– Добрый день, Федя!
– Зд’аствуйте!
Они раскладывали учебники, и Кира определяла, в каком он настроении, чувствуя себя водителем, который не знает, какая секция загорится на светофоре в следующий момент.
Зеленый свет – все замечательно, мальчик будет сообразителен, послушен и любопытен. Артикуляция четкая. Координация в норме. Хорошо усваивает новую информацию.
Красный. Речь бессвязная, внимание рассеянно, эмоционально колеблется между плаксивостью и раздражительностью. Когнитивные функции нарушены. Теряет равновесие, роняет предметы.
Желтый. Чаша весов может склониться в любую сторону, но чаще к красному.
Вначале Кира терялась, когда мальчик принимался рыдать, однако со временем научилась выводить его из этого состояния простыми дыхательными упражнениями.
Конечно, он мало что знал. Кира самовольно утвердила себя в должности преподавателя всего и назначила Беловодье своим учебником. Биологию они изучали на примере одуванчиков и головастиков, математику – покупая спички в продуктовом. Кира принесла ему компас; подарок оказался бессмысленным, но они изобрели причину, чтобы гулять в окрестностях.
Она обнаружила, что если цифрам присвоить цвет, он будет считать в два раза быстрее. Что его ненависть к русскому языку объясняется дислексией. Что для него все города на земле – Беловодья, и он не представляет, что бывают другие. Что он панически боится собак, и не беспричинно, поскольку те его недолюбливают, зато птицы питают к нему необъяснимое доверие. Что он в два раза младше своего биологического возраста.
– Покажи тетрадь, Федя.
– Я‑а не доделал…
Большую часть дня он был предоставлен самому себе. Нескладный, сопливый, с прической «под горшок», которая превращала его в совершеннейшего дебила. Удивительно, но Лидию Борисовну, такую чуткую к красоте во всех ее проявлениях, не коробил облик сына.
Временами Кире казалось, что Буслаева неосознанно поощряет его запущенность: взять хоть одежду.
«Если бы он жил в Москве… Бассейн, массаж, реабилитация. Логопед. Психиатр».
Почему, возражала себе Кира, почему семья должна все бросать под ноги ребенку? Буслаевы вросли в этот город; уедут они – и обеднеет Беловодье. Уедут – и обеднеют сами, потеряют все, что ценно. Откажутся от своих жизней – в обмен на что? Призрачную возможность?
Солнце растеклось в белесом небе. Кира смастерила бумажный веер, но, обмахиваясь им, чувствовала себя, как кочегар, приоткрывающий дверцу топки.
Федя болтал ногами на подоконнике.
– Почему ты в кофте? – удивилась Кира. – Сегодня жарко. Надень какую‑нибудь маечку.
– Маечку… – Он улыбнулся страшненькой своей лягушачьей улыбкой.
– Не жди, что я буду тебя переодевать.
– Не, я сам. Это мне мама дала, я не хотел.
«Мама твоя сунула тебе первое попавшееся из ящика», – невольно подумала Кира.
Пока Федя доставал футболку, она размышляла о том, как быстро он начал говорить сложносоставными предложениями, стоило ему признать новую учительницу заслуживающей доверия.
– Вы отвернитесь!
– Я не подглядываю.
Она действительно опустила взгляд, но в последний момент что‑то заставило ее поднять глаза.
– О, господи! – сказала Кира и прижала ладонь к губам. – Господи, Федя.
Мальчик обернулся.
– Испугались? У меня на стене паук!
Он захохотал, радуясь своей глупой шутке, пока Кира сидела, зажмурившись, и все равно не могла избавиться от пляшущих перед глазами желто‑зеленых пятен.
– В жмурки играем?
Кира открыла глаза и схватила мальчика за руку.
– Кто это сделал?
– Чего?
– Федя, с кем ты подрался?
Она судорожно перебирала в памяти детей, которые могли избить его. Вася Мельник? Тупые и сильные как быки братья Жикаренцевы?
Как ни странно, именно в этот момент ей стало ясно, что к Феде в городе относятся тепло, вопреки традиции глумиться над дурачками. Кроме этих двоих она не могла никого представить на месте его обидчиков. Быть может, есть компании подростков, о которых ей не известно?
– Федя, кто это сделал? Расскажи, пожалуйста!
Он нахмурился и отвернулся. Кира обошла его и снова села перед ним. На лице его было хорошо знакомое выражение упрямства.
– Я не буду их наказывать, – покривила она душой.
Федя взглянул на нее почти враждебно и что‑то пробубнил.
– Что? Я не расслышала.
– Урок, – повторил он. – Давайте заниматься.
Кире пришлось дожидаться целый час, но наконец щелкнул замок и вошла Лидия Буслаева, хрупкая и нежная в платье цвета весенней зелени.
– Лидия Борисовна, мне нужно с вами поговорить.
Кабинет. Подумать только, у этой элегантной женщины свой кабинет. В другое время Кира не преминула бы оглядеться и запомнить восхитительные маленькие штучки на полках, глиняные чашки и фигурки, картины и фотографии; она постаралась бы проникнуться духом комнаты, чтобы воспроизвести его в своем доме, начисто лишенном изящества и аристократизма. Лишенного всего, чем был насыщен воздух в буслаевском доме.
– О чем вы хотели поговорить, Кирочка?
Кира изложила ей свое дело: кто‑то обижает мальчика.
– Он не признался мне, кто виноват. Я думаю, у вас получится его расспросить.
– Я непременно поговорю с Федей, – пообещала Лидия.
Кире показалось, что к ее словам отнеслись несколько… легкомысленно.
– Лидия Борисовна, мальчик избит, – с нажимом повторила она. – Вам нужно увидеть это самой.
– Конечно, я посмотрю…
– Я надеюсь, врач не найдет ничего серьезного…
– Бог с вами, какой врач! – Буслаева от души рассмеялась. – Это мальчишки! Они постоянно дерутся! Вряд ли кто‑нибудь из них действительно задумал что‑то дурное. Да и Федька вполне может дать сдачи. Они с моим мужем часто борются в шутку… Никогда не скажешь, что он способен постоять за себя, но поверьте, это так.
– Мне раньше не встречались подобные…
– Я разберусь, Кира Михайловна! Спасибо, что предупредили. Федя бывает очень скрытным… Мальчик, что поделать! Я хотела девочку, но, как видите… Жизнь невозможно повернуть назад. – Она спохватилась: – Но даже если бы мне предложили, я бы отказалась. Разумеется.
Вот как: Кира Михайловна. Уже не Кирочка.
– Спасибо, Лидия Борисовна. Я надеюсь, вы узнаете, кто это сделал.
Она обернулась, проходя мимо клумб, но в Федином окне никого не было.
«А ведь ей совершенно на него наплевать», – думала Кира. Гнева не было, лишь трезвая оценка ситуации. Она слишком давно работала в школе, чтобы питать иллюзии об инстинктивной привязанности родителей к своим детям. Ей встречались матери, чья любовь иссякла, когда они решили, что вместо сухих земель годами орошали каменистую пустыню. Попадались вовсе не приспособленные к материнству – грациозные самки из рода кошачьих, у которых по какому‑то недоразумению образовался карман с кенгуренком; что с ним делать, они не знали, и облегченно сплавляли его ближайшему сумчатому. Все лучше, чем отгрызть малышу голову. Были и такие, как Буслаева: просвещенные, искренне считавшие себя прекрасными матерями. Они произносили самые убедительные речи на школьных собраниях. Показывали всем трогательные снимки своих детей (сделанные профессиональным фотографом). Почти всегда долго сохраняли красоту и молодость.
– Поставьте мне занятия с Федей каждый день.
Комментариев нет