— А почему рэперы носят темные очки даже ночью? — спрашиваю я Ма. — У них что, глаза болят?

— Нет, они просто хотят казаться крутыми. И чтобы фанаты не смотрели им все время в лицо, потому что они такие знаменитые.

Я ничего не понимаю.

— А почему фанаты знаменитые?

— Да не фанаты, а певцы.

— А они что, не хотят быть знаменитыми?

— Думаю, что хотят, — говорит Ма и встает, чтобы выключить телевизор. — Но им хочется побыть и наедине с собой.

Пососав молока, я прошу Ма разрешить мне взять с собой в постель джип и дисташку, ведь они мои друзья, но она не позволяет. Она говорит, что они постоят на полке, пока я буду спать.

— А то они еще задавят тебя ночью.

— Не задавят, они обещают.

— Послушай, давай сделаем так — поставим джип на полку, а ты будешь спать с дисташкой, потому что она маленькая, особенно если убрать антенну. Договорились?

— Договорились.

Убрав джип, я забираюсь в шкаф, и мы разговариваем через щелку.

— Благослови Бог Джека, — говорит Ма.

— Благослови Бог Ма и сделай так, чтобы у нее не болел зуб. Благослови Бог джип и дисташку. Благослови Бог все, что есть здесь, в открытом космосе и еще джип. Ма?

— Да?

— А куда мы деваемся, когда засыпаем?

Я слышу, как она зевает.

— Никуда. Мы остаемся здесь.

— Тогда что такое сны? — Я жду ответа. — Они что, из телевизора? — Но она не отвечает. — Может быть, мы переселяемся в телевизор, когда нам снятся сны?

— Нет. Никуда мы не переселяемся. Мы все время здесь. — Ее голос звучит словно издалека.

Я лежу, поджав ноги, и трогаю пальцами кнопки на дисташке. Я шепчу:

— Не можете уснуть, маленькие кнопочки? Ну хорошо, пососите немного. — Я прикладываю их к своим соскам, и они по очереди сосут. Я почти совсем уснул.

Бип-бип. Это дверь.

Я напряженно вслушиваюсь. В комнату врывается холодный воздух. Если бы я высунул голову из шкафа, то через открытую дверь увидел бы звезды, космические корабли, планеты и пришельцев, которые носятся повсюду в своих НЛО. Как бы мне хотелось, как бы мне хотелось, как бы мне хотелось их увидеть!

Бум — это захлопывается дверь, и Старый Ник рассказывает Ма, что одних продуктов не было, а цены на другие стали совершенно невообразимыми.

Интересно, посмотрит ли он на полку и увидит ли джип. Он принес его мне, но, я думаю, сам с ним не играл. Он не знает, как рычит джип, когда я включаю дисташку, — врумммм.

Ма разговаривает с ним недолго. Щелк — выключается лампа, и Старый Ник начинает скрипеть кроватью. Сегодня для разнообразия я считаю не пятерками, а единицами. Но так я сбиваюсь со счета и снова перехожу на пятерки. Так быстрее, и у меня получается триста семьдесят восемь скрипов.

Наконец все стихает. Я думаю, он уснул. Интересно, а Ма тоже засыпает, когда он отключается, или бодрствует и ждет, когда он уйдет? А может, они оба спят, а я бодрствую, как странно. Я могу нарисовать их обоих в кровати или сделать что-нибудь еще. Интересно, а как они спят — рядышком или на разных концах кровати?

И тут мне в голову приходит ужасная мысль.

А что, если он тоже сосет у Ма молоко? Разрешает ли ему Ма или говорит: «Ни за что, это только для Джека»?

Если он напьется молока, он может превратиться в настоящего! Мне хочется вскочить и закричать. Я нахожу на дисташке кнопку включения и нажимаю на нее — она становится зеленой. Было бы хорошо, если бы магическая сила дисташки заставила колеса джипа крутиться прямо на полке. Тогда Старый Ник в ужасе проснется, ха-ха-ха.

Я нажимаю на кнопку «вперед», но ничего не происходит. Ах ты, черт, я же забыл вытащить антенну. Я вытягиваю ее на всю длину и снова нажимаю кнопку, но дисташка все равно не работает. Тогда я высовываю антенну в щель — теперь она снаружи, а я внутри. Я нажимаю на кнопку. Я слышу слабый звук. Это, наверное, у джипа закрутились колеса, и тут…

БАХХХХХ!

Старый Ник ревет, — я никогда еще не слышал, чтобы он так ревел. Он поминает Иисуса, но ведь это сделал не младенец Иисус, а я. Включается лампа, свет сквозь щель бьет мне в глаза, и я зажмуриваюсь. Я откатываюсь назад и закрываюсь одеялом с головой.

Старый Ник орет:

— Что это ты задумала?

Голос у Ма заспанный, она говорит:

— Что с тобой? Тебе приснился кошмар?

Я кусаю одеяло — оно мягкое, словно серый хлеб у меня во рту.

— Ты хотела со мной расправиться? Это правда? — Его голос звучит уже тише. — Я уже говорил тебе однажды, что если ты…

— Я спала, — отвечает ему Ма приглушенным тоненьким голоском. — Смотри, смотри — это дурацкий джип свалился с полки.

Джип совсем не дурацкий.

— Извини, — говорит Ма, — извини, надо было поставить его в другое место, тогда бы он не упал. Мне и вправду очень, очень…

— Ладно, успокойся.

— Давай включим свет…

— Нет, — отвечает Старый Ник. — С меня довольно.

Никто ничего не говорит. Я читаю — один бегемот, два бегемота, три бегемота…

Бип-бип, это дверь открывается, а потом захлопывается, бум. Он ушел. Лампа гаснет. Я ощупываю пол у шкафа в поисках дисташки и обнаруживаю ужасную вещь. Ее антенна стала короткой и острой — наверное, она сломалась.

— Ма, — шепчу я.

Нет ответа.

— Дисташка сломалась.

— Спи. — У нее такой хриплый и пугающий голос, что мне показалось, будто это не она.

Я пять раз пересчитываю свои зубы; у меня всякий раз получается двадцать, но я делаю это снова и снова. Ни один из зубов не болит, но, может быть, заболит, когда мне будет шесть.

Я, наверное, все-таки уснул, потому что вдруг снова просыпаюсь. Я лежу в шкафу, в комнате темно. Ма еще не забрала меня к себе в кровать. Почему? Я открываю дверцы и прислушиваюсь к ее дыханию. Она еще спит; она же не могла сойти с ума во сне, правда?

Я забираюсь под одеяло. Я лежу рядом с Ма, не касаясь ее. От нее исходит жаркое тепло.

 Глава 2 ПРАВДИВЫЙ РАССКАЗ

Утром, поедая подушечки, я замечаю на шее у Ма темные пятна.

— У тебя на шее грязь.

Ма в это время пьет воду, и, когда она глотает, ее кожа двигается.

Но ведь это совсем не грязь, думаю я. Я зачерпываю подушечки, но они слишком горячие, и я выплевываю их обратно в оплавленную ложку. Мне кажется, это Старый Ник оставил на ее шее следы. Я хочу что-то сказать, но у меня не получается. Я делаю еще одну попытку.