Комбат

Руководитель полетов заметил, что Стрельцов держится за бок:

– А ты в порядке, Юра?

– Нормально!

– Ударился старлей о бугор, – объяснил комбат.

Ротмистров сказал, обращаясь к Стрельцову:

– Так пойди к медикам, пусть и тебя заодно осмотрят.

– Нечего у них делать. Говорю, у меня все нормально.

– Да? Ну смотри! А насчет причины нераскрытия парашюта, – руководитель полета повернулся к Голубятникову, – то ты оказался прав, Святослав! Рано рванул за кольцо Кошин. Считал быстро. Надо дополнительные занятия организовать, да еще раз молодняку объяснить, как вести счет!

– Остальные прыгнули без проблем. А у меня и без дополнительных занятий дел в батальоне по горло.

Подошел начальник медицинской службы полка:

– Травмы Кошина обработали, наложили шину, обезболили. Сейчас солдат спит.

Руководитель прыжков распорядился:

– Ладно, Слава, давай забирай Стрельцова, строй личный состав и на погрузку. Домой пора!

В 19.00 3‑й парашютно‑десантный батальон и привлеченные к учебным прыжкам подразделения вернулись в полк. Голубятникова встретил посыльный по штабу:

– Товарищ подполковник, рядовой Иванов, разрешите обратиться?

– Обращайся!

– Командир полка приказал, чтобы вы по прибытии в часть явились к нему!

Комбат вызвал к себе начальника штаба батальона, приказал заняться личным составом, сам отправился к зданию управления войсковой части.

Командир полка Серебрянников поприветствовал комбата, указал на стул за столом совещаний. Сам устроился напротив:

– Ну, докладывай, Слава, что у тебя сегодня произошло во время учебных прыжков?

– Как будто подполковник Ротмистров уже не доложил об этом.

– Я, по‑моему, задал вполне конкретный вопрос.

– Хорошо! Примите и мой доклад. Во время десантирования 8‑й роты у рядового Кошина не полностью раскрылся основной парашют. По предварительным данным, из‑за того, что солдат раньше положенного срока дернул за кольцо. Окончательную причину установит экспертиза. Растерявшись, солдат не смог воспользоваться запасным парашютом, и только благодаря решительным, самоотверженным действиям командира 2‑го взвода, старшего лейтенанта Стрельцова, который перехватил стропы погасшего парашюта Кошина и удерживал их до приземления, удалось избежать катастрофы. Рядовой отделался двойным переломом ноги, Стрельцов – ушибами. Солдат решением начмеда определен в наш местный госпиталь. Десантирование с третьего борта было отменено, личный состав вернулся в часть. Вот, собственно, и все, товарищ полковник, по случаю с Кошиным. В отношении Стрельцова буду ходатайствовать о представлении старшего лейтенанта к награде. За мужество, проявленное при спасении подчиненного.

Командир полка поднялся, прошелся по кабинету:

– Понятно! Значит, предстоит ждать очередную комиссию!

– В первый раз, что ли, Василий Георгиевич?

– Ладно! Отобьемся, тем более что ЧП обошлось без жертв. Продолжим! Мне начальник штаба на утверждение новый график нарядов принес, ознакомься.

Серебрянников передал комбату таблицу, заполненную каллиграфическим почерком штатного писаря. Голубятников взял график и тут же воскликнул:

– Юрчиков ничего лучше придумать не мог?

– О чем ты, Святослав Николаевич?

– Да вот, к примеру, вторник 27 сентября. Караул и дежурство по столовой.

– Ну и что?

– А то, что утром 29 сентября рота капитана Кошерева должна быть в Дубрах. 26‑го числа у 8‑й роты ночные стрельбы, 30‑го в наряд заступает 9‑я рота. И что получается? Если во вторник в наряд заступит 7‑я рота, то, сменившись вечером 28‑го числа, ей предстоит уже в час ночи четверга начать марш к Дубровичам. А это, как вам известно, тридцать километров, пешком в полной экипировке… Отдыхать‑то солдатам когда? К тому же никто не отменял другие занятия, уборку территории.

– И что ты предлагаешь?

– У меня за прошедшие двенадцать месяцев двенадцать выходов было, не считая показных мероприятий, батальонных учений.

– Я в курсе! И спросил, что предлагаешь?

– Или отменить занятия в Дубрах, или наряд с 27‑го на 28 сентября.

Командир полка сел на прежнее место:

– Ты же знаешь, Слава, кроме твоих людей, мне ставить в караул и столовую некого. В других батальонах по тридцать‑сорок человек осталось, и они загружены под завязку. А задач полку никто не корректировал, хотя и в дивизии, и в Москве прекрасно знают, что у нас здесь, по сути, один батальон, ну, полтора, если все остальные подразделения прилепить! Задачи полку остаются прежними.

– Но в таком режиме мы просто загоняем личный состав. Или этого в Туле и Москве не понимают? Батальон‑то, по сути, сейчас, как ни парадоксально это звучит, спасает то, что комплектуется он из призыва в призыв на восемьдесят процентов старослужащими других подразделений. Да, они зачастую раздолбаи, самовольщики, но только им под силу выдерживать эти беспредельные нагрузки. Приходили бы молодые, то мы имели бы кучу проблем. И несли бы потери. В мирное время. Скажу более, у нас бегунов было бы немерено. Но и у старослужащих есть свой предел прочности! Сломаются они, все полетит к чертям собачьим. А если предстоит решать реальные боевые задачи? Кого мы выведем на войну?

Серебрянников ударил ладонью по крышке стола:

– Все, достаточно! Или ты думаешь, я хуже тебя знаю состояние дел в подразделениях и уровень боевой готовности полка? Не хуже. Но сейчас везде так! Понимаешь, везде! На гражданке происходит не пойми что, а мы часть общества. Нам рекрутов из‑за границы не присылают. Вместе с обеспечением. А призывают тех, кого еще можно призвать. И мы должны работать с тем, что имеем. Не ныть, а работать.

Голубятников повысил голос:

– По‑вашему, я ною, а не работаю? Тогда снимайте меня к чертовой матери! Увольняйте! Сейчас это проще простого. Рапорт на стол, и все дела! Пойду на рынок шмотками торговать. Все спокойней и выгодней.

Командир полка сбавил тон:

– Хорош! Никуда ты не пойдешь. А если обидел, извини, сам на нервах.

Успокоился и комбат:

– В том‑то и дело, что на нервах служим! Но так бесконечно продолжаться не может. Потеряем армию. Поэтому надо что‑то предпринимать. И немедленно.

– Что?

– Считаю, в первую очередь потребовать снижения нагрузки на полк, учитывая то, что фактически задачи полка решает батальон. А батальон, какой бы подготовленный он ни был, не может решать задачи полка. Это понятно даже курсанту военного училища.

Серебрянников усмехнулся:

– Потребовать, говоришь? У кого? У комдива? У которого дивизия в том же состоянии, что и у нас полк? Или у командующего, чьи войска раздирают по частям? Потребовать.

– У нас есть еще и главком.

– Президент?

– Да! В прошлом году он лично нас инспектировал. Часы наградные вручал.

– В том‑то и дело, что часы. Ладно, Слава, этот месяц добьешь по новому графику. Как? На морально‑волевых. А дальше посмотрим. Ты прав, придется выходить на начальство. Иначе накроемся медным тазом. Подготовлю подробный доклад и наверх, может, что‑нибудь пробью. Или вылечу из армии. Но это уже мои проблемы. А ты мне отработай задачи по полной.

Голубятников вышел из кабинета командира полка. Хотел закурить в приемной, но вспомнил, что отдал сигареты с зажигалкой Стрельцову. Прошел в дежурку. Дежурный по полку угостил сигаретой. Перекурив, Голубятников направился в расположение батальона. Настроение никакое, но служба есть служба, раз при должности, то надо исполнять свои обязанности. В любой обстановке и в любых условиях. Да и рабочий день командира батальона редко когда заканчивался раньше 22 часов. Служба!