Оленька прикрыла глаза – от ужаса, разумеется.
– Делал неприличные намеки, – сообщила Юля, тоже с гордостью. – Приглашал в «люкс», который на ремонте. Между прочим, «люкс» на ремонте, а никакого ремонта там нет! Все какие‑то комбинации проворачивают! Интересно, администрация в курсе?
– Давайте лучше про погоду, – быстро предложил бывший «гаваец», переквалифицировавшийся в спортсмена. – Как вы думаете, жара еще постоит?
– Жара – это ужасно, – прошептала Оленька, вздрогнув плечами, укутанными в шаль. Шепот и вздрагивания явно имели отношение к Геннадию Ивановичу. – Верно, мама?
– Я буквально задыхаюсь, – поддержала ее мать.
– А я люблю жару и никогда не задыхаюсь, – объявила профессорская внучка Вероника и усмехнулась злорадно. – Дед, пойдем завтра после завтрака в теннис играть.
– Ты же не хотела, – удивился дед, – передумала?
– Передумала.
– Поучите меня, Вероника, – попросил Геннадий Иванович интимно, – мне так хочется научиться играть в теннис!
– Шикарный спорт, – моментально согласилась Вероника, и дед Генрих Янович взглянул на нее подозрительно, – а у вас ракетка есть?
– Ну‑у, – протянул Геннадий Иванович, – возьму в прокате.
Вероника надкусила яблоко и с хрустом начала жевать.
– А что там дают? «Принс», «Хэд», «Данлоп», «Юнекс», «Фелкль»?
Геннадий Иванович моргнул. Оленька с матерью переглянулись.
– У меня «Хэд», – подал голос миролюбивый «гаваец», – могу предложить. Хотите?
– Геннадию Ивановичу предложите, – перевела стрелки зловредная Вероника, – у меня свой «Хэд».
– Геннадий Иванович, я могу вам предложить…
– Да мне, собственно, все равно, если Вероника согласна меня учить.
– Да на что он вам, этот теннис! – досадливо воскликнула Оленькина мама и захлебнула досаду теплым компотом, оставшимся от полдника. – Все прям, как дураки, кинулись в этот теннис играть!..
– Бег – вот лучшее средство, – провозгласила Юля.
– Легкая атлетика – королева спорта! – поддержал ее Сережа, и они синхронно размешали в железнодорожных стаканах принесенный с собой заменитель сахара.
Марина еще чуть‑чуть раскопала салат и поднялась.
– Приятного аппетита, – кисло сказала она, – до завтра.
Бабуся Логвинова деловито заглянула в ее тарелку:
– И эта ничего не поела! Уморить себя решили!
Оленька повыше подтянула шаль.
– Я не хочу. Еда – это так… глупо.
И скучно и глупо, подумала Марина желчно.
Ну почему считается, что женщина, которая ничего не ест, гораздо интереснее женщины, которая ест все? Кто это придумал?
Ей хотелось есть – она не ужинала вовсе не потому, что «скучно и глупо», а из‑за аллергии на рыбу. Сейчас поешь, а утром с ног до головы покроешься красными пятнами!
Хорошо, что в номере у нее банка с кофе, любимая кружка, длинная‑предлинная палка сухой колбасы и три пакета хрустящих хлебцев. Да, и еще роман!
– В десять часов танцы, – напомнил Геннадий Иванович, и Вероника опять усмехнулась, – приходите, Марина! Это своеобразный клуб. Можно пообщаться, поговорить, покурить… Жизнь здесь слишком размеренная, от нее быстро устаешь.
– Спасибо, Геннадий Иванович, – поблагодарила Марина. Вот только танцев ей не хватало!
Марина выбралась из‑за стола, чувствуя, что все, не только соседи, но и прочие отдыхающие, рассматривают ее с истовым любопытством, перестают есть, вытягивают шеи, шепчут друг другу в уши, кивают в ее сторону и показывают глазами.
Еще бы, ведь это она нашла… труп!
Труп нашла, а «приключения» из этого не вышло. Не вышло никакого «приключения», и не выйдет! Жалость какая.
Усатый милиционер, приехавший на «газике», ее почти ни о чем не спрашивал. Она сама рассказала, как подлая шляпа слетела с головы, как она стала ее вылавливать, нагнулась и… и увидела.
– Перепугались? – спросил милиционер равнодушно.
Марина пожала плечами:
– Не особенно. Неприятно, конечно…
«Приключения» не вышло, и главный герой, циничный, остроумный и загорелый полицейский капитан с пушкой за ремнем, в выцветших и потертых джинсах, тоже никак не вырисовывался. Не тянул усатый милиционер на главного героя!
Труп оказался не криминальный – все правильно понимала бабуся Логвинова.
Выпил лишнего, сел на мостках, задремал, да и свалился – так как‑то получалось.
Длинными санаторными коридорами, застланными ковровыми дорожками – красная середина, зеленая кайма, – Марина добралась до высоких двойных ореховых дверей, вышла на вечернее солнце, пристроилась на лавочку с гнутой садовой спинкой и закурила.
Очень хотелось есть, и она с удовольствием думала о сухой колбасе и банке с кофе. Нужно завтра сходить в ближайший магазинчик, купить йогуртов, сыру и серого деревенского хлеба, наверняка здесь есть.
Ореховая дверь открылась и закрылась. Кто‑то вышел и пристроился на ту же лавочку, но с другой стороны.
Откуда‑то взялась толстая пыльная кошка, посмотрела на Марину вопросительно, зачем‑то лизнула лапу и стала тереться о Маринины светлые брюки, оставляя на них клоки шерсти.
– Ты что? – спросила у нее Марина и стала отряхивать шерсть. – Разве не видишь, у меня ничего нет! Бедная, бедная, голодная киса!
– Не верьте ей, – посоветовали с другого конца лавочки, – она не бедная и не голодная.
Марина посмотрела вбок и обнаружила неподалеку спортивные штаны непередаваемо‑павлиньей расцветки.
– Бедная и голодная. – Она погладила пыльную кошачью башку и снова неодобрительно покосилась на штаны.
– Я только что скормил ей остатки рыбы. Я сегодня, знаете ли, опять ловил.
– Ловить мальков в луже – гнусно.
– Я же не глушу их динамитом.
После чего они уставились друг на друга. Кошка вопросительно мяукнула, не понимая, почему Марина перестала ее гладить.
– Здрасте, – неожиданно поздоровался тип в цветастых штанах.
– Добрый вечер, – с ходу откликнулась привыкшая быть вежливой Марина.
– Вы только меня не перебивайте, – быстро сказал он, – меня зовут Федор Федорович Тучков. Можно просто Федор. Я из Москвы. А вы Марина, да?
– А почему я не должна вас перебивать?
– Потому что я никак не могу сказать вам, как меня зовут, вы все время перебиваете.
– А зачем мне знать, как вас зовут?
Он вздохнул, полез в карман и достал сигареты.
– Так принято, – подумав, объяснил он, – мы с вами отдыхаем в одном санатории и даже сидим за одним столом, так что нам придется как‑то называть друг друга.
– Вряд ли нам придется как‑то друг друга называть, – отчеканила Марина, – зачем?
Очень уж он ей не нравился, с его брюшком, гавайской рубахой, цветастыми штанами и сладкой улыбкой на круглой физиономии. Ей‑богу, Геннадий Иванович, будущая звезда теннисного спорта, и то лучше!
– Я вас… раздражаю? – смиренно спросил Федор Федорович Тучков.
– Раздражаете, – призналась Марина.
– Почему?
Не могла же она сказать про рубаху и брюшко!
– Не знаю. Я не люблю никаких курортных знакомств.
– Ну, на курорте никаких знакомств, кроме курортных, быть не может.
– Я никаких не хочу.
– Тогда вам надо было ехать на заимку.
– Куда?!
– В тайгу, – сказал он равнодушно, – на заимку. Лес, а в лесу избушка – это заимка и есть. Или вы сибирских писателей не читали – Астафьева, Липатова?
Комментариев нет