– Есть. Крысы. – Я поежилась. – А эти тоже переносят всякие болезни?
– Да, но вам ничего не грозит – я же его сжег!
– Сжег?!. – Я вспомнила голубую шерстку с оранжевыми пятнышками. Фиолетовая морщинистая кожа на мордочке, правда, оставила не самое приятное впечатление, но все равно стало как‑то не по себе.
И тут мы услышали, как чей‑то хрипловатый, безжизненный тихий голос проговаривал как заведенный:
– Яся… Такая девочка хорошая. Понимаете… Такая… девочка…
– Простите, что я вас побеспокоила, – раздался голос Джулианы, непривычно мягкий.
Она стояла на пороге какого‑то дома – те же обугленные бревна, из щелей треснувших ступенек покосившегося крыльца выбивались пучки серой травы и несколько тех самых цветочков, которые я окрестила «маргаритками». Что‑то маленькое и пушистое, на этот раз ярко‑оранжевое, шмыгнуло из приоткрытой двери и скрылось под крыльцом.
Женщина, с которой разговаривала журналистка, была уже немолодая. А может, просто выглядела так? Худая, сгорбленная, в шерстяном сером платье, черных перчатках без пальцев и выцветшем платке непонятного оттенка. У ее ног стояла деревянная кадка с огромными лопухами на мясистых стеблях с красноватыми прожилками. Я отметила, что одеты Джулиана и эта женщина были практически одинаково. Смотрелось очень органично, но мне это не понравилось. И Брэндону, кажется, тоже.
– Старшая моя… музыке училась, у маэстро Зорго Цума. Мой отец еще был жив, дед ее. Дудочку ей на день рождения сделал. Маэстро Цум отца уважал. – В голосе женщины были и гордость, теплота, и… горе… – Понимаете… Нам не положено толком учиться, но моя девочка была настолько талантливой, что… маэстро Цум взялся ее учить, в память о моем отце.
– А… ваш отец? – тихо спросила Джулиана.
– Он делал инструменты. Деревянные. Дудочки, воги, айлы… А прадед, мой дед, был настройщик. Так он рассказывал, будто его дед настраивал рояль у самого императора, во дворце. – Женщина говорила машинально, смотря перед собой мутным взглядом, ни к кому особо не обращаясь. – А Яся… Ясенька… она… простите… простите меня…
Слезы текли беззвучно, а в легких просто не осталось воздуха от судорог, вызванных рыданиями. И от этого беззвучного плача стало жутко и страшно. Я зачем‑то вспомнила мальчишек – холод сковал позвоночник, перехватило дыхание и захотелось немедленно вернуться и узнать, где все: мама, отец, мальчишки, Ричард…
– Его найдут, – уверенно и сурово сказала Джулиана, – найдут и убьют.
Женщина отрицательно покачала головой:
– Кто ж искать‑то будет? Кому мы нужны?
Тут наследник отмер и решительно направился вперед.
– Я обещаю вам, что виновник будет найден, – склонил он голову перед женщиной…
– Она ведь платья синие никогда не носила… Их же вообще никто не носит…
Похоже, женщина так и не поняла, что перед ней появился еще кто‑то. А я… Я позвала Ирвина. Вот с ним у меня получалось связаться всегда. Целитель появился и прогнал нас.
– Вас к этой несчастной зачем понесло? – строго спросил у подавленной Джулианы наследник.
Тут Ирвин посмотрел на нас недовольно – и нам сразу захотелось испариться. Мы, не сговариваясь, зашагали по дороге. Шли довольно долго, в полной тишине – каждый думал о своем. Наконец мы дошли до реки, разрезающей город надвое. Она величественно и неторопливо текла из вчера в завтра, смывая все: и скорбь, и радость. Первой молчание нарушила Джулиана:
– Я дала себе слово. Если соберусь писать о чем‑то, то всегда буду проверять информацию. Лично. Всегда.
Девушка смотрела на воду, крепко обняв себя за плечи, вцепившись пальцами чуть выше локтя так, что побелели костяшки. Ветер с реки развевал вьющиеся, длинные, неухоженные волосы, трепал подол серого шерстяного платья, которое было ей велико – линия плеча на рукавах съехала, и они почти полностью закрывали кисть. Удивительно, как ей удавалось в таком виде быть совершенно неотразимой! Она была прекрасна: огромные зеленые глаза на бледном лице, медный отлив волос, будто нарисованные брови, длинные пушистые ресницы и маленькая трогательная родинка над верхней губой слева.
Я залюбовалась Джулианой, забыв обо всем, – но тут увидела выражение лица Брэндона и вмиг спустилась с небес на землю. Я говорила, что залюбовалась Джулианой? Можете себе представить, что было с несчастным принцем…
– Зачем вы сбежали? – Брэндон нашел в себе силы очнуться.
– Ничего я не сбегала, – огрызнулась девушка. – Я отправилась работать. Если, конечно, вам известно значение этого слова.
– Не ругайтесь, – попросила я. – Не надо.
И они, разом кивнув, замолчали.
* * *
Когда мы оказались дома, Джон доложил, что миледи Журавлева еще не появлялась, зато нас почтил своим визитом его величество император Тигверд.
– Покормить мы его покормили, – успел шепнуть бывший солдат, – но…
– Я желаю побеседовать со всеми троими, – недовольно процедил Фредерик, появляясь в холле. – В кабинете Ричарда.
Брэндон выглядел раздосадованным, Джулиана испуганной. А мне было любопытно: что стоит за этим выступлением? Тревога за то, что нас понесло куда‑то не туда – да еще и без охраны? Или же тревога, что наследнику понравилась совсем уж неподходящая девушка?
– Итак. – Император решительно уселся за огромный стол Ричарда. Мы трое остались стоять, как двоечники на приеме у строгого директора. – Когда я отправлял Брэндона вам помочь, Вероника, я и не думал, что все зайдет так далеко.
Я посмотрела на императора с изумлением. Наследник, конечно же, промолчать не мог и съязвил:
– Конечно же… Я же вышел из покоев во дворце – и хоть кого‑то увидел, кроме стен.
– Миледи Вероника, – проигнорировал высказывание Брэндона отец. – Я требую, чтобы вы навели порядок среди ваших подопечных!
Я вздохнула, но промолчала, надеясь, что сейчас император проворчится и уймется. Ага. Сейчас.
– Я требую, чтобы вы оградили наследника от общения с теми людьми, – и Фредерик злобно уставился на Джулиану, – что не подходят ему по положению!
Кивнула. И нежно попросила, пытаясь не начать фразу со слова «дети»:
– Вы позволите нам поговорить с его величеством наедине?
Молодые люди поклонились и вышли. Не дожидаясь согласия императора.
Фредерик хранил гордо‑злобное молчание. Я дождалась, пока закроется дверь, дошла до ближайшего кресла и уселась.
– Чем больше вы будете давить, тем сильнее будет сопротивление, – сказала я ему.
Недовольное молчание в ответ.
– А будете обижать девушку, да еще и несправедливо, будет у вас семейный бунт.
Опять молчание.
– И вообще, вот чего вы хотели добиться этим демаршем?
– Вы же понимаете, что все происходящее между этими двумя – нелепо, – горько сказал Фредерик.
– Послушайте, – я посмотрела ему в глаза, – всю неделю у нас было тихо и спокойно. Все занимались делом. Конечно, Брэндон достаточно много времени проводил в обществе Джулианы, ему было интересно. Но не более. Наследник сопровождал ее, когда она собирала материал для статей, они обсуждали то, что девушка собиралась написать. Принес ей что‑то написанное. Они шушукались потихоньку, пока она правила и показывала, как лучше. Все.
Комментариев нет