Личные мотивы. Том 2



– Что вы говорите? – изумилась Ангелина Михайловна. – А почему? И зачем вам творческий псевдоним?

Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал естественно и чтобы изумления не было ни слишком много, ни слишком мало. Все это, насчет псевдонима и частных коллекций, она уже давно знала, но не имела права выдавать свою осведомленность.

– И почему именно Борис и именно Кротов? – подал голос до того момента молчавший Вилен Викторович.

Ангелина бросила на мужа благодарный взгляд: он задал правильный вопрос, совершенно необходимый, а вот она сразу‑то и не сообразила. А вопрос Александру не понравился, да и Лев Сергеевич отчего‑то смутился.

– Мне всегда нравилось имя Борис, – сказал Александр. – Оно мне кажется коротким, емким, мужественным.

– А почему Кротов?

Лев Сергеевич вздохнул и умоляюще посмотрел на сына.

– Саня, Ангелина Михайловна и Вилен Викторович – наши соседи, мы с мамой много общаемся с ними. Давай уж не будем ничего скрывать. Дело в том, что Саня нам не родной. Его мама была…

– Мама умерла, когда я был совсем маленьким, – перебил его Александр. – И меня усыновили папа Лева и мама Люда.

От Сорокиных не укрылся быстрый взгляд, который бросил на сына Лев Сергеевич. Однако понять, что именно было в этом взгляде – упрек или понимание, – им не удалось.

– Мамина фамилия – Кротова. Вот и все объяснение.

– А почему вы ограничиваетесь частными коллекциями? – не отставала Ангелина.

– Видите ли, я пишу только портреты, а портреты всегда интереснее самим моделям и членам их семей, чем широкой общественности. Папа, давай все‑таки угостим наших гостей чаем, я пирожные принес. Очень вкусные.

На этот раз намек был таким прозрачным, что не заметить его было бы верхом неприличия, и Сорокиным пришлось отступить. Александр увел отца в кухню готовить чай, и Сорокины остались в комнате одни.

– Черт, сорвалось! – с досадой прошептал Вилен Викторович.

– Да, жалко, мы были буквально в двух шагах, – согласилась Ангелина. – Но, возможно, не все еще потеряно. Надо напроситься к нему домой посмотреть работы, может быть, в другой обстановке и без отца он станет более разговорчивым.

– Надо попробовать. Жаль, что Люся на работе, в ее присутствии было бы проще вытянуть из них правду. Ты бы начала с ней беседы на всякие материнские темы, и ей было бы не отвертеться.

– Тише!

Ангелина Михайловна предостерегающим жестом подняла палец и прислушалась. Стоял по‑летнему теплый день, дверь на балкон была распахнута настежь, и до них донеслись приглушенные голоса – Лев Сергеевич и Александр разговаривали на кухне, окно которой тоже было открыто.

– Ничего не разобрать, – тихо проговорила она. – Давай выйдем на балкон.

Вилен Викторович покорно встал с кресла, в котором так уютно и удобно было сидеть. С балкона действительно было слышно каждое слово, произнесенное в расположенной рядом кухне.

– Санька, ведь столько лет прошло. Я не вижу смысла…

– Пап, я не хочу. Просто не хочу. Понимаешь?

– Нет, не понимаю, – голос Льва Сергеевича стал сердитым. – Зачем делать из этого проблему? Сынок, прошло много лет, и теперь…

– Я не хочу об этом вспоминать. И не хочу вдаваться в подробности, тем более в разговоре с малознакомыми людьми. Усыновили – и усыновили, и хорошо. Никому не интересны эти детали с опекой и квартирой.

– Саня, это для тебя Сорокины малознакомые люди, а мы с мамой их очень хорошо знаем, мы встречаемся и общаемся каждый день, и нам неловко им все время врать. Мы вынуждены считаться с твоими причудами, но нам это иногда бывает в тягость. Не понимаю, почему нельзя объяснить людям, что ты на самом деле Кротов по паспорту, а Гусаровым ты вообще никогда не был, потому что мы тебя не усыновляли, а оформили опеку, чтобы сохранить для тебя квартиру. И видишь, мы не прогадали, оказались правы, ты эту квартиру продал и купил себе дом, в котором устроил мастерскую. Почему надо все это скрывать? Чего стыдиться? Ну что за блажь?

– Я не хочу, – твердо и медленно произнес Александр. – Я не хочу никаких разговоров ни о маме, ни об убийстве, ни о моих чувствах и переживаниях по этому поводу. Вы с мамой Людой – мои родители, вы меня вырастили вместе с Ленькой и Маринкой, вы меня кормили, одевали, воспитывали, дали мне возможность получить образование. Вы дали мне брата и сестру, семейное тепло и родительскую любовь, и у меня нет ни малейшего желания обсуждать с кем бы то ни было тот факт, что вы мне не родные. Пап, давай оставим эту тему, с тобой я ее тоже обсуждать не хочу. Смотри, в сахарнице песку – на донышке, а банка вообще пустая. У вас что, сахар закончился? Иди развлеки гостей, а я сбегаю в магазин.

– Да не надо, сынок, мы у Сорокиных займем, у них всегда все есть. Сейчас я скажу Ангелине – она принесет.

– Я смотрю, вы тут просто общежитие устроили, – насмешливо заметил Александр. – Может, у вас уже и бюджет общий? Вы с соседом женами еще не меняетесь?

– Санька! Ты все‑таки с отцом разговариваешь, а не с этими твоими бандитами, ты думай, что говоришь!

При этих словах Вилен Викторович поморщился. Точно такую же мину он корчил, когда в супе ему попадался вареный лук. Все‑таки когда в человеке нет интеллигентности, то и шутки у него грубые и скабрезные, а откуда этой интеллигентности взяться, если пишешь портреты одних отморозков и с ними же и общаешься? Но придется делать вид, что ничего этого супруги Сорокины не знают и принимают гусаровского приемыша за истинного представителя культурной элиты.

Уселись пить чай с пирожными. Ангелина Михайловна предприняла еще несколько попыток направить разговор в нужное русло, но безуспешно. Правда, напроситься в мастерскую к Александру «посмотреть работы» Сорокиным все‑таки удалось.

– Только вы предварительно позвоните, – предупредил их Александр, – если у меня сеанс, то посторонние мне мешают, я никому не позволяю находиться в доме, кроме своей домработницы. Ну и модели, естественно. А если сеанса нет, то милости прошу в любое время, я покажу вам работы, которые делал не на заказ, а для собственного удовольствия.

Вернувшись к себе, Сорокины подвели итог состоявшегося знакомства. Теперь они официально знают, что Александр – не родной сын Гусаровых. Более того, они знают, что его настоящая фамилия – Кротов. И это уже плюс. А вот то, что он молчит об убийстве матери и вообще не говорит о ее смерти, – это минус. Потому что без обсуждения трагической смерти Ларисы Кротовой невозможно выйти на то, что так нужно Сорокиным и без чего не может обойтись Максим Крамарев.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *