Крым

Песня гудела, как звук поднебесной трубы. Синеглазый пророк возвещал скончание мира, и в синих кристаллах переливалась прозрачная смерть.

И где гуси? И где гуси? Во тростник ушли. Во тростник ушли. Песня была похожа на ворожбу дурного шамана, на заговор злого кудесника. Водила по кругу, морочила, не выпускала из лабиринта. Душа беспомощно старалась спастись, вырваться из плена, заслониться от смертоносных голубых излучений. Хотела умчаться туда, где мама раскладывала на столе привезенные из Суханова акварели, и он любовался золотой березой, отраженной в темном пруду, белоснежной беседкой с кустами пунцовых роз. Туда, где старый московский двор с тополями и кленами и они с соседским мальчишкой зарывают в углу двора драгоценный клад – осколки цветной расколотой чашки. Девочка в красных туфельках прыгает через скакалку, ее косы танцуют, а в нем такая внезапная нежность к ее красным туфелькам, к белым танцующим бантам…

Лемехов стремился туда, где было спасение от грядущих напастей и бед. Но упорная сила возвращала его обратно, захватывала в колдовскую спираль, водила по кругам, и он плутал в лабиринте среди синих кристаллических вспышек.

И где тростник? И где тростник? Девки выломали. Девки выломали. Он пребывал в дурной бесконечности. Был деревянной чуркой, которой перебрасывались два лесных колдуна. Один колдун задавал дурные вопросы, а второй находил ответ, предполагавший новый дурной вопрос. Эти вопросы и ответы сводили с ума, заставляя рассудок двигаться по порочному кругу, рождали безумие. Не было такого ответа, который остановил бы это изнурительное круженье. Стал бы ответом на все мучительные вопросы бытия. Этот ответ находился вне лабиринта, вне колдовской спирали. Лемехов силился вырваться из порочного круга, чтобы отыскать желанный ответ. Но властная сила вновь помещала его на заколдованное колесо с синими спицами, и это походило на бред.

И где девки? И где девки? Они замуж пошли. Они замуж пошли. Он сражался с безумием. Старался сокрушить циклотрон, по которому мчался вместе с гибельными лучами. Вырывался из ревущей трубы, в которую его засосало и носило по гигантским кругам. Он был частицей, попавшей в космический вихрь. Вселенная, по которой он мчался, состояла из двух половин, в одной из которых содержались бесчисленные, не имевшие смысла вопросы, а в другой – бесчисленные ответы, лишь умножавшие неведение. Вселенская тайна оставалась нераскрытой, мировая загадка – неотгаданной. Он носился, достигая краев Вселенной, и на этих краях, по обеим сторонам стояли два чудовищных великана, кидали один другому его изнуренный разум.

И где мужья? И где мужья? Они померли. Они померли. Он вдруг нашел в лабиринте малое ответвление, едва заметный ход, который уводил из заколдованной спирали, сулил избавление. Он дождался, когда в песне прозвучал и оборвался очередной вопрос и еще не прозвучит ответа. Нырнул в этот ускользающе-малый проем между звуками. Услышал, как у него за спиной проревел вихрь и, не находя его, умчался по жуткой трубе.

Он втискивался в спасительный ход, ввинчивался в него плечами и бедрами. Застревал, закупоривал его своим телом. Ужасался тому, что так и останется в нем навсегда.

И где гробы? И где гробы? Они погнили. Они погнили. И этот последний ответ был чудесным и долгожданным. Прерывал мучительное кружение, разрывал порочный круг бытия. Лемехов вырвался на свободу, в ослепительный свет, в божественную лазурь. Испытал блаженство, словно кончилось изнурительное время, растворилось пространство, и он все объял, все любил и славил.

Это продолжалось мгновение. Ночная изба. Догорают в печи поленья. Умолкнувший певец, и в синих его глазах лучистые слезы.

Они сидели молча, словно хотели привыкнуть к новой, возникшей между ними близости.

– Я хотел вам сказать, – тихо произнес Верхоустин.

Лемехов слышал, как звенят в печи угольки.

– Мне важно, чтобы вы меня услыхали.

Деревянная голубка раскачивала свою пернатую тень.

– Слушаю вас, – сказал Лемехов.

– Вы станете президентом России.

Пернатая тень скользила по потолку. На столе в стеклянной бутылке блестела зеленая искра. Тетерка на блюде уронила мертвую голову, и в раскрытом клюве краснела ветка брусники.

– Что вы сказали?

– Вы станете президентом России.

– Мне странно это слышать. Вы уподобляетесь пророчицам и гадалкам. Но я не заказывал вам гороскоп и не просил погадать по руке. – Лемехов шевельнул плечами, сбрасывая сладкое наваждение, рожденное песней. Был ироничен, с досадой смотрел на Верхоустина, который разрушил таинственный мир.

– Вы должны утвердиться в мысли, что станете президентом России. Уверовать в это и делать все, чтобы приблизить этот момент.

– С какой стати? – раздраженно сказал Лемехов. – У России есть президент Юрий Ильич Лабазов.

– Это лишь видимость. Он еще значится президентом, но он тень. Из этой тени на свет выступает другой человек. Это вы, Евгений Константинович Лемехов.

– Вы серьезно? Вы вторите бессмысленным писакам, которые ищут преемника тому, кто и не думает уходить. Кто твердо и энергично управляет Россией.

– Об этом говорят не писаки. Об этом говорят аналитики в политологических и разведывательных центрах. Об этом возопил юродивый на церковном дворе. Он указал на вас.

– Это был сумасшедший кликуша. На папертях таких кликуш хоть отбавляй.

– Кликуши – это вещие птицы русской истории. В их клекоте можно угадать имена будущих царей и правителей, время падения царств. Они угадывают в благородном муже будущего убийцу, а в развратнике и распутнике – будущего святого.

– Вы живете в области мифов и хотите, чтобы другие верили вашим мифам. Перестаньте говорить ерунду.

– Математический институт Академии наук по моей просьбе произвел моделирование политического процесса в России с целью выявить будущего президента. Исследовались общественное мнение, интересы элит, конфликтные потенциалы, динамика карьерного роста, уровень поддержки тех или иных фигур в среде военных, спецслужб, церкви, научной интеллигенции, гуманитарных кругов. Все линии сошлись на вас. Сверхмощный компьютер и кликуша выдали одно и то же.

Лемехову казалось, на лбу его дрожит красная точка. Он чувствовал прикосновение луча, за которым последует выстрел. Погасит малиновый зев печи, тень деревянной голубицы, лицо Верхоустина. Что-то грозное и смертельно опасное приблизилось и стояло за темными стеклами, откуда протянулся к его лбу невидимый луч.

– А что будет с действующим президентом? – спросил Лемехов и испугался вопроса, как если бы уже согласился с Верхоустиным.

– Лабазов завершился. Время его истекло. Господь от него отвернулся.

– С чего вы взяли? Наоборот, его время настало. Он долго медлил и, наконец, приступил к долгожданным преобразованиям. Я – один из его соратников, кто совершает эти преобразования.

– Он не успеет совершить преобразования. Он болен. Дни его сочтены. У него поражен спинной мозг. Болезнь по лимфатическим протокам распространяется на весь организм. Существует рентгеновский снимок его позвоночника, на котором видны метастазы. Этот снимок находится в руках американских спецслужб, и в любой момент он будет обнародован.