не даст и голодным не оставит… А я такой голодный… Ой, а он уже дает мне что‑то вкусное… Оно так пахнет…
И Апельсиныч взял с ладони нового хозяина кусочек вареного мяса, припасенного Татьяной Андреевной.
– Ах ты милый! – обрадовался Федор Федорович. – Вот, возьми еще!
Пес поднялся, сел и внимательно посмотрел в глаза нового хозяина. И ткнулся носом ему в ладонь. Федор Федорович не удержался и поцеловал пса в пыльный лоб. Надел ему поводок. Апельсиныч попил воды из миски и вздохнул. Мол, я готов!
– Ну надо же, сразу вас признал! – обрадовалась хозяйка дома. – Вот спасибо вам!
Татьяна Андреевна не поехала с ними, осталась погостить. А Апельсиныч уселся на переднее сиденье. Ему понравилась машина, в ней не пахло ничем противным, ни сладкими духами, ни пивом… И от нового хозяина пахло приятно. Кажется, мне с ним будет хорошо…
Глава шестая
– Скажи, Матвевна, а что это у Свиридова на столе стоит фотка собаки, а не жены или любовницы? – спросила любопытная уборщица тетя Клава.
– А вот затем, чтобы все, кому не лень, свой нос в его дела не совали.
– А у него жена‑то есть?
– Это не мое дело! И уж тем более не твое!
– Да ладно тебе, Матвевна, все равно ж рано или поздно все узнают. Только, может, он больной? Почитай уж полгода тут работает, а еще ни одну бабенку не оприходовал. А девки на него заглядываются…
– А теперь, Клава, опасно с девками на работе дело иметь, засудить могут… Все, убрала – и иди с глаз долой!
– Да иду, иду!
В самом деле, личная жизнь начальника живо интересовала женскую, правда, немногочисленную, часть коллектива. Сведения о ней были столь скудны, что не давали пищи для пересудов. Был женат, есть дочь, живет один в ведомственной квартире, собака у него с дурацкой кличкой Апельсиныч, вот и вся информация…
Комментариев нет