Она почувствовала себя необъяснимо свободной, как будто опять стала юной, дерзкой девчонкой.
— Я развращала тебя, Кэм? — тихо спросила она, покраснев. — Признаюсь, я часто этого хотела. Я была ужасна, правда? А ты! Ты был таким идеальным, таким правильным! И так невероятно искушал меня. Ведь я чуть не лишила тебя невинности, а ты — меня. И ты прав в одном — мы не понимали риска.
Покраснев до корней волос, Кэм вдруг засмеялся.
— О Господи, — сказал он, давясь смехом и опуская голову. — Знаешь, Хелен, ведь отец так и не дал мне забыть тот случай. Думаю, потом некоторое время он питал какие-то надежды в отношении меня. До этого я был для него сплошным разочарованием. И получилось, что оба родителя были недовольны мною.
— Что ты имеешь в виду, Кэм?
Он поднял голову, и в его ясных глазах она увидела странную смесь боли и юмора.
— Ты, несомненно, слышала сплетни в Халкоте, Хелен, — ответил он, и уголок его рта дрогнул. — Я, кажется, был слишком похож на Ратледжа, что не нравилось моей матери, и обладал слишком большой выдержкой Кэмденов, что не устраивало моего отца.
— Но твоя мать очень любила тебя, Кэм. Все так говорили.
— Разве? — Он едва заметно покачал головой, словно озадаченный собственным вопросом. — Я больше в этом не уверен. Думаю, мать нуждалась во мне.
— Конечно, — мягко сказала Хелен. — Ты же был ее ребенком.
— Я был ее надеждой, — отрезал Кэм. — Она была вне себя от страха, боялась за будущее своих детей, за свой дом. Ты понятия не имеешь, что представляют собой такие женщины.
— О, Кэм! — засмеялась Хелен. — Ты ошибаешься! Моя мать была такая же, просто копия.
— Твоя мать? — Кэм скептически улыбнулся. — Мэри Мидлтон была наглой и дерзкой.
— О, такое впечатление она и пыталась создать! А на самом деле маман все время искала нового мужа, нового любовника. Разве ты не видел этого, Кэм? Разве ты не понимал, что она порхает от мужчины к мужчине из-за своего неустойчивого положения?
Размышляя над ее словами, Кэм сорвал травинку и рассеянно сунул ее в рот.
— Ты думаешь?
— О, Кэм! Седой волос, морщинка, любая мелочь, все могло повергнуть ее в ужас, потому что у нее, как и у твоей матери, не было уверенности. Еще девочкой я поклялась, что никогда не буду такой, как она.
— И потому избрала себе профессию.
— Именно, — твердо ответила Хелен. — Когда моя красота увянет, мне не станет от этого хуже. Напротив, даже лучше.
— Такая красота не может увянуть, Хелен, — совершенно искренне сказал он. — Как и твоя решимость. Знаешь, мне часто казалось, что тебе никто не нужен. Ты сильная. Как жаль, что такой силы не было у моей матери.
Она хотела сказать ему, что вовсе не сильная, а с каждым днем, проведенным рядом с ним, становится все слабее… Но этого, конечно, нельзя говорить.
— Твоя мать действительно любила тебя, Кэм, — сказала она вместо этого. — Я уверена.
Он задумчиво кивнул в знак согласия:
— Возможно. Но уже ребенком я был обречен на роль спасителя семьи. Не проходило дня, чтобы она не указывала мне на горькие плоды разгульной жизни моего отца. Говорила, что я должен усвоить этот урок. Постоянно твердила, что мы на грани разорения, что я — единственная надежда, что когда-нибудь я должен буду отвечать не только за ее благополучие, но и за будущее Кэтрин и Бентли.
— Довольно жестоко по отношению к маленькому мальчику.
— Я не думаю, что она намеренно проявляла жестокость, — задумчиво ответил Кэм. — Я ведь был центром ее существования. И я хорошо усвоил ее уроки. Она позаботилась об этом.
— Да, — тихо сказала Хелен, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучали нотки обвинения. — Но я совсем не уверена, что это было разумно, Кэм.
— Скорее необходимо, Хелен. Кому-то нужно было заботиться о Бентли и Кэтрин. Ты же знаешь моего отца.
Хелен осторожно пошевелила затекшие ноги, боясь невольным движением нарушить возникшую между ними гармонию. Нет, она никогда бы не могла одобрить то, как поступила миссис Ратледж со старшим сыном. В этом не было необходимости, и это было несправедливо. Так что лучше сейчас переменить тему.
— Кстати, — сказала она непринужденным тоном. — Верно ли я поняла из слов Бентли, что Кэтрин вышла замуж за одного из сыновей сквайра Вудвея? Я была поражена. Это правда?
— Вполне, — ответил Кэм, искоса посмотрев на нее с озорной насмешкой. — Она вышла замуж в день своего восемнадцатилетия. За второго сына Вудвея. Думаю, ты хорошо помнишь его?
Хелен засмеялась и покраснела.
— О Господи? Неужели за Уильяма? Этого дерзкого негодника с копной ярко-рыжих волос?
— О да. И спасибо за напоминание. Он был действительно большим негодником.
— Я помню Уилла, — осторожно признала Хелен. — И то, как однажды ты расквасил ему нос посреди деревенского луга.
— Защищая вашу честь, мэм, если вы припоминаете. — Теплые воспоминания захлестнули Кэма, когда на его глазах лицо Хелен залилось ярко-розовой краской.
— Правда? — спросила она с невинной застенчивостью, которая, он прекрасно это знал, была притворной. — Не помню. А что я сделала?
— О нет, Хелен, — снова засмеялся Кэм. — Ты слишком легко уходишь от ответа. Тебе это известно. Виновата, как всегда, была ты.
— Что? — Хелен наивно заморгала.
— Несносная девица! Ты устроила ссору с юным Фредди Вудвеем, а потом толкнула его в кучу конского навоза.
— Нет, я тебе не верю, — засмеялась она.
— Уж поверь! Именно это ты и сделала. А потом, чтобы избежать наказания за свой поступок… — Кэм прищурился, словно припоминая. — А наказания были в виде перезрелых фруктов, метко брошенных в цель, тебе пришлось залезть на дерево в центре деревни, выставив тем самым… э… нижнее белье на всеобщее обозрение.
Хелен для виду ужаснулась.
— И в чем заключалась при этом роль Уильяма?
— О! — ухмыльнулся Кэм. — Бедняга Уилл имел неосторожность заглянуть тебе под юбки, чтобы потом рассказать в жутких подробностях о том, что увидел… — кружевные оборки и так далее… причем вещал он об этом во все горло. И разумеется, — закончил Кэм, расплываясь еще шире в улыбке, — я обязан был ударить его по физиономии за столь неджентльменское поведение.
Она снова засмеялась глубоким, музыкальным смехом, и Кэм изумленно покачал головой.
— Я иногда поражаюсь, Хелен, как, подружившись с тобой, я умудрился ничего не сломать и не разбить, не считая моего глупого юного сердца, — с деланной шутливостью произнес он.
Улыбка Хелен исчезла, и она посмотрела на него с каким-то непонятным выражением.
— Вы всегда были джентльменом, милорд. А я — назойливой девчонкой, вряд ли достойной такого защитника.
Комментариев нет