Голос старухи звучал требовательно и раздраженно, чего Настя никак не ожидала. Ей стало неловко, она вернулась в комнату и закрыла за собой балконную дверь. Вешая куртку в шкаф, услышала стук. На пороге появилась соседка.
– Что‑нибудь случилось? – встревоженно спросила Настя, памятуя о том, что сказала ей старуха при знакомстве.
– Да, Настенька! – Соседка сияла. – Вот я давеча ворчала, брюзжала… А ведь не забывают старуху! Приехал мой ученик, один из немногих, радующих меня и по сей день. Пойдемте, я вас познакомлю. Не все же вам на машинке стучать.
Глядя на радостно возбужденную старуху, Настя не нашла в себе сил отказать ей. Понятное дело, хочет похвастаться преуспевшим в жизни учеником. Какие еще радости могут быть у одинокой пожилой женщины?
– Я приведу себя немного в порядок…
– Вы чудесно выглядите, Настюша, румянец – словно только что с прогулки. Идемте.
Войдя в номер к соседке, Настя невольно изумилась. На столе в вазе – виноград, гранаты, яблоки. Рядом бутылка коньяка, коробка дорогих шоколадных конфет, в тарелочке – нарезанный лимон. Но больше всего ее поразил огромный букет роскошных хризантем, розово‑кремовые лепестки которых с внутренней стороны отливали терракотовым. А с кресла встал ей навстречу крупный привлекательный мужчина. Классически строгое восточного типа лицо с темными миндалевидными глазами обрамлялось светло‑каштановыми, почти русыми волосами. Этот диссонанс делал его мужественную внешность мягче, обаятельнее…
– Дамир, – представился он, и Настя успела заметить какой‑то непонятный отблеск на его лице, словно бы он удивился тому, чему удивляться не положено, но вовремя спохватился.
– Анастасия. – Голос сделаем глуховатым, негромким, а улыбку Настя быстренько позаимствовала из арсенала одной французской звезды.
Дамир поцеловал ей руку, и под его теплым взглядом лед внутри у нее начал таять. Господи, как хорошо, что она пришла сюда! А ведь чуть было не отказалась.
Регина Аркадьевна достала чистую рюмку, налила коньяк и протянула Насте. Та сперва удивилась, что спиртное разливает пожилая хозяйка, а не мужчина, и тут же поняла, что рука ее – до сих пор в руке Дамира, а сама она стоит как соломенное чучело с блаженной улыбкой на лице. Смутившись, она отняла руку, но от рюмки отказалась.
– Вы совсем не пьете? – удивилась старуха.
– Не люблю коньяк.
– А что вы любите?
– Вермут. Лучше мартини.
– Я это учту, – сказал Дамир таким тоном, что Настю бросило в жар.
Дамир Исмаилов, как было рассказано в дальнейшем, родился и вырос в Городе, у Регины Аркадьевны учился с шести лет и подавал большие надежды, но, закончив музыкальное училище, поступил не в консерваторию, как все ожидали, а в Институт кинематографии. Теперь он работает на небольшой частной киностудии режиссером, свободно творит все, что ему взбредет в голову, смело экспериментирует, и иногда плоды такого своеобразного творчества даже получают какие‑то там призы на каких‑то там фестивалях. Небрежность, с которой говорил Дамир о фестивалях и призах, показалась Насте не то чтобы наигранной, а как бы неоправданной: на что же существует киностудия, если выпускает экспериментальные некассовые фильмы?
– А меня это не волнует, – Дамир весело улыбнулся. – Студия принадлежит на паях двум психам, которые искренне считают, что их талантливых детей не оценили в мире кинобизнеса, и готовы снять с себя все до нитки, только чтобы выходили фильмы, в которых их ненаглядные чадушки играют главные роли. У богатых, знаете ли, свои причуды. Денег у них – море, а откуда они их берут – не моя забота. Вы согласны?
– А в чем смысл экспериментирования?
– Это сложно объяснить на словах… Короче говоря, я пытаюсь использовать свое музыкальное образование и сам пишу музыку к фильмам, стараясь, чтобы она выражала именно то, что я хочу сказать как режиссер.
Когда Настя спохватилась, был второй час ночи. Она не смогла припомнить, когда еще ей было так хорошо в компании совершенно незнакомых людей. Виноград был сладок, кофе – крепок, старуха, вопреки опасениям, оказалась прекрасной собеседницей, живой, остроумной, лихо пила коньяк и заразительно смеялась. Глаза Дамира обволакивали Настю, его взгляд был уже не теплым, а обжигающим, и ей казалось, что она, отогревшись под этим взглядом изнутри, начала плавиться снаружи, у нее нет ни рук, ни ног, и вообще непонятно, как она сможет встать с кресла.
– Настя, не хотите прогуляться перед сном? – спросил Дамир, выглядывая в окно. – Там, между прочим, полная луна. Очень красиво.
– Давайте, – согласилась она, пожалуй, несколько более поспешно, нежели позволяли приличия. От старухи это не укрылось, и она заговорщически подмигнула Насте.
– Вы на машине, Дамир? – спросила Настя, медленно идя через озаренный лунным светом парк.
– Нет.
– Как же вы будете добираться? Городской транспорт уже не ходит, а на такси надежда слабая.
– А разве я не сказал? Я же купил путевку на неделю. Прямо сегодня и купил. Утром прилетел из Новосибирска, наша студия там находится, заглянул домой к Регине Аркадьевне, соседка говорит – она в санатории. Примчался сюда, а Регина мне и посоветовала здесь поселиться. А что? Комфорт, прекрасная кормежка, а главное – Регина рядом. Я ведь, собственно, к ней приехал. Хочу показать ей кое‑какие наработки.
– Похоже, вы до сих пор продолжаете у нее учиться, – тихо сказала Настя, плотнее закутываясь в шарф.
– Регина – гений, – очень серьезно ответил Дамир. – Чудовищная судьба и потрясающая стойкость. Она ведь хромая с детства. Хорошее лицо, дивные волосы, а во всю щеку – отвратительное родимое пятно. Талантлива она была невероятно. Специалисты слушали ее записи и шалели от восторга. Как только она появилась перед ними на сцене – все, конец. Это ведь были сороковые годы. Артист должен быть божеством, в него должны влюбляться, тогда на концерты будут ходить. А кто будет покупать билеты, чтобы слушать хромоножку с изуродованным лицом? О том, что люди должны слушать музыку в исполнении талантливой пианистки, и думать никто не хотел. Как же, зрелищность и грандиозность сталинских времен! Поэтому Регина поставила крест на исполнительстве и занялась преподаванием. Она и здесь заставила говорить о себе. Гений есть гений. Она умела за пять минут десятью словами и тремя аккордами объяснить ученику то, что другие педагоги вдалбливали неделями, месяцами. Если у ребенка есть хоть крошечная искорка, хоть малюсенькая крупинка способностей, под Регининым руководством расцветал дивный цветок. Дети ее обожали, родители боготворили. И новый удар! Ее не пустили вместе с учениками в Польшу, на Международный конкурс юных исполнителей. То есть все участники конкурса приехали со своими педагогами, а два человека из нашего Города – с инструктором горкома партии.
– Господи, как чудовищно, – вырвалось у Насти. – Но почему?
Комментариев нет