Кома



Подробности. Эффектные. Фрактальные. Нитки, из которых состоит моя рубашка, и тонкие ниточки, из которых свиты более толстые нитки. Формы облаков над головой, формы, переходящие затем в другие формы и в неспешный бег облаков по небу. Тени облаков, проносящиеся по гудрону и смягчающие блеск закрытых окон. Открытое окно, через которое я смутно различаю рисунок на обоях.

Эффектные, фрактальные, ошеломляющиеподробности всего, на что ни взглянешь. Выдаваемые памятью безо всяких усилий, без нужды сосредоточиться. Изображения, собирающиеся из них мгновенно, как только мой взгляд перебегает налево или направо, вверх или вниз, куда угодно.

И в то же самое время. Попроси мою память припомнить жалкую горстку слов из знакомой песни, и она тут же садится в лужу. И вот теперь, окруженный этим изобилием бесполезных подробностей, я начал подозревать, что выход из комы окажется куда более трудным делом, чем мне до того представлялось. Скорее всего, проблема состояла в том, что мое первоначальное прозрение — прозрение о том, что я все еще сплю, — заставило кому казаться куда более мирной, чем она была на самом деле. Да и то сказать, до этого момента я всю свою жизнь только и делал, что пробуждался от снов. Пробуждение было самой гарантированной частью сна, было неразрывной его частью, наподобие того, как смерть есть часть жизни.

 

Ты спишь, ты просыпаешься — ты живешь, ты умираешь.

И наоборот. Мне внезапно пришло в голову, что, умирая, ты просыпаешься.

Я ступил на карниз плоской крыши одного из тех высоких домов, на которые только что смотрел. Это было строение из красного кирпича, на первом этаже которого располагался магазин, продававший пластинки с перекореженными песнями. Теперь между мной и заляпанным жвачкой тротуаром было восемь этажей.

Я слегка развел руки и расправил пальцы, как перья на концах ястребиных крыльев. Нет, я ничуть не полагался на аэродинамику своих пальцев. Полет не входил в мои намерения.

Я глядел вниз, то теряя, то обретая решимость, и слегка раскачивался вперед-назад. На высоте решимость, как правило, находится не в ладах с направлением ветра. Когда я был полон решимости, ветер отталкивал меня от края, цепляясь за мою рубашку, пузырем вздувая ее на спине. Когда решимость меня покидала, ветер толкал меня в спину, силился спихнуть меня вниз, плотно обтягивал спину рубашкой.

Я закрыл глаза. Я вслушался в ветер. К его свисту примешивалось тарахтение работающего дизеля.

При следующем порыве ветра я не стал удерживаться на карнизе и шагнул вперед.

9

— Опять вы.

Я открыл глаза. Передо мною, чуть справа, было автомобильное зеркало заднего вида, а в нем — глаза того самого таксиста, который отвозил меня из больницы домой.

— Да, — сказал я. — Снова я.

— А какова вероятность такого события? Того, что вы попались мне дважды кряду.

— Судя по всему, она достаточно велика, — сказал я, откидываясь на спинку сиденья. — Надо думать, я отшагнул назад.

— Извините?

— Я сказал, что я, по-видимому, отшагнул назад. От края крыши.

— Какой крыши?

— Я тут чуть не спрыгнул с крыши восьмиэтажного дома.

— Жить надоело?

— Нет.

— А что помешало вам спрыгнуть?

— Я не знаю. Может быть, ветер.

— Так куда же мы все-таки едем? — деловито спросил таксист, чье любопытство, по-видимому, исчерпалось.

— Куда? — Я на мгновение задумался. — Это мы решим с вами вместе.

 

Итак, фрагменты из любимых литературных и музыкальных произведений оказались слишком обрывочными, чтобы стать нужным мне катализатором пробуждения. А судя по тому, как это было с Энтони, Мэри и Кэтрин, беседы с являющимися во сне людьми тоже ничего не давали.

Но если моя память способна воспроизводить виденное мною прежде здание с такой точностью и подробностью, может статься, у меня все еще есть в запасе некий козырь. Некоторые места и дома ничуть не менее красноречивы, чем музыка или разговоры. А дома можно изучать, рассматривать. Из комнат можно переходить в коридоры, а оттуда — в следующие комнаты.

Вся проблема была в том, чтобы подобрать подходящее здание.

— А вы знаете, где я ходил в школу? — спросил я у таксиста.

— Представления не имею. Вы дайте мне какую-нибудь подсказку.

Нет, — сказал я, — это не игра в загадки-отгадки. Я вполне серьезно спрашиваю, не знаете ли вы случайно, где я ходил в школу?

— Да откуда же мне такое знать?

Ну, я просто подумал, а вдруг вы знаете.

Таксист повернулся и бросил на меня удивленный взгляд.

— А вот я бы подумал, что это выдолжны бы знать.

Должен бы, — согласился я. — Должен бы, но не знаю.

— Так значит, нам нужна ваша старая школа.

— Не обязательно, это просто первое, что пришло мне в голову. А в общем-то, мне нужно… Я на секунду смолк, подыскивая выражение. — Прогуляться по тенистой аллее памяти.

— Аллея Памяти… это что, на том берегу реки?

— Я просто пользуюсь образным выражением.

— А я просто пошутил.

Когда стало ясно, что смеяться я не собираюсь, таксист смущенно прокашлялся и сказал:

— Лично я, если бы мне было нужно прогуляться по аллее памяти, вернулся бы в дом, где я вырос.

— Да, это было бы лучше всего.

— Так почему же мы туда не едем?

— Я бы очень хотел.

Таксист явно ожидал, что далее последует адрес, но я не добавил больше ни слова.

— Так вы и этого тоже не знаете, — сказал он в конце концов.

— Нет, — сказал я, — не знаю.

— Ну и как же, по-вашему, должны мы его искать?

— Думаю…

Думаю, я надеялся, что будет достаточно просто упомянуть наш дом или мою первую школу, чтобы мы тут же оказались рядом с ними. Так случилось и с больницей, и с пластиночным магазином, и с крышей, с которой я чуть было не спрыгнул. Вплоть до настоящего момента все мои перемещения осуществлялись предельно просто и удобно, однако никто не давал мне гарантии, что так будет и дальше.

— Думаю, я просто надеялся на удачу.

— А вот я думаю, что вам следовало не только надеяться, но что-то и делать, — неодобрительно заметил таксист.

— А что бы вы предложили?

— Ну, я ведь водитель такси, где я только ни езжу. Вполне возможно, что я проезжал мимо этого дома не раз и не два. Вполне возможно, что я подвозил кого-нибудь на эту улицу. Возможно, я ее прекрасно знаю.

— Ну хорошо, а что с того…

— Если б вы только сумели рассказать мне хоть что-нибудь об этом доме или об этой улице, вполне возможно, что я извлек бы из этого описания очень и очень много.

— Описать наш дом…

Ну да, вполне разумное предложение. Только вот лежащее далеко за пределами возможного по причине чертовой амнезии, ограничивавшей меня единственным кадром, промелькнувшим перед моими глазами в пластиночном магазине — видом с точки зрения малолетнего ребенка на огромную, туманную фигуру отца, колдовавшего над скрытым от моих глаз проигрывателем.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *