«Вряд ли. Жизнь не так важна. В конце концов, важно только то, ради чего ты живешь и ради чего готова умереть».
А ради чего живешь ты, Марина?
У меня не было ответа.
По возвращении меня ждал букет от Люка. Радостный, составленный из солнечных ромашек и небесно‑голубых васильков. Пах он летом и немного – больницей, и я, стянув перчатки, обхватила его и с наслаждением вдохнула тонкий успокаивающий запах под недоуменным взглядом горничной.
– Что, Мария? – спросила я.
– Слишком простые цветы для вас, моя госпожа, – чуть сварливо ответила горничная.
Что бы она понимала в цветах.
Я достала телефон – там ожидаемо светилось сообщение.
«Немного радости для тебя».
Я уже переоделась к ужину и расслабленно курила, поглядывая в телевизор. Диктор вещал с серьезностью проповедника, сюжеты радовали позитивом и ударным оптимизмом, и я невольно улыбалась, косясь на яркие цветы.
До тех пор, пока не замелькали на экране кадры из Дармоншира. Ангелина и Люк в какой‑то больнице, затем они же – на выставке цветов. Он держит мою сестру за руку, склоняется к ней, улыбается, глядит на нее, сощурившись, что‑то говорит журналистам – о, как хорошо я знала этот взгляд и этот голос!
Восхищение в его глазах было неподдельным. И сестра смотрела на него так, как ни на одного мужчину на моей памяти. С приязнью. И одобрением.
Внутри полыхнула злость – я сжала зубы, схватила пепельницу и с яростью швырнула ее в экран. По стеклу побежали трещины, со звоном посыпались вниз осколки, телевизор замерцал и погас, а я вытащила из вазы букет, распахнула окно – сразу в лицо ударило холодом и снежной пылью – и выбросила его. И на ужин не пошла. Побоялась наговорить Ангелине гадостей. Разве она виновата, что я ревную? Безумно ревную. Безумно!
Змей Кембритч как почувствовал мое состояние – завибрировал на столике телефон, взорвался гулкими басами и ритмами, ускоряясь звуками рок‑песни «Полночная дорога». Я успела возненавидеть ее, а Люк все не унимался – и я сердито нажимала на «отклонить вызов», пока не разозлилась окончательно и не выключила телефон.
В пятницу после работы Мария передала мне запечатанный конверт. Внутри был плотный лист бумаги с какими‑то странными цифрами и знаками. Маленькая визитка, на голубом фоне которой был изображен пушистый белый одуванчик. И подпись «Суббота, 11 утра».
Я раздраженно смяла конверт, поискала взглядом мусорную корзину.
«Неужели выбросишь?»
Я с досадой шлепнула рукой по гладкой поверхности тумбочки. Любопытство, мой вечный спутник, уже просыпалось, мягко шелестело внутри, привлекая в союзники знакомые уже трепет и предвкушение.
«Нет. Конечно нет».
Внутренний голос обидно хмыкнул, но промолчал. А что говорить: и так знаю, кто моя самая большая слабость в этом мире.
Моих скудных познаний хватило, чтобы обнаружить среди знаков где‑то виденные магические символы. И я, зажав в руке лист бумаги, пошла к нашей всезнайке.
Алинка была в спортзале – красная, мокрая, подтягивалась на перекладине. С большим, надо сказать, трудом. Увидела меня, выдохнула с облегчением и спрыгнула на пол.
– В понедельник зачет по физкультуре, – пожаловалась она, – а до нормы трех раз не хватает. Десять нужно. И вообще, старалась‑старалась, а все равно недотягиваю.
– Все ты сможешь, ребенок, – я постаралась, чтобы голос звучал ободряюще. – Я к тебе за консультацией. Это что такое?
И я сунула ей послание от Люка.
– Это же координаты для Зеркала, – недоумевающе объяснила Алишка. – Так их записывают, если маг не бывал в месте, куда нужно открыть переход, и никого из знакомых людей там нет.
– Понятно, – протянула я. – А открыть сможешь по ним?
– Ты что, – с ужасом сказала сестричка, – мы только на третьем курсе будем учиться их строить. Тогда и приходи. – Она помрачнела. – Если я не вылечу до этого времени, конечно.
– Ребенок, – я погладила ее по плечу, – я вот вряд ли смогу хотя бы раз подтянуться. И ты еще полтора месяца назад не могла. А сейчас – семь раз! Да ты почти чудо совершила. Только разозлись – вот увидишь, и пробежишь быстрее всех, и перекладину от усердия погнешь. Я уже тебя боюсь – мне кажется, для тебя невозможного не существует.
– Скажешь тоже, – улыбнулась сестренка грустно, и в улыбке этой я увидела отголосок нашей общей тоски.
– Много раз скажу, – я дернула ее за косичку. – И вообще, уходи‑ка ты из этой комнаты пыток, ужин через полчаса.
– Сейчас, – Алина вздохнула. – Еще раз попробую. Или два.
Из зала я вышла под ее сдавленное пыхтение.
Зигфрида я поймала, когда он уже одевался, спеша улизнуть от нас на выходные. Но магу не повезло. Он посмотрел на меня почти обреченно и послушно взял координаты.
– Сможете открыть? – спросила я. – Мне нужно туда завтра к одиннадцати.
– Смогу, – голос был несчастным.
Ну извините, господин Кляйншвитцер, все претензии отправляйте в Дармоншир.
– Тогда я зайду к вам с утра? – уточнила я.
– Конечно, ваше высочество, – сказал самый грустный маг на Туре, и я поспешила удалиться, пока меня не замучила совесть.
Хорошо, что Ангелины не было за ужином – она задерживалась в Теранови. Она бы точно поняла, что со мной что‑то не так. Меня просто потряхивало от возбуждения. Мариан с Васей еще не вернулись с Севера, а младшие сестренки и отец легко приняли мое объяснение, что завтра я еду на ипподром. Тяжесть и вялость как рукой сняло – и лишь тихий голос внутри укоризненно шептал мне, что я в очередной раз сбегаю от проблем, что не время пускаться в приключения. Я была с ним согласна. Но если не отвлекусь, точно убью кого‑нибудь – и лучше пусть это будет Дармоншир. Заслужил.
Суббота, 17 декабря
Утром еще более печальный, чем вчера, Зигфрид открыл Зеркало – и я шагнула в огромный серый ангар. Прямо передо мной были распахнутые высокие двери, и за ними сверкало бесконечное заснеженное поле. А на нем ярким полосатым пятном выделялся подпрыгивающий на снегу воздушный шар.
– Вам точно сюда, моя госпожа? – с сомнением спросил Кляйншвитцер. – Я могу подождать вас.
Я огляделась – натянутые от потолка до пола наискосок тросы, высокий помост, маты внизу, полки с какими‑то сумками. Сердце застучало быстрее. Не может быть. Я всю жизнь об этом мечтала.
– Точно, Зигфрид, – уверенно сказала я. – Идите. Я позвоню.
Он исчез в Зеркале, а ко мне со стороны шара уже шагал какой‑то человек. Низенький, плотный, с обветренным загорелым лицом.
– Здравствуйте, госпожа. Меня зовут Рич Самкинс. Я владелец этого клуба.
Говорил он по‑инляндски, чуть картавя.
– Позвольте ваш пригласительный?
Комментариев нет