Куколка

— Я не знаю, кто мой отец, — откровенно ответила Бэлль. — Но я понимаю, на что ты намекаешь, ведь я выросла в борделе. Моя мама — хозяйка борделя. Кто-то скажет, что это ужасно, но мне известно, что она никому не причиняет вреда и ни одну из девушек, которые у нее работают, не принуждает к этому силой.

Этьен был так поражен ее историей, что она стала откровенничать дальше. Бэлль рассказала о том, что даже не подозревала, чем именно занимается ее мать, до той злополучной ночи, когда убили Милли.

— Мама не хотела, чтобы я становилась проституткой, — закончила Бэлль. — Они с Мог мечтали о том, что я стану уважаемой женщиной. Они, наверное, с ума сходят, не зная, где я и что со мной произошло.

— Я же тебя пальцем не тронул, верно? — произнес Этьен, как будто благодаря этому его роль в этом деле становилась менее постыдной. — Как и у твоей мамы, у меня выбор невелик. Я всегда стараюсь не прибегать к силе. Ты умная девочка, Бэлль. Я знаю, что ты пытаешься завоевать мое доверие, а это всегда разумнее всего в подобных обстоятельствах. Но как бы я тебе ни сочувствовал, я обязан выполнить приказ, иначе меня покалечат или убьют.

Он произнес это таким обыденным тоном, что Бэлль сразу поняла: он говорит правду.

Ночью разразился настоящий шторм. Корабль бросало из стороны в сторону, словно ветку в полноводной реке. Бэлль чувствовала себя хорошо, несмотря на то что несколько раз едва не свалилась с койки, а каюту, казалось, вертело, как сумасшедшую ярмарочную карусель.

Но у Этьена дела обстояли совершенно иначе. Когда Бэлль услышала его стоны, она спрыгнула с койки и достала ведро из тумбочки под его койкой. За короткий промежуток времени Этьена стошнило несколько раз, пока рвать стало нечем — в желудке осталась одна желчь.

Бэлль наконец-то представилась возможность покинуть каюту без сопровождения Этьена, но она настолько встревожилась из-за своего попутчика, что после того, как опорожнила ведро, отправилась искать стюарда. Она хотела попросить его, чтобы он пригласил к ним в каюту корабельного врача.

Врач так и не пришел. На борту оказалось так много больных пассажиров, что он сосредоточился только на самых слабых: на детях и стариках. Поэтому сиделкой Этьена довелось стать Бэлль. Она подносила ему ведро, когда его тошнило, обтирала его лицо влажной тряпочкой, поила, меняла простыни на постели, когда они становились мокрыми от пота. Самой ей едва удавалось сомкнуть глаза, да и ела она очень мало, потому что не хотела оставлять Этьена дольше, чем на пару минут.

Но на четвертые сутки к вечеру корабль перестало так сильно крутить и подбрасывать на волнах, и Этьену стало намного лучше. Бэлль отправилась в столовую, жадно проглотила огромную порцию еды и взяла немного супа и хлеба для Этьена.

— Ты очень добра, — проговорил он слабым голосом, когда Бэлль помогла ему сесть и подложила под спину подушку.

— Просто мне повезло — я не страдаю морской болезнью, — ответила она, поднося ложку супа ему ко рту, словно Этьен был ребенком. — Практически все пассажиры слегли. В столовой ни души.

— И ты воспользовалась возможностью и позвала на помощь? — спросил Этьен, хватая ее за руку.

Он все еще был необычайно бледен, но зеленоватый оттенок кожи исчез. Бэлль взглянула на его руку, которая сжимала ее запястье, и нахмурилась. Он тут же убрал руку и извинился.

— Так-то лучше, — строго сказала девочка. — Нет, я не позвала на помощь. Я была слишком занята, выхаживая тебя.

Этьен заметно успокоился, и Бэлль пришло в голову, что ей следовало солгать, сказать, что она обратилась к стюарду или к кому-нибудь еще.

— Тогда мне лучше побыстрее взять себя в руки, пока ты не уплыла на спасательной шлюпке, — улыбнулся Этьен. — Ты первоклассная сиделка. У тебя крепкий желудок и железная воля. И ты добрая девочка.

Бэлль улыбнулась. Она обрадовалась, что ему стало намного лучше. Но в то же время она была озадачена тем, что ее вообще волнует его состояние, ведь по всему выходит, что он ее враг.

— Поешь, тебе нужно набраться сил, чтобы опять запугивать меня. Я оставлю мысли о побеге до твоего выздоровления, — пообещала Бэлль.

Через несколько дней море успокоилось и корабль наконец зажил своей обычной жизнью. Этьен очень быстро пошел на поправку, к нему вернулся аппетит. Но его отношение к Бэлль изменилось: он стал гораздо мягче, и вместо того, чтобы надолго запирать ее в каюте, предлагал ей сыграть в карты или другие настольные игры в комнате отдыха, чтобы скоротать время.

— А что это за город Нью-Йорк, куда ты меня везешь? — спросила девочка, когда они играли в шахматы.

— Мы едем не в Нью-Йорк, а в Новый Орлеан.

— Но это же на другом конце Америки, разве нет? — удивилась она.

Этьен кивнул.

— На Дальнем Юге. Там гораздо теплее.

— Но как мы туда доберемся?

— На другом корабле.

Этьен стал рассказывать о том, что Новый Орлеан не похож ни на один другой город Америки, постольку там легализована проституция и ни на секунду не замолкает музыка, не прекращаются танцы и азартные игры. Он объяснил, что там живут французские креолы и много чернокожих. После гражданской войны и отмены рабства они осели в этом городе. Армия Союза уничтожила большинство огромных хлопковых и табачных плантаций на Юге, и рабочим, лишившимся средств к существованию, пришлось подыскивать себе другую работу.

— Новый Орлеан красивый город, — продолжал Этьен с нескрываемым восхищением. — Его построили французы. Там изящные дома, красивые сады и площади… Мне кажется, этот город тебе понравится.

— Возможно… когда-нибудь… когда я смирюсь с тем, что продаю себя, — с сарказмом произнесла Бэлль.

Он ответил ей кривой улыбкой.

— Знаешь, Бэлль, у меня такое чувство, что ты достаточно умна и сможешь убедить своих новых хозяев в том, что тебя намного выгоднее использовать в другой роли.

— В какой роли? — спросила она.

Этьен задумчиво втянул щеки.

— Танцевать, петь, быть лицом заведения, работать гардеробщицей. Не знаю, подумай сама и реши. В борделе у твоей мамы была женщина, которая не спала с мужчинами?

— Была… Мог, я тебе о ней уже рассказывала, — сказала Бэлль. — Мама называла ее служанкой, но на самом деле Мог выполняла обязанности экономки и готовила. По вечерам она работала наверху. Мне кажется, она провожала мужчин в гостиную и наливала им выпить — она никогда не рассказывала мне о своих обязанностях.