Игра престолов

— Великолепный дар, кхалиси, — оценил магистр Иллирио последний предмет, объяснив ей магические свойства мантии: — Сулит счастье.

Дары складывали вокруг Дейенерис в огромные груды, их было больше, чем она могла представить себе, больше, чем ей было нужно, больше, чем она могла использовать.

Наконец, кхал Дрого преподнес ей собственный дар. Когда он оставил ее, молчание побежало от центра стана и постепенно охватило весь кхаласар. Когда Дрого вернулся, плотная толпа подносящих дары дотракийцев расступилась, и кхал подвел к ней коня. Это была молодая кобылица, нервная и великолепная. Дени достаточно разбиралась в конях, чтобы понять, насколько это необыкновенная лошадь. Было в ней нечто такое, от чего захватывало дыхание. Шкура напоминала зимнее море, а грива курилась серебряным дымом. Дени нерешительно прикоснулась к ней, погладила конскую шею, провела пальцами по серебристой гриве. Кхал Дрого сказал что-то по-дотракийски, и магистр Иллирио перевел:

— Серебро к серебру твоих волос, сказал тебе кхал.

— Она прекрасна, — пробормотала Дени.

— Она — гордость всего кхаласара, — сказал Иллирио. — Обычай требует, чтобы кхалиси ездила на коне, достойном ее места возле кхала.

Дрого шагнул вперед и взял ее за талию. Он поднял Дени так легко, словно бы она была ребенком, и усадил в тонкое дотракийское седло, много проще тех, к которым она привыкла. Дени застыла, растерявшись на миг: никто не предупредил ее об этом.

— Что мне делать? — спросила она Иллирио.

Ответил ей сир Джорах Мормонт:

— Берите поводья и поезжайте. Но недалеко.

Волнуясь, Дени подобрала узду и вставила ноги в короткие стремена. Она ездила только на ярмарках и наездницей себя считать не могла; путешествовать ей приводилось на кораблях, фургонах, паланкинах, но не на конской спине. Помолившись о том, чтобы не упасть и не опозорить себя, Дени легко, едва ли не застенчиво прикоснулась к лошади и коленями послала ее вперед.

И впервые за последнее время совсем забыла об испуге. А быть может, и вообще впервые в жизни.

Серебристо-серая кобыла взяла с места гладко и плавно, толпа расступилась, не отводя от Дени глаз; она обнаружила, что несется быстрее, чем хотела, но скорость лишь обрадовала ее, а не испугала. Лошадь перешла на рысь, Дени улыбнулась. Дотракийцы торопливо давали дорогу. Хватало легкого прикосновения ногами, напряжения удил. Она послала лошадь в галоп, и дотракийцы захохотали, с криками отпрыгивая с пути. Когда Дени повернула обратно, прямо перед ней возник костер. Их сжимали с обеих сторон так, что не было места объехать. С неведомой до сих пор отвагой Дейенерис послала кобылу вперед. Серебряная лошадь перелетела пламя словно бы на крыльях.

Когда она остановилась возле магистра Иллирио, Дени проговорила:

— Скажи кхалу Дрого, что он подарил мне ветер. — Жирный пентошиец гладил желтую бороду, переводя ее слова на дотракийский, и тут она впервые увидела улыбку своего мужа.

Последний осколок солнца исчез за высокими стенами Пентоса на западе, но Дени потеряла счет времени. Кхал Дрого велел кровным всадникам привести своего собственного коня, стройного рыжего жеребца. Пока кхал седлал его, Визерис скользнул поближе к серебряной кобыле, впился пальцами в ногу Дени и сказал:

— Порадуй его, милая сестрица, или клянусь, ты увидишь такого дракона, какого еще не встречала.

С этими словами брата страх опять вернулся к ней. Дени вновь ощутила себя ребенком, тринадцатилетней одинокой девочкой, не готовой к тому, что ожидало ее.

Они оставили позади кхаласар и травяные жилища, они мчались, и звезды высыпали на небо. Кхал Дрого не говорил ей ни слова, но гнал своего жеребца крупной рысью в собирающейся тьме. Крошечные серебряные колокольчики в его длинной косе тихо позвякивали при езде.

— Я от крови дракона, — громко прошептала Дени, чтобы поддержать в себе отвагу. — Я от крови дракона. Я от крови дракона. Я от крови дракона. Дракон никогда не боится!

Потом она не могла вспомнить, сколько времени это длилось, но когда они остановились у заросшей травой низинки возле небольшого ручья, совсем стемнело. Дрого соскочил с коня и снял Дени с кобылы. В его руках она ощущала себя хрупкой как стекло, а руки и ноги сделались слабыми как вода. Беспомощная и жалкая, она дрожала в своих свадебных шелках, пока Дрого привязывал коней, а когда кхал обернулся к ней, заплакала. Кхал Дрого поглядел на ее слезы со странно бесстрастным лицом.

— Нет. — Он поднял руку и стер слезы с ее лица грубым мозолистым большим пальцем.

— Ты говоришь на общем языке? — с удивлением спросила Дени.

— Нет, — отвечал он опять.

Наверное, он знает одно это слово, подумала Дени, но она почему-то вдруг приободрилась. Дрого легким движением прикоснулся к ее волосам, пропустив серебристые пряди между пальцами, тихо бормоча что-то на дотракийском. Дени не понимала слов, но в голосе мужа слышались тепло и нежность, которых она не ожидала от этого человека.

Взяв за подбородок, он приподнял ее голову, и она заглянула в его глаза. Дрого возвышался над ней, как над всем вокруг.

Взяв Дени под руки, он посадил ее на круглый камень. Потом сел на землю перед ней, скрестив ноги. Их лица наконец оказались на одной высоте.

— Нет, — сказал он.

— Это единственное слово, которое ты знаешь? — спросила она.

Дрого не ответил. Тяжелая коса покрылась пылью. Он перебросил ее через правое плечо и начал по одному снимать колокольчики. Спустя мгновение Дени склонилась вперед, чтобы помочь. Когда они были сняты, Дрого кивнул. Она поняла. И медленно, осторожно начала расплетать косу. На это ушло много времени. Все это время он сидел, молчаливо следя за ней, и когда она закончила, мотнул головой и волосы рассыпались позади него темной рекой, намасленные и блестящие. Она никогда не видела таких длинных, черных и густых волос.

Теперь пришел его черед. Он начал раздевать ее. Пальцы Дрого оказались ловкими и странно нежными. Один за другим он снял с нее шелка. Недвижимая Дени лишь молча глядела ему в глаза. Когда он обнажил ее крохотные грудки, она не сумела справиться с собой, потупила глаза и прикрыла их руками.

— Нет, — сказал Дрого и отвел ее руки, мягко, но твердо, а потом опять поднял ее лицо, чтобы она глядела на него. — Нет, — повторил он.

— Нет, — отозвалась она словно эхо. Он поставил ее и придвинул к себе, чтобы снять последние одежды. Ночной воздух холодом прикоснулся к нагому телу. Дени поежилась, на ногах и руках выступила гусиная кожа. Она боялась того, что будет, но ничего страшного не случилось. Кхал Дрого сидел, скрестив ноги, впивая ее тело своими глазами. А потом начал прикасаться к ней, сперва почти незаметно, потом крепче. Дени ощущала свирепую силу в его руках, но ей не было больно. Он взял ее руку и по одному растер пальцы. Потом нежно провел рукой по ноге. Погладил лицо, уши, ласково повел пальцем вокруг рта, запустил обе руки в волосы и расчесал их своими пальцами. Потом повернул ее, растер плечи, провел рукой по спине.