— Мне очень жаль, любовь моя, — глухим голосом проговорил он, поглаживая большим пальцем ее щеку. — Я знаю, как все это было тяжело для тебя. Поверь, если можно было бы избавиться от этого разговора, я никогда бы при тебе не стал всего этого говорить.
Шина кивнула, стараясь не смотреть на него.
— Я понимаю, — тихо и безжизненно сказала она, и где-то в глубине души она действительно понимала его. Шина молча села в машину, глядя прямо перед собой. Если не говорить с ним и даже не видеть его, она, возможно, сможет сохранить в себе это глухое безразличие.
Она слышала, как он выругался, затем наклонился к ней и ласково поцеловал в щеку.
— Поезжай, Шина, — с болью в голосе тихо сказал он. — Я дам тебе время, чтобы преодолеть это первое потрясение, а потом я приду за тобой.
— Вряд ли это будет разумно, мистер Челлон. — В обычно ровном голосе Рейли прозвучали стальные ноты. — Второй раз вы не застанете нас врасплох. Советую вам держаться от Шины подальше.
О’Ши сел в машину с другой стороны и устроился поудобнее рядом с Шиной, взяв ее холодную вялую руку в свои.
— Шон прав, Челлон, — негромко сказал он. — Лучше вам не крутиться вокруг моей племянницы. Это может оказаться небезопасным.
Рэнд медленно выпрямился, лицо его окаменело.
— А вот в этом я сомневаюсь. Я, вероятно, забыл сказать вам, что все отчеты моих детективов, документально подтвержденные, хранятся в сейфе банка. Так что в ваших же интересах, чтобы я оставался жив и здоров еще очень долго.
Шина услышала, как злобно выругался Рейли, захлопывая дверцу машины, и, обойдя ее, сел на водительское место. Через пару секунд машина резко сорвалась с места, оставив позади дом и стоящего перед ним Челлона, лицо которого выражало мрачную решимость.
Когда они доехали до развилки, О’Ши наклонился вперед и, понизив голос, сказал Рейли:
— Поезжай кругом, как будто мы направляемся к шоссе. Челлон что-то слишком быстро сдался. Нам не помешает слегка запутать следы на случай, если он решит отбить ее.
— Вы правы, — согласно отозвался Рейли, выполняя команду.
О’Ши откинулся на спинку сиденья, дружески пожимая руку Шины. Его холодные серые глаза внимательно изучали ее отрешенное лицо.
— Ты сделала правильный выбор, девочка. В глубине души ты же знаешь, кто тебе ближе. Челлон не может понимать тебя так, как я. Мы прожили с тобой столько лет, разве не так, Шина?
Шина механически кивнула.
— Да, столько лет.
Так много лет. В ее памяти пронесся день, когда дядя взял ее и Рори на ярмарку в окрестностях Бэлликрэй. Рори тогда было только пятнадцать. Она вспомнила, какой гордостью светилось лицо брата, когда он одним ударом тяжелого молота заставил зазвучать колокол на специальном стенде для проверки силы. Дядя Донал радостно смеялся, похлопывал его по плечу, и на его лице тоже была гордость — гордость любящего родителя. Так много лет. Шина почувствовала, как ледяная оболочка, сковавшая ее сердце, стала таять, и нестерпимая боль опять пронзила ее.
— Хватит расстраиваться. Все будет, как раньше, — спокойно говорил О’Ши. — Мы забудем, что вообще что-то случилось. — Он легонько потрепал ее по щеке. — Этого бы никогда не произошло, если бы я не был таким упрямым ирландцем и вовремя заметил, как ты измучена. Если бы ты была в форме, то никогда бы не позволила этому богатому плейбою даже подойти к тебе.
Интересно, что бы сказал дядя, если бы знал, что произошло в действительности, подумала Шина. Он явно считает, что Челлон охмурил ее, пустив в ход свое обаяние, и уговорил поехать с ним в романтическое путешествие. Хотя Рэнд наверняка достиг бы успеха и этим путем, если дать ему достаточно времени, с неожиданной нежностью подумала она. Ему понадобилось меньше, чем три недели, чтобы добиться ее любви и стать центром ее жизни. Волшебный поток воспоминаний нахлынул на нее, оживляя чувства после перенесенного шока. Что она здесь делает, внезапно спохватилась Шина. Почему она сидит тут, в этой машине, стремительно увозящей ее от единственного человека, рядом с которым она хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь?
— Я вижу, тебе уже получше, — ласково сказал О’Ши, видя, что румянец возвращается на ее щеки. — Вот и прекрасно, дорогая. Скоро ты совсем придешь в себя. Нельзя было позволять этому человеку так тебя расстраивать. Ты же знаешь, я бы никогда не стал использовать тебя, как он говорил. Ты моя самая дорогая девочка, и всегда ей была.
— Да, мне уже лучше, — тихо сказала Шина.
Доверься мне, говорил Рэнд. Но если она ему поверит, то придется верить и его словам. А как это сделать, если она знала, как дядя любил Рори? Нужно быть безжалостным фанатиком, чтобы ради политической борьбы принести в жертву юношу, которого он любил, как сына. Но ведь члены НКИ как раз и были такими фанатиками, смущенно осознала она. Боже, она вообще не знает, что и думать!
Озабоченно нахмурясь, О’Ши опустил глаза на маленькую ручку в его руках.
— Понимаешь, Шина, эти американцы не понимают нас, — с горечью сказал он, словно разговаривая сам с собой. — Они не понимают, что такое жить в стране, раздираемой на части. Как они могут прочувствовать, сколько мы выстрадали и чем иногда приходится жертвовать, чтобы сохранить наше наследие? — На его квадратном лице отразилась искренняя боль, а глаза затуманились. — Боже, как я любил нашего парня!
Шина замерла, потрясенная. Нет, это не может быть правдой! Она не хотела этого слышать.
— Рори был для меня всем, — с чувством сказал О’Ши. — Он был прекраснейшим мальчиком на свете. Сильным, смелым, верным. — В его глазах читалось волнение. — Боже, я так им гордился!
Шина закрыла глаза, затопленная болью. «Дядя Донал гордится мной!» — говорил Рори. Она тогда не поняла. Она думала, что дядя так же поддержал умирающего паренька, как и она, чтобы морально облегчить его последние часы, но оказывается, его истинные чувства были иными. Да, все, что сказал Рэнд, было правдой, и какое-то время Шина не знала, как вынести эту правду.
— Ну вот, я опять тебя расстроил, — сказал О’Ши с деланным сочувствием, увидев ее мертвенно-бледное лицо. — Ты молодец, что еще терпишь ворчание старика, когда приходится нести свой собственный крест.
Последняя фраза возродила из памяти Шины слова Рэнда, что дядя посылает ее на сцену, как на распятие. Теперь все прояснилось. Что никак не укладывалось у нее в голове, так это искренняя любовь дяди к Рори. Шина не могла представить себе такую степень фанатизма, которая заставила бы человека принести в жертву самое дорогое. Но сейчас у нее уже не осталось сомнений, что дядя поступил именно так. Она, наверное, никогда не узнает, не сам ли О’Ши организовал эту голодовку, но было совершенно очевидно, что он и не пытался отговорить от нее Рори, даже когда остальные сдались. Шину передернуло от отвращения, когда она осознала, как много лет целенаправленной пропаганды и тщательно вливаемого яда привели к этой ужасной ночи в Бэлликрэй.
Комментариев нет