— Действительно пора.
Лионель осмелился намекнуть:
— У этого места есть одна удивительная особенность — оно не становится хуже назавтра. Назавтра в то же время.
— Это просто удивительно, — улыбнулась Гиацинта.
— Да, но когда речь идет о таком важном деле, не стоит принимать на веру чужие слова.
— Думаете, мне следует убедиться самой? Может быть, так я и сделаю.
— Свистните, если я случайно буду проходить мимо, и скажите, убедились вы или нет. До свидания, Гиацинта.
— До свидания, Лионель.
Принцесса ласково кивнула и стала легко спускаться с холма. Лионель глядел ей вслед.
«И о чем только думает Удо? — удивлялся он. — Разве что она не любит животных… Целый день ждать. До чего же долго!»
Если бы ему стало известно, что Удо, теперь уже на двух ногах, в этот самый момент находится в саду графини, пытаясь, вот уже в пятый раз, поведать ей о своих юных годах в Арабии, он удивился бы еще больше.
Если вы помните, мы оставили Лионеля в Арабии. Три или четыре дня он гадал, что же случилось с Удо, чувствуя все большую необходимость что-то предпринять. Не в силах более оставаться в бездействии, он вскочил на коня и отправился в дорогу. Если Удо нужна помощь, он ему поможет. Если с Удо все в порядке, он с чистой совестью вернется в Арабию.
По правде говоря, Лионелем в значительной степени руководило чувство ревности.
Некий принц Периваль, гостивший при дворе его дяди, некогда искал руки принцессы Гиацинты, но, проиграв схватку со знаменитым семиголовым быком, припасенным для него Веселунгом, оставил свои попытки. У сего принца оказался портрет принцессы, написанный по его просьбе придворным художником, и он показал его Лионелю. Именно поэтому Лионель сначала отказался сопровождать Удо в Евралию, и по той же причине он с легкостью убедил себя, что в Евралию его призывает долг дружбы.
Всю последнюю неделю Лионель провел в лесу, потому что не совсем представлял себе, что делать дальше. Поскольку по дороге ему ничего не удалось узнать о Удо — ни двуногом, ни четвероногом, — следовало вернуться во дворец, потому что в противном случае он так ничего и не узнает. А если он вернется во дворец и выяснит, что с Удо все в порядке и что принцесса в него влюблена, случится самое худшее. Ему придется помогать ей восторгаться Удо — занятие совершенно неприемлемое для влюбленного человека, ибо к тому времени он твердо решил, что влюблен в Гиацинту.
Итак, ему пришлось ждать в надежде, что что-то случится. И вот сначала появилась Виггз и, наконец, Гиацинта. Теперь он был очень рад, что остался в лесу.
На другой день Гиацинта снова появилась на том же месте.
— Я знал, что вы придете, — сказал Лионель. — Не правда ли, все так же красиво, как вчера?
— Мне кажется, еще красивее, — ответила Гиацинта.
— Вы имеете в виду эти легкие белые облачка? Это я придумал разбросать их по небу. Я так и знал, что вам должно понравиться.
— Интересно, что вы делали целый день? Вы были очень заняты?
— Не очень. Во всяком случае, у меня нашлось время петь.
— А почему вы пели?
— Потому, что я молод, и потому, что лес так красив.
— И я тоже пела сегодня утром.
— Почему?
— Потому, что война с Бародией окончена.
По лицу Лионеля было заметно, что это известие произвело на него сильное впечатление.
— Но вам это, наверное, не так уж интересно. Вот если бы вы жили в Евралии… — слегка удивилась Гиацинта.
— Мне это как раз ужасно интересно. У вас есть время, чтобы как следует повосхищаться, а я пока подумаю. Смотрите, вон еще одно из моих облачков.
Лионелю действительно было над чем поразмыслить. Если война кончилась и король вот-вот вернется, Удо может остаться в Евралии, только если у него есть определенные намерения в отношении принцессы. Значит, если он вскоре отправится в Арабию, то… А что, если он все еще животное? Тогда он вряд ли отправится в Арабию… Есть и третья возможность: он мог вообще не доехать до Евралии. Масса вопросов, требующих ответа, и рядом с ним находится человек, который может дать эти ответы. Но нужна осторожность.
— Девяносто восемь, девяносто девять, сто! — громко сказал он. — Ну вот, теперь вы, наверное, насмотрелись.
— И что же вы решили? — улыбнулась Гиацинта.
— Решил? — Лионель удивился ее проницательности. — О нет, я ничего не решал, я просто думал. О животных.
— И я тоже.
— Как удивительно! Хотя это дурно с вашей стороны — ведь вы должны были восхищаться моими облачками. А о каком животном вы думали?
— О разных.
— А я думал о кроликах. Вам нравятся кролики?
— Не особенно.
— Пожалуй. Они такие прыгучие… А львы вам нравятся?
— Мне кажется, что у них какие-то глупые хвосты.
— Возможно. Как насчет барашков?
— В последнее время я совсем разлюбила барашков.
— Действительно, это не самые интересные из животных… Забавно, — заметил он как бы невзначай, пытаясь поймать ее взгляд, — что мне однажды довелось видеть помесь трех этих зверей.
— И мне тоже. — Гиацинта тяжело вздохнула, но Лионель видел, что подбородок у нее дрожит, и вдруг она обернулась и посмотрела ему в глаза, и они вместе рассмеялись.
— Бедный Удо! — сказал Лионель. — Как он теперь?
— С ним все в порядке.
— Все в порядке? Тогда почему он не… Правда, я очень рад этому.
— Он мне не понравился, — отвечала Гиацинта, покраснев. Потом она слегка улыбнулась и отважно продолжала: — Но, по правде говоря, сначала я не понравилась ему.
— Он хочет, чтобы его непрерывно ублажали. Это моя обязанность, а не ваша.
Гиацинта взглянула на него с новым интересом.
— Теперь я знаю, кто вы такой. Он мне о вас говорил.
— И что же он обо мне говорил? — спросил Лионель, изнывая от любопытства.
— Он сказал, что вы неплохо разбираетесь в поэзии.
Лионель был слегка разочарован. Он предпочел бы, чтобы Гиацинта услышала, что он неплохо разбирается в драконах. Однако теперь, когда они встретились, это не имело значения.
— Принцесса. — Он решил, наконец, объясниться начистоту. — Я думаю, вы все время задаете себе вопрос, что я вообще здесь делаю? Я приехал узнать, не нуждается ли Удо в моей помощи и не нуждаетесь ли в ней вы. Принц Удо был моим другом, но если он не друг вам, то и мне больше не друг. Расскажите, что здесь происходит и чем я могу вам помочь.
Комментариев нет