Иллюзия

Мгновение атлет в белом и зеленоглазый молча буравили ее глазами, потом зеленоглазый вопросительно посмотрел на атлета.

– Ладно, – без эмоций произнес тот, обращаясь к рыжей стримерше. – Будь по‑твоему. Уходи.

Рыжая стримерша настороженно двинулась к зияющему в стене пролому, не отводя направленного на лежащую Олю оружия. Ее черные глаза торопливо бегали туда‑сюда, бросая взгляды то на зеленоглазого, то на атлета, то на собственный девайс‑оружие. Сара Коннор остановилась у пролома и потребовала:

– Снимите блокаду с моего портала!

Облаченный в белое атлет равнодушно произнес в никуда:

– Варвара?

– Да, Агнь? – красивый девичий голос, ответивший ему, было едва слышно, но Оле казалось, будто он прозвучал сразу везде.

– Сними блокировку с портала Избранной, – все тем же безэмоциональным тоном приказал атлет.

– Сделано, – последовал ответ.

– Найс! – оценила рыжая стримерша, косясь на свой девайс. – Гуд бай, мальчики! Больше не увидимся! А это вам на посошок!

Она резким движением ткнула оружием в сторону подвывающего на полу тощего, и Оля увидела, как его непонятный прибор, валяющейся рядом, вспыхнул огоньками индикаторов. Обоняние уловило резкий запах бытового газа, и Сара Коннор с язвительным смешком выпрыгнула в окно.

– Бомба! – отрывисто крикнул зеленоглазый и рывком метнулся к Оле.

Он упал прямо на нее, накрывая своим телом, и Оля успела заметить, как атлет в белом быстрым движением вскидывает на уровень груди руку ладонью вверх. Воздух вокруг неуловимо помутнел, и в следующее мгновение квартиру сотряс мощный взрыв. Все вокруг утонуло в кипящем пламени, яркая вспышка резанула глаза, и беспомощная Оля изо всех сил зажмурилась. Но ничего ужасного с ней не произошло, и даже грохот взрыва оказался каким‑то глухим и невнятным, словно Олины уши были заложены ватой.

– Успел? – рядом раздался голос атлета.

– Порядок! – ответил голос зеленоглазого, и Оля почувствовала, как исчезает тяжесть его тела.

– Она цела? – красивый девичий голос, принадлежащий той, кого атлет назвал Варварой, зазвучал совсем рядом.

– Цела, – ответил атлет. – Она сопротивлялась воздействию оборудования Чужих. Посмотри ее.

Оля открыла глаза и едва не задохнулась от ужаса. Квартиру было не узнать, а ее комната представляла собой просто жуткое зрелище. Взрывом вынесло две стены – ту, что выходила на улицу, и внутреннюю, отделяющую зал от маминой спальни. Мебель переломало и разбросало, всюду бушевало пламя, электричество вырубилось, все заволокло дымом, и видно было плохо. Атлет и зеленоглазый стояли посреди всего этого как ни в чем не бывало, и их одежды даже не запачкались. А прямо над Олей склонилась зловещая блондинка с ледяным взором, только на этот раз вместо королевского туалета со стрекозиными крылышками на ней было более практичное платье. Но тоже белое и, похоже, тоже не пачкающееся… Блондинка вперила в Олю пронзительный взгляд, и насмерть перепуганной Оле неожиданно стало легче.

– Я чувствую Образы Крови Древнего Рода, – голубые глаза блондинки словно потеплели. – ДНК в угнетенном состоянии. На нее длительное время оказывалось сильное враждебное воздействие.

– Пора уходить, – произнес атлет. – Погрузи ее в сон – и забираем.

Оля почувствовала, как расслабляется непослушное тело, и страдающий от боли мозг потерял связь с реальностью.

* * *

Сильные руки отца подхватывали крохотную дочку и вновь подбрасывали ее к небесам. Маленькая Оля, захлебываясь восторженным смехом, взлетала в прозрачную голубую высь, протягивая детские ручонки к ярко пылающему солнцу. Ласковое тепло солнечных лучей пропитывало тело, проникая в каждую клеточку, и она чувствовала себя воздушной и легкой, словно пушинка. Вот отец подбросил ее особенно сильно, и Оля‑пушинка поплыла над шумящим листвой лесом, паря над зелеными кронами вместе с лебяжьей стаей. Сотканное из солнечных лучей облако окутало ее целиком и понесло вперед, бережно удерживая в небесах и щедро одаривая теплом.

«– Ярило‑батюшка, пожги хворобы лютыя…» – Тяжелый бас, тихий и почему‑то очень добрый, мягко струился внутри солнечного сплетения, согревая каждую клеточку тела. – «Дщерь младую во Род вороти! Землица‑матушка, здравия дажди, Дый вольный, дыханьем овей, Водица чиста, чело окропи…»

Могучий и добрый бас стал совсем тихим, убаюкивая, и облако из солнечных лучей превратилось в солнечную колыбельку, внутри которой сладко спала Оля‑пушинка. Вокруг по‑прежнему распростерлась бесконечная лазурь небес, венчающая бескрайнее лесное море, неспешно летела по своим делам белоснежная лебяжья стая, было хорошо и совсем не страшно… Время почти замерло, переходя на неспешный шаг, и ласковый теплый сон обещал длиться долго, что очень радовало.

– Весняна! – Оля не столько услышала, сколько ощутила речь обладателя доброго баса. – Поди‑ка сюда, красавица! Дело свое я содеял, теперь твой черед больную целить!

– Я когда‑нибудь смогу сравниться с тобой, многомудрый Добросвет? – к ощущению баса прибавилось ощущение молодого женского голоса. – Не представляю, как можно достичь такого мастерства!

– С опытом все приходит, – добродушно ответил бас. – Дай только срок! Настанет время, ты и не с такой хворобой совладаешь. А покуда займись восстановлением исцеленной. Слаба она еще, внутренней силы нет совсем, коли не поддерживать ее со стороны, тако не переживет пробуждения Родовой Крови. Не должно случиться такому!

Олин слух затуманился, словно взор, и она перестала понимать ведущийся разговор. Оба голоса тихо звучали еще какое‑то время, потом теплый сон в ласковых солнечных лучах продолжился. Сколько она спала, Оля не понимала. Пожалуй, сна бы вообще не чувствовалось, если бы не едва заметные незначительные мелочи. Иногда что‑то тихо похрустывало в позвоночнике или немного зудели ноги, из‑за чего Оля‑пушинка во сне пыталась потереть ладошкой коленку. Время от времени теплота обволакивающего ее облака повышалась, и становилось немного жарко, но ласковый ветерок быстро возвращал Оле комфортное состояние. Это было даже интересно, потому что в шелесте ветерка иногда слышались удивительные нотки, напоминавшие тихий женский шепот. Один раз Оля даже расслышала слова, показавшиеся ей смутно знакомыми:

«Шла русалка лесной дорожкой, оцарапала нежну ножку…»

Понять, где и когда она слышала эту фразу, Оле не удавалось, зато возникало странное ощущение, будто она сама часто произносила ее, только было это очень давно, словно в другой жизни. А еще иногда становилось тяжело дышать, но это объяснимо: солнечная колыбель плывет высоко в небесах, наверное, порой она поднимается слишком высоко, а на большой высоте воздух разрежен и кислорода меньше обычного. Так что ничего удивительного. Тем более что ласковый ветерок быстро возвращался и сдувал лучистую колыбель на прежнюю высоту. Комфортное дыхание возвращалось, и Оля продолжала наслаждаться сном.

– Ольга! – Молодой женский голос выбрался из ласкового ветерка и с нотками веселья настойчиво зазвучал в спящем сознании. – Тебя ведь зовут Ольга? Вставай! Пора прогуляться!

Оля открыла глаза и увидела себя лежащей на большой резной дубовой кровати под мягким пуховым одеялом. Кровать находилась посреди просторной горницы, залитой ярким светом, врывающимся в помещение через большие прозрачно‑чистые окна. За окнами виднелась густая хвойная тайга, и громадные вековые деревья были покрыты ослепительно‑белым, искрящимся на солнце снегом. Рядом с кроватью стояла высокая и нереально красивая девушка в белом платье в пол, ручной работы, искусно украшенном красной рунической вязью, обрамленной свастичными узорами. В глаза бросалась толстенная, будто канат, коса из волос нежно‑соломенного цвета, достающая красавице до копчика, и неожиданно цепкий взгляд.