Однажды вечером она дала мне померить мамино золотое кольцо, которое свободно наделось на средний палец. Я покрутила перед носом рукой – будто и не моя вовсе!
– Нравится? Вот так! – засмеялась Тин.
Я в ответ влезла к ней на колени и поцеловала. С какого‑то момента между нами завелись такие телячьи нежности. То она клала мне руку на голову и легонько гладила по волосам, то я прижималась к ней. А иногда мы без повода начинали смеяться. Так раньше у меня ни с кем не было. Я ужасно любила Тин.
Вот и сейчас я забралась в свою кровать, повозилась, устраиваясь. От печки шло ровное мягкое тепло. Вытянула ноги, потом повернулась на бок. Хорошо‑то как!
Глава 4
Я жила у Тин уже третий год. Подросла на ладонь, слегка отъелась. На ребристо‑плоском рельефе между шеей и животом, который Тин прежде звала шутливо «стиральная доска, а сверху два соска», появились две небольшие выпуклости. И пришли женские недомогания. Вот без последнего счастья я бы точно прожила!
Единственным утешением стало то, что всё произошло по слову Тин, – однажды, медитируя с закрытыми глазами, я увидела поверх знакомой темной снежной равнины серебристый отблеск, будто легкую туманную дымку. Сначала удивилась, а потом поняла, что это и есть те реки силы, о которых говорила Тин. Тем вечером я в первый раз зажгла свечу без огнива.
Тин меня похвалила и подарила купленный в Сухой Сохе кинжал с красивым куском старой бирюзы в рукояти. И велела тренироваться больше. И понеслось: я зажигала и гасила свечи, отпирала и запирала замки, научилась делать маленьких светлячков безо всяких лучин или свечей. Тин кивала. Но предупредила, чтобы я была осторожна – тренироваться не значит надорваться! Пожадничаю – могу потерять всё.
А еще она преподнесла мне сшитые ею лично две пары порток. С кривоватой красной вышивкой у пояса.
– Знаю твое отношение к парням. Да и беречь тебе пока себя надо. Вот, поставила я тут проклятую печать, насколько сил хватило.
– Проклятую печать? Тин, а это что?
– А какой мужик без твоего согласия шнурок развяжет или по‑другому снимет, тот силы лишится. Думаю, на неделю или около того…
Я округлила глаза. Вот это да! Здорово‑то как!
– Тин, а меня научи? Я тоже так хочу!
– Хорошо, научу. Но помни – это не игра. Пообещай, что просто шутить ты так не станешь. Это – только для защиты. И еще – всё равно всегда будь очень осторожной. Ты понимаешь, что, если парней будет двое, печать тебя не спасет?
Эх‑х… жаль.
– Я слышала, что бывают магические щиты, которые защищают тело. Но я так не умею. Это тебе другого учителя надо искать.
Не хочу другого. Лучше Тин нет никого!
Тин протянула руку и взъерошила мне волосы надо лбом:
– Не бери пока в голову! Давай‑ка на запруду сходим, искупаемся. Да и плаваешь ты пока неважно, а научиться надо бы – мало ли что? А потом раков половим.
Я облизнулась. Раки – вкусные!
Как мне казалось, кормила меня Тин на убой. Картошки, хлеба, пшенной или тыквенной каши было вдоволь. С маслом или кленовым сиропом. Не реже двух раз в неделю настоящая яичница, каждый день – козье молоко и утром каша на молоке, пару раз в неделю какая‑нибудь мелкая лесная дичь – или жаркое, или похлебка. А еще были верши и ловушки для раков на бегущей с гор к югу от нашего дома речке Нестае. Деревенские сюда не ходили – час в одну сторону, полтора обратно – больно далеко. Да и зачем, если рядом с Зеленой Благоденью текла речка покрупнее нашей, звавшаяся Потавой? Тоже и с раками, и с рыбой.
Да и одевалась я не так, как раньше. Вслед за валенками у меня появились настоящие полусапожки на жесткой кожаной подметке. Сверху они затягивались на плетеный кожаный шнурок, как на кошелях. А на ноги полагалось надевать еще и носки. И менять и стирать их каждый день. А ступни тоже зачем‑то надо было мыть. Тин смеялась, видя мое недовольство.
– Твоё счастье, что ты лёгенькой крохой была. А то б имела к пятнадцати годам не ноги, а растоптанные лошадиные копыта! Да и сейчас, гляди, как у тебя пальцы в разные стороны торчат! А чтоб потом туфли носить, они должны плотно лежать, один к одному.
Я хлопала глазами – какие туфли? Зачем мне туфли?
Роскошную обувь дополнили плотные штаны, туника, как у охотников, и толстый суконный плащ с капюшоном. На поясе я носила кошель с нужной мелочовкой и подаренный мне кинжал. Обращаться с ним я уже умела – могла и метнуть на десяток локтей, и от нападения прикрыться, и кролика освежевать. И как правильно точить, знала.
Когда оделась в первый раз, Тин покачала головой:
– Мири, если б не волосы да ресницы, тебя б за мальчишку можно бы было принять.
Выглядеть мальчиком меня устраивало. Интересно было бы посмотреть на себя со стороны. Вот только большого зеркала у нас не было. А в речке или в бочке фиг чего рассмотришь.
– Тин, я хочу волосы остричь!
– Не вздумай! Стригут больных лихорадкой да неверных жен! В какую категорию хочешь записаться?
Ой, ни в какую… Но коса тоже надоела. Болтается без толку, нафиг нужна, сама не знаю.
– Мири! Кончай свои фиги по всякому случаю поминать! А то ведь ляпнешь, где не надо! А волосы я тебя подбирать научу. Все, что нужно – хорошая лента в два пальца шириной. Если возьмешь черную или синюю, так с такой и парень ходить может. А к твоим каштановым волосам любой цвет пойдет! Вот, давай покажу просто с полоской ткани.
Тин ловко замотала вокруг полоски концы своих распущенных черных кудрей, натянула ленту и, вертя её пальцами, стала накручивать волосы, поднимая их выше и выше.
– Со спины смотри! – скомандовала она.
А что со спины? Волосы, ровненько так, подворачивались и подворачивались, укорачивались и укорачивались. А потом Тин подняла ленту так, что та прилегла к затылку, и завязала хитрым узлом на темечке.
– Вот так! – и повернулась в профиль.
Ух ты! Черной гривы как и не было. Выглядит, как прилизанная короткая стрижка. На мужика все равно не похожа, потому как лицо тонкое и кадыка нет. Но по прическе и не баба…
– Сейчас узел покажу. Научись завязывать, не глядя, хоть на спинке стула. Потом на голове без накрученных волос. А как наловчишься – тренируйся. Челку я тебе выстричь могу… тогда и впрямь за пацана сойдешь.
Комментариев нет